Режиссер Юрий Норштейн: Подлинное начинается тогда, когда человек ищет себя

23 марта в Центральном доме кинематографистов пройдет фестиваль «Эхо Суздаля», на котором представят лучшие фильмы XXIII Открытого фестиваля анимационного кино. Юрий Норштейн по традиции проводит разбор «полетов» — дебютных и студенческих работ молодых мультипликаторов.

— Юрий Борисович, чего не хватает сегодняшней молодежи, делающей первые шаги в анимации, если сравнивать ее с вашим поколением?

— У нас неплохая молодежь, но ей не хватает внимания к жизни и сердца. Это тенденция — ремесла сегодня становится больше, чем чувства. Уходит понимание, что подлинное начинается тогда, когда человек ищет себя. И это гораздо важнее, чем придумать какие-то эффектные повороты или изображения. Кроме того, мне кажется, что наши ребята просто забыли, что у них есть рука. А ведь «рука воспитывает». Это старая мысль, не моя, она проходит по всем мировым философиям, но от этого не становится менее верной. Зато не забывают про «бабло» и про то, где и как его можно сорвать.

А еще в молодых аниматорах не хватает жертвенности. Современный человек очень любит себя. В Библии сказано: возлюби ближнего, как себя самого. Ближнего не любят, а себя — да, любят, но при таком раскладе эта формула теряет смысл. Я говорю сейчас, казалось бы, очень тривиальные вещи, но на самом деле они — суть искусства. Когда человек открывает новые острова, он рискует. Гоген отправился черт знает куда, и все смотрели на него, как на сумасшедшего. Но он в итоге открыл новый мир, другую планету. Как в свое время открыл другую планету Миклухо-Маклай. Но выяснилось, что и там живут люди, и даже мозг у них весит больше, чем у среднего европейца.

— А как влияет на искусство анимации тотальная компьютеризация?

— Компьютер вообще много гадостей сделал, но это отдельный большой разговор. Я точно знаю, что открытие происходит там, где карандаш ломается, где ногти грызутся, где сердце надрывается, — другого не дано. Но все стремятся, образно говоря, проплыть быстро. И непременно хотят успеха.

— А вы сами к успеху как относитесь?

— Я считаю, что если успех приходит, про него сразу же надо забывать. Чем раньше забыл, тем лучше.

— Мы практически не имеем возможности посмотреть сборники авторского анимационного кино на большом экране. Раньше был кинотеатр «Баррикады», где мультики шли нон-стопом. Создается ощущение, что сегодня новые мультгерои мгновенно перекочевывают в компьютерные игрушки.

— К сожалению, деньги съели человека. Молодые думают о них, а не о том, что останется в человеческой душе, что зритель будет вспоминать, что его полоснет. Развивать анимацию пытаются не за счет уровня кинематографа, а за счет стрельбы шрапнелью по площади: глядишь, что-то да попадет.

— Ну а в противовес что можете привести из классики?

— В противовес? Хотя бы фильм Эдика Назарова «Путешествие муравья». И сразу всем все становится понятным. Но, справедливости ради, надо сказать, что и внутри потока сегодня все равно попадаются очень пристойные фильмы.

— И что вы для себя выделили?

— Фильм «Питон и сторож» Антона Дьякова. И еще мультфильм о забастовках шахтеров Константина Бриллиантова «Умба-умба». Причем я не знаю, какой фильм дальше сделает этот режиссер. И будет не его вина, если дальше он будет делать анимацию невысокого уровня. Все дело в нынешнем производственном устройстве кинематографа. Если эта линия будет продолжаться, то мы будем терять и терять.

Серенький волчок из колыбельной песни — главный персонаж мультфильма Юрия Норштейна «Сказка сказок» / кадр из мультфильма «Сказка сказок»

— Что именно вы имеете в виду?

— Во-первых, тендеры. Это омерзительная штука, хотя кому-то она и приносит деньги. На конкурс подается штук двести сценариев, из них выделяют несколько. Мне совершенно ясно: комиссия не способна пропустить такое количество информации через себя. А значит, надо менять сам принцип. Далее. Вот возрождается «Союзмультфильм». Это хорошо, что организуется новая студия. Но форма, когда абсолютно все фильмы «вповалку», ничего хорошего не принесет: поэтому-то там сегодня меньше всего мелькает слово «творчество».

— А что там мелькает?

— Там мелькают слова «успех», «доход», словосочетания «быстрота выхода», «оправдать деньги», но только не «творчество». Если студия строится на всем этом, то ничего хорошего быть не может. Я к этой студии никакого отношения не имею и не хочу иметь. И не устаю говорить, что слово «техно» в переводе с греческого обозначает «искусство», о чем все забыли. В понятие «технологии» входят не только технические уловки, но и сама организация пространства, место, где художник творит. И если мы взглянем в сторону большой литературы, то вспоминаются знаменитые 50 000 чашек кофе, выпитых Бальзаком во время работы. А Хемингуэй выпивал по полбутылки вина, Шиллер пил шампанское. А кто-то выкуривал несметное количество трубок. У каждого — свое, и все это тоже входит в понятие «технология», потому что формирует благоприятное пространство, где рождается шедевр. Один пишет в уединении, а кому-то надо поставить стол посреди шумной толпы, и это будет в радость. В мультипликации — так же.

Если всех посадить в одинаковые условия, в общий зал, ничего хорошего на выходе не получится. Я всегда привожу в пример старый «Союзмультфильм», на территории которого стоял покосившийся дом — он скрипел, хрипел, словно у него была экзема легких.

И вот в этом доме были сделаны шедевры. Там Назаров сделал свои фильмы «Жилбыл пес» и «Путешествие муравья», Андрей Хржановский — трилогию по рисункам Пушкина, Хитрук создал свой «Остров». Почему? Это было живое место. Ты шел по улице к двери дома, и уже на уровне коленок, в полуподвальном окошке видел, как внизу копошились люди, что-то рисовали, хохотали. А сегодня мы можем построить Авеню, но живого там не будет.

— Видимо, именно эта точная передача вашего, очень личного, восприятия старой Москвы и обеспечила успех мультфильма «Сказка сказок». Кстати, почему вы его называете самым дорогим для вас?

— Эта картина — личная и исповедальная. Она связана с Марьиной Рощей, в которой я прожил почти 25 лет. Я оттуда уехал, потому что нашего дома больше нет. А есть огромный шестнадцатиэтажный. И мост — теперь уже не тот, который есть в финале фильма. А я помню мост, мощенный булыжником. И помню, как вечером в августе, когда шли дожди, пахла пыль, прибитая каплями. И как гремели колесами синие автобусы, которые тогда ходили по Москве…

— Двухэтажный старый дом в Марьиной Роще, свеча в банке, чтобы не задуло ветром...

— И одноногий сапожник, перед которым на куске фанеры разложена обувь. Разнопарки. Обуви тогда было больше, чем ног после войны. А еще желтые акации на бульварах, в густоте кленов тлеющий свет фонарей и тени на земле… Если вы помните, фильм начинался с большой белой скатерти, закрывающей все столы во дворе, вынесенные из коммуналок. Солнечное тепло, осеннее — бабьего лета. Люди сели за столы перед тем, как разъехаться из этого дома навсегда. В этой последней встрече должны были проявиться все, кого я знал, — и те, кого уже нет, тоже… И на перекрестье их разговоров все и должно было вырасти. Вся история дома. А в сущности — вся история страны.

Все это сорганизовалось в один сюжет, сюжет-гармошку, расширяющийся, а в конце — сведенный к одному простому звуку: «Живем». Потому что наше детство пришлось на конец войны, и мы вечно должны помнить, что счастье — это каждый мирный день. Каждый. Да, этот фильм — особая страница моей жизни. В нем соединились целые пласты: мое детство, мое представление о том, какие именно мгновения дают человеку секунды счастья. И какой ценой оплачивается это счастье. Так что это не просто фильм о Москве. Хотя после него я вновь обрел соседей, с которыми когда-то жил в 8-м проезде Марьиной Рощи. Они появились вдруг на моих просмотрах, я стал получать от них письма.

Сегодня же я не всегда могу понять, где в тех или иных коммерчески успешных картинах есть этот самый магический кристалл. Вот «Маша и Медведь», например. Но меня впечатляет не сколько людей это посмотрело, а каковы, скажем так, последствия их внимания. Кто из героев затем начнет «прорастать» внутри зрителя в те сомнения, переживания и волнения, то есть во все то, чем откликается в нас большое искусство.

ДОСЬЕ

Родился в 1941 году в Пензенской области, вырос в Москве, в Марьиной Роще. В «Союзмультфильм» пришел в 1961 году после окончания двухгодичных курсов мультипликаторов. Самые известные работы Норштейна в качестве режиссера — «Ежик в тумане» (1975) и «Сказка сказок» (1979), а как художникамультипликатора — «Каникулы Бонифация» (1965), «Варежка» (1967), «Лошарик» и «Чебурашка» (1971), «38 попугаев» (1976).

РЕКОРД

Юрий Норштейн является своего рода чемпионом мира по продолжительности работы над одной анимационной картиной: 37 лет идут съемки мультипликационного фильма по гоголевской «Шинели». Работа началась в 1981 году и несколько раз прерывалась по разным причинам. Норштейн работает в сложной перекладочной технике и снимает только на кинопленку, игнорируя современные способы видеозаписи.