Другой Роберт Рождественский

В представлении большинства Рождественский – вполне обласканный властью, признанный – у нас по-всякому бывает - еще при жизни человек, автор множества великолепных стихов, лауреат Гос- и прочих премий. И все это так. Почти… На фоне разгульного поколения поэтов- шестидесятников, друзей и «близкого круга», Роберт Иванович давно почитается как символ порядочности, чистоты и непогрешимости. Правда ли он был таким? По своей ли воле принял на плечи этот неподъемный груз? Ведь при всей общности - душевной, ментальной, если угодно идеологической – Рождественский всегда был немного в стороне от всех, чуть-чуть не таким. А может быть, эти сомнения порождены всего лишь природным свойством поэта: он нравился абсолютно всем. Точнее, его все очень любили. А это так редко встречается – в отношении талантливых людей.

Сейчас, с годами, забылось, что путь Рождественского на самом деле не был выслан розами: у некоторых из них встречались острые шипы. После знаменитого разгрома Хрущевым стихотворения «Да, мальчики», например, многие поняли вой главы государства как сигнал к началу санкционированной травли поэта. И о Рождественском начали старательно… забывать. Он будто исчез с поэтического небосклона – его больше не приглашали на встречи, перестали издавать. А когда туман начал потихоньку рассеиваться, случилась другая беда: еще одно стихотворение вызвало недовольство в верхах, после чего Рождественский вообще уехал из Москвы и работал в Киргизии.

Так было? Было. Но постепенно горькие детали как-то скрылись за внешним ярким сюртуком победившего таланта и завоеванной известности. Пронзительная лирика Рождественского воспитала не одно поколение. Открытие в себе небывалых доселе чувств – это всегда «Как много лет во мне любовь спала». Опровержение современных представлений о ее длительности – «Мы совпали с тобой, совпали, в день, запомнившийся навсегда...» Простейшая формула счастья – «Человеку мало надо»… Неизбежный финал – звенящее «Мои дорогие, прощайте». Вот и сегодня на вопрос о Рождественском большинство ответит – а, поэт-лирик…

Но чем больше читаешь Рождественского, чем глубже погружаешься в мир его размышлений и тревог, тем больше ощущаешь холодок понимания, бегущий по коже.

Лирика – да. Но есть Рождественский иной, бьющий в другое… Ведь это он скромно поднимал из небытия имя Мандельштама и сделал все для открытия музея Цветаевой, да и за изданием знаменитого сборника «Нерв» Высоцкого через год после смерти актера-барда стоял он – оказывается, беспредельно смелый человек!

А есть и еще один Рождественский. Раздающий пощечины философ и гражданин... Странным образом эти безжалостные его стихи известны меньше лирических, хотя явно заслуживают большей известности:

О стену разбивая лбы,
летя в межзвездное пространство,
мы все-таки рабы.
Рабы!
Невытравимо наше рабство.
И ощущение стыда
живет почти что в каждом споре…
Чем ниже кланялись тогда,
тем громче проклинаем после!

И запредельной болью сочится просто и четко выписанное:

В государстве, где честные наперечет,
все куда-то уходит,
куда-то течет:
силы,
деньги,
двадцатый троллейбус,
искореженных судеб нелепость…
Все куда-то уходит,
течет не спеша:
воспаленное лето,
за летом — душа.
Облака в оглушительной сини.
Кран на кухне.
Умы из России.

…Увидев троллейбус № 20 – всегда вспоминаю эти строки. Он по-прежнему идет своим маршрутом, и идут также годы – маршрутом своим… И уже больше двадцати лет нет с нами Рождественского – он умер в 1994-м, застав начало перемен. Обнаруженную опухоль мозга прооперировали, и он даже продолжал писать. «Непосредственной причиной смерти стал инфаркт» - сообщили тогда. Сердце подвело. Наверное, слишком много оно перечувствовало за жизнь, слишком сильно любило. А может быть, оно не справилось с самым главным вызовом, что бросил Рождественский жизни и себе: смелости жить, оставаясь порядочным человеком.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции