Не лезьте в личное пространство

 Как вы двигаетесь по отношению к вашим соседям — лицом или спиной? Ну что за вопрос, право! Вы же воспитанный человек, поэтому, разумеется, идете лицом, дабы не оскорбить визави осязанием своей задницы.

Двух мнений быть не может.

Оказывается, может! В ряде стран придерживаются ровно противоположных взглядов, и, если вы пойдете по заполненному ряду лицом к другим зрителям, они сочтут это крайней бестактностью и немедленно запишут вас в невежи. Потому, что ваш нос окажется вплотную к их носу, вы угостите их своим запахом и рассмотрите их припудренные прыщики, иными словами — бесцеремонно нарушите их личное пространство, как ныне принято выражаться. Так что имейте в виду: для европейца ваша попа предпочтительнее вашей физиономии.

Личное пространство — это тема тонкая. Вот, например, пространство такси — для кого оно личное? Для водителя, который обставляет рабочее место по своему вкусу? Или для клиента, платящего деньги за проезд в салоне авто? Стоянка такси в большом европейском городе. Вдоль тротуара выстроены в линию несколько автомобилей. Вы можете выбрать любой из них, но неписаные правила гласят, что нужно сесть в тот, который стоит первым. Ладно, вы открываете дверцу, и вам в нос ударяет сигаретно-чесночное амбре. Заднее сиденье, где вы собирались усесться, не блещет чистотой, к тому же там валяются мятые газеты и старая бейсболка.

Бардак-с. А ехать вам не меньше получаса. Как поступить? Если водитель белокожий — немец, бельгиец, итальянец и т д., — можете заявить ему, чтобы сначала прибрался в машине, а уже потом приглашал пассажиров. И решительно направляйтесь к авто, стоящему следом. Вероятность контрвыпада возможна, но невелика. Куда хуже, если таксистом окажется афроамериканец или, предположим, пакистанец, — тут уж вся улица услышит, что вы расист, и если не желаете ехать с темнокожим шофером — катитесь вон из цивилизованной страны. Может, по-своему оратор прав, требуя уважения к себе и даже не догадываясь, что, предлагая сесть в загаженную тачку, он оскорбляет вас. Но тут уж, как говорится, конфликт интересов.

Кстати, скорее всего, другие таксисты из этой очереди вас не возьмут — себе дороже. И вы, оскорбленный, беспомощный и оттого втройне злой, быстренько поймете, чье тут личное пространство. Со мной такое случалось, состояние тошнотворное.

А вот мой приятель, живущий в Вене, ведет с этой публикой позиционную войну. Он садится в такси, даже если там пахнет табаком, жвачкой и немытым телом, и ждет, пока водитель начнет разговаривать по мобильнику. Делать это во время движения категорически запрещено, но мигранту-таксисту эти правила по африканскому барабану, ему же хочется потрындеть! И в этот момент пассажир набирает телефон компании, к которой приписано такси (этот номер всегда находится на передней панели), и сообщает, что водитель такой-то (имя указано там же) разговаривает по мобильному телефону во время езды.

Шофер слышит этот текст, понимает, что получит крупную взбучку, и устраивает сцену. Клиент же, не дослушав монолог водителя, повторно звонит в компанию и описывает поведение их сотрудника, а заодно запахи и прочие прелести салона.

Диспетчер благодарит за информацию, просит пассажира немедленно покинуть машину, в течение минуты ему будет предоставлена замена. Мой приятель со змеиной улыбкой желает взбешенному таксисту скорейшего трудоустройства.

Он ничем не рискует: это у нас подобный диспут может закончиться членовредительством, в Европе же скандаль хоть до визга, однако пальцем тронуть не моги — впаяют срок.

Но вернемся к родным палестинам. Только выйдем из такси на просторы улиц.

Эту сценку я наблюдал аккурат посреди Арбата. По улице шел человек, и все на него заглядывались. При том, что ничего выдающегося в нем не было, — обычный мужчина вполне приличного вида.

Причина же всеобщего интереса состояла в том, что он орал. Просто шел и орал в пространство. «Я сколько раз говорил, чтобы такие вопросы согласовывали со мной? Срочно звоните этим козлам и скажите, что семь процентов — это максимум!» И уже через минуту: «Котик, сейчас очень занят, приеду к восьми, чмокичмоки!» И опять: «Как же вы меня достали, придурки!» Люди на улице расступались, давая дорогу горлопану. Но стоило ему приблизиться, как становилось ясно, что это вовсе не городской сумасшедший.

Потому что в руке он держал мобильный телефон, а в ухе торчал наушник. Так что гражданин не дурковал, а решал вопросы. Оставалось понять, чем было вызвано его публичное одиночество — непониманием, что его слышит вся улица, или ему было попросту начхать на окружающих. Вторая версия правдоподобнее.

Не осмелюсь присваивать целую улицу Арбат, но поскольку в тот момент я там находился, полагаю, что этот крикун вторгся в мое личное пространство. Так же, как и в пространство других прохожих. Хотя допускаю, что я какой-то чересчур впечатлительный — слишком многое, никак ко мне не относящееся, меня оскорбляет. К примеру, когда матерятся девочкишкольницы. Или когда водитель немытого и ржавого «жигуля» цепляет на антенну гвардейскую ленточку.

Или когда Обама на саммите жует жвачку (впрочем, это уже не актуально).

Почему-то мне кажется, что эти люди хотят задеть персонально меня. И у них это получается! Вот только напрасно они так небрежны, стоило бы просчитывать ходы, а то ведь можно нарваться. Такое случается, и вот вам пример.

Три милицейских чина (в то время только решался вопрос о переименовании милиции в полицию), два полковника и майор, были командированы в Германию для участия в семинаре европейских силовиков.

Разминаться начали еще в «Шереметьеве», в полете усугубили водочкой из Duty Free, и на паспортном контроле аэропорта Шенефельд майор весело объявил: «Их бин оберштурмбанфюрер Любке! Зиг хайль!» — и выбросил вперед правую руку.

Полковники, гогоча, повторили нацистское приветствие. В ответ пограничник вызвал наряд, и делегацию отвели в полицейский департамент аэропорта, где сидел молодой парень с лейтенантскими погонами.

Три богатыря объяснили через переводчика, что это была дружеская шутка, не серчай, сынок, мы же все из одной системы, вот завтра расскажем вашим ребятам, как защищать закон. В знак корпоративной солидарности «оберштурмбанфюрер» вынул из ручной клади бутылку «Столичной». Немец, однако, встречных чувств не проявил, водку не взял и, оценив тяжкое состояние доставленных, отпустил их ко всем чертям.

Инцидент не испортил настроение стражам правопорядка. «В Москве мы тебе устроим Любку!» — прикалывали полковники майора. — Полгода будешь угощать!» Посидели на семинаре, поделились опытом, а накануне возвращения всем троим на рецепции вручили уведомления. Российским милиционерам надлежало прибыть в полицейский департамент аэропорта за четыре часа до вылета самолета в Москву. Подумав, решили подчиниться.

Тот же самый лейтенант ознакомил их с параграфом 86а Уголовного кодекса Германии, который запрещает использование фашистской символики, в том числе приветствия. Нарушителей ожидает тюремное заключение сроком до трех лет.

Запахло жареным.

Несмотря на то, продолжил лейтенант, что по званию он ниже российских офицеров, по долгу службы обязан принять к ним соответствующие меры. И вынул из стола три папки, на обложках которых красовались фотографии фигурантов. Натурально досье из нашего управления кадров, ахнули милиционеры, да как же он это раздобыл? И жуткая догадка стукнула в буйные головы: в Москве уже все знают! Значит, скандал, увольнение со службы, лишение званий и наград, да еще, не приведи бог, сделают оборотнями в погонах! Может, лучше отсидеть в цивильной германской тюряге? Мысли путались и рвались.

Герр полицай продолжал через переводчика кошмарить несчастных. Как, спрашивается, могли русские офицеры отпускать идиотские шуточки на такую болезненную для германского народа тему? Как посмели бесцеремонно вторгнуться в личное пространство немцев и нанести им тяжкое оскорбление? Экзекуция была долгой и красочной.

Наконец, лейтенант утомился и перешел к выводам.

Ознакомившись с вашими личными делами, сказал он, считаю возможным ограничиться строгим предупреждением, подпишите протокол и можете идти на посадку. Но при повторе инцидента к вам будут применены самые строгие меры.

Сбивчиво благодаря, милиционеры попятились к двери. «Скажите, а как вы достали наши досье?» — поинтересовался на дорожку майор. «По своим каналам», — ответил лейтенант и, словно прочитав мысли троицы, добавил: «Мы не будем информировать о случившемся ваше руководство. Можете считать это корпоративной солидарностью». И противно усмехнулся.

Посадка в самолет заканчивалась, но майор все же успел заскочить в Duty Free. А то все нервы измотали.

Продолжение следует