Распалась связь времен

А вот театр наш практически проигнорировал дату. Досадно и непонятно. Ведь интерес театралов к октябрьским событиям был всегда, как, впрочем, и у больших режиссеров. Мейерхольд, например, поставил «Мистерию-буфф» Маяковского уже к первой годовщине Октября. Чуть позже, движимые идеей передать энтузиазм людей, блистали жанровым разнообразием спектакль-митинг  «Зори» по пьесе Эмиля Верхарна, агитспектакль «Земля дыбом», агитскетч по роману Ильи Эренбурга «Трест Д.Е.» И если на столь кардинальное событие реагировать сразу было непросто, и музы поначалу молчали, переваривая звук залпа «Авроры», то отстоявшиеся за десятилетия мысли художников непременно находили путь к зрителю. И «Виринея» в Театре Вахтангова, и легендарные мхатовские «Дни Турбиных», и «Любовь Яровая» в Малом, и последовавшие позднее революционная трилогия в «Современнике» и «Десять дней, которые потрясли мир» на Таганке…

И за всем этим, даже при наличии атрибута коньюктуры, все-таки читалось стремление к познанию правды революции, открывающейся постепенно. Хорошо помню ленкомовскую «Диктатуру совести», поставленную уже в период гласности, но все еще недоступности архивных источников. Словно под большой медицинской лампой на операционном театральном столе препарировалось Революционное Историческое Явление. Припоминались и мрачноватые прогнозы Верховенского из пьесы «Бесы», с его теорией раздела общества на пятерки с целью кровавого контроля. Возникали идеологически заштампованная училка и ее ученики - «передовые комсомольцы», за пределами школы живущие по законам зверинца. Рассматривались идеи популярного в 1930-е революционера Хосе Марти, именем которого у нас назывались колхозы, и который при этом рьяно отстаивал права частной собственности. А как показателен был образ бывшего большевика, с годами начавшего демонстрировать стремление к неограниченной власти. И когда противоречивость фактов заходила в тупик, Олег Янковский брал микрофон и просто спускался в зал, который превращался в импровизированный митинг. В то время митинги еще были запрещены.

Я очень любила этот захаровский спектакль за явную конфликтность собранных фактов и ребром поставленные вопросы. Над которыми невозможно было не размышлять.

Поэтому сам факт того, что в год столетия «Великого Октября» наш театр остался глух к революционной тематике, настораживает и нервирует. Все-таки назначение лицедейства – «держать… зеркало перед природой, являя  всякому веку и сословию - его подобие и отпечаток». А не доводить до отупления публику очередной комедией о любовнике под кроватью.

И то, что театральные режиссеры сегодня не чувствуют необходимости  переосмысливать октябрьские события, не считая их частью собственной истории, вызывает опасения, как бы нам не превратиться в «Иванов, не помнящих родства». Ведь если урок так нас ничему не научил, то история может повториться на новом витке - еще более кровавом и беспощадном.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции