Главное
Путешествуем ВМесте
Карта событий
Смотреть карту
Сторис
Если попали в ДТП, что делать? Полицейский с Петровки

Если попали в ДТП, что делать? Полицейский с Петровки

Теракт в Крокус Сити

Теракт в Крокус Сити

Какие профессии считались престижными в СССР?

Какие профессии считались престижными в СССР?

Выборы

Выборы

Ювелирные украшения из СССР

Ювелирные украшения из СССР

Идеальный мужчина

Идеальный мужчина

Полицейский с Петровки

Полицейский с Петровки

Фестиваль молодежи

Фестиваль молодежи

Русский след в Гарри Поттере

Русский след в Гарри Поттере

Оскал эффектной пустоты. Николай Бурляев озабочен отсутствием на нашем экране исканий человеческого духа

Развлечения
Оскал эффектной пустоты. Николай Бурляев озабочен отсутствием на нашем экране исканий человеческого духа
Режиссер, сценарист и писатель Николай Бурляев в студии сетевого вещания «ВМ» / Фото: Павел Волков, «Вечерняя Москва»
Во вторник, 22 мая, стартует XVII Международный кинофорум «Золотой Витязь» — единственный в своем роде. Он провозгласил своей целью утверждение нравственных идеалов и возвышение души человека. О состоянии современного российского кино и его перспективах наш кинообозреватель беседует с президентом фестиваля, кинорежиссером, народным артистом России Николаем Бурляевым.

— Николай Петрович, программа XVII Международного кинофорума «Золотой Витязь» собрана полностью. Самое время проанализировать, чего же сегодня не хватает современному российскому кино.

— Ему не хватает главного — того, что было доступно советскому кинематографу, когда творили Сергей Бондарчук и старший Герман, Тарковский, Шукшин, Чухрай, Озеров, Ростоцкий, и я мог бы прибавить еще четыре десятка имен замечательных режиссеров. Эти люди создавали киноискусство, руководствуясь высшими критериями таланта и нравственности. Сейчас это утрачено, предано, потому что в кино пришел торгаш. Руководство правительства поставило перед Фондом кино и перед всей нашей кинематографией неправильную, на мой взгляд, основную задачу — «делать кассовые, коммерческие фильмы», то есть делать на кино деньги. Осуществление этой задачи было доверено для исполнения удачливым, с точки зрения проката, компаниям, которые вроде бы доказали, что их фильмы смотрят. Чиновники Минкультуры и руководители Фонда кино утверждают, что у нашего кино происходит «движение вверх». Но это — как посмотреть. Если считать удачей успех в прокате (при агрессивной рекламе центральных каналов) нескольких фильмов, которые за десятилетие можно пересчитать по пальцам одной руки, то лично я не стал бы называть это возрождением российского кино. Пять-семь картин в прокате действительно окупились. Но 90 процентов созданных фильмов в прокате провалились, и значит, цель, поставленная государством, не достигнута. Между тем, вместе с этой вредоносной ориентацией на кассовое, «рыночное» кино, понижающее духовный уровень нашего народа, мы в итоге сдаем собственные духовно-нравственные высоты, которые были достигнуты нашим советским кинематографом. Мы потеряли то «третье — духовное измерение», которое было в лучших его образцах. Этого третьего измерения нет, разумеется, и в американском кино, ставшем для нас эталоном, потому что американские коллеги изначально ориентировались именно на коммерческий промысел. Но они сумели и нас в это свое русло вовлечь! Мы тоже ударились в «доходный промысел», в «эффектную пустоту» — эти точные определения подобного рода «искусства» принадлежат великому русскому мыслителю Ивану Александровичу Ильину и в полной мере применимы к современному российскому кинопроцессу.

— Но при всем том вы же как-то набираете программы «Золотого Витязя», ставя девизом вашего форума слова: «За нравственные идеалы, за возвышение души человека». Значит, не все так печально, если на грядущем кинофоруме будет показано 135 картин?

— Конечно, мы можем набрать программу, потому что в ней есть не только игровые картины, но и документальные, анимационные, студенческие и детские фильмы. Мы собираем конкурсную программу, потому что есть в этом мире те подвижники кинематографа, которые все эти годы не предают кино как высокое искусство. Фестиваль родился в 1992 году. Это были годы перестройки, когда актеры, не находя применения в профессии, уходили в частный бизнес и наше кино терпело поражение. Мне очень захотелось тогда понять, много ли нас осталось, и есть ли оно вообще, русское кино? Или с уходом Шукшина — как я тогда думал — на экране перестала говорить русская душа.

И вот когда я эти картины по России собрал, то увидел: русское кино есть несмотря ни на что, и объявил, что будет вот такой фестиваль — «Золотой Витязь». Название, кстати, родилось одной бессонной ночью: мне хотелось, чтобы фестиваль звучал по-русски мощно, жизнеутверждающе. И девиз сформировался в ту же ночь: «За нравственные идеалы, за возвышение души человека». Но уже через три года митрополит Иоанн Санкт-Петербургский и Ладожский предложил добавить: «За нравственные, христианские идеалы». Я с опаской принял это предложение, так как думал, что оно ограничит наши возможности. Я ошибался! С годами мне стало ясно, что для того, чтобы остаться в веках, художник должен не бояться оставаться в одиночестве наедине с Богом. И тогда не будет на экране ни пошлятины, ни патологии, ни прочего непотребства.

— Какие из последних российских фильмов нравятся лично вам?

— Будучи заместителем председателя общественного совета Минкульта России, я проанализировал работу Фонда кино за семь последних лет. Из 150 созданных фондом фильмов я мог бы назвать интересными лично мне шесть-семь. Среди них — две картины Никиты Михалкова, «Брестская крепость» Александра Котта, «Время первых» Дмитрия Киселева, «Салют-7» Клима Щепенко. Это то, за что мне как профессионалу не стыдно. А вот недавно вышедшие, расхваленные чиновниками, прокатчиками и телеканалами фильмы «Лед» и «Движение вверх» я считаю движением вниз нашего кинематографа. Фильмы с несостоятельной драматургией, примитивной режиссурой и слабым, обездушенным актерским уровнем. В советское время, кстати, такого рода фильмов на спортивную тему делалось немало, и все они были гораздо талантливее. Ощущение создается такое, что наши кинодраматурги разучились писать сценарии, режиссеры не обучались профессии, актеры взяты с улицы. Фильм «Движение вверх» держится на последних трех секундах, весь фильм к этим трем секундам готовят зрителя. Прекрасно, что были эти три легендарные секунды в истории советского спорта, но этот достойный факт не делает достойным фильм. Зазывающая агрессивная реклама заинтересованных телеканалов: «Иди — смотри, Россия!» Постановочные показы лиц подростков, выходящих из зала со словами: «Круто!»

— Май и июнь — месяцы, когда мы особенно остро вспоминаем события Великой Отечественной войны. Вы снимались в великих военных фильмах «Иваново детство», «Военно-полевой роман», «Проверка на дорогах». А что скажете о современном военном кино?

— Справедливости ради надо сказать, что я не видел последние военные фильмы — «Танки» и «Панфиловцев», но те картины, которые видел, однозначно понижают высокую планку, заданную режиссерами-фронтовиками Сергеем Бондарчуком, Станиславом Ростоцким, Григорием Чухраем, Юрием Озеровым... Именно на примере современных военных фильмов более всего становится очевидным, что мы утратили великую российскую драматургическую, режиссерскую и актерскую школу. Фильмы о войне 1941 года, как и о войне 1914 года (не буду приводить названия), вроде ставят целью пробудить чувство патриотизма. Но то, как это сделано, как использованы спецэффекты, как режут глаз бутафорские декорации и плохо пошитые костюмы, да еще и наличие элементов пошлости — все это рождает тревогу за российское кино.

Переизбыток спецэффектов — отдельная тема. Важно спросить: что в итоге остается от них в душе зрителя? Вспомните картины «Баллада о солдате», «Иваново детство», «Они сражались за Родину», «В бой идут одни старики», «А зори здесь тихие» — никаких эффектов, но какое духовное совершенство! Если разрывался снаряд, свистела пуля, то это было обосновано драматургией. Если стреляли и попадали в человека, то режиссер четко понимал, какую цель в данном месте фильма выстрел преследует. Безудержный каскад эффектов ведет только к «эффектной пустоте».

— В 1995 году вы сыграли в фильме Юрия Кары «Мастер и Маргарита» роль Иешуа. Потом окрестили эту невероятно талантливую работу поступком «горделивой актерской души» и практически перестали сниматься. Почему?

— Что касается роли Иешуа, то я теперь действительно считаю — актер не все должен играть. И не все может сыграть: Истину грешному человеку сыграть невозможно. А не снимаюсь я по многим причинам. Главная в том, что современный рыночный кинематограф не требует глубины жизни человеческого духа. А просто так тратить драгоценное время жизни, участвуя в создании «эффектной пустоты», мне неинтересно. Я потерял уважение к современному кинематографу, хотя что ему, нынешнему рыночному кинопроцессу, до моего уважения?

— Не будет ли нескромным спросить вас о том, как и когда вы пришли к вере?

— Крещен-то я был, как и положено, в детстве, хотя это было атеистическое время. Мама и бабушка были верующие люди, водили меня в церковь. Я был пионером и еще не понимал, что к чему, но особую атмосферу храма, ни на что не похожую, ощущал всегда. Своеобразным рубежом стал фильм «Андрей Рублев», когда Андрею Тарковскому однажды утром подали реквизиторские крестики. Штук пять-шесть он положил на ладонь, долго выбирал и, наконец, выбрал один. И повесил мне на шею. А потом сам фактурил веревочку, чтобы она была «жизненная». Я жил с этим крестиком очень долго. И, заканчивая рабочий день, не отдавал его под разными предлогами. Было очень приятно, что грудь защищена крестом.

После съемок попал в Псково-Печерский монастырь с нашим консультантом по «Андрею Рублеву» Саввой Ямщиковым. Началось постепенное приближение ко Храму. Беседы с наместником монастыря Архимандритом Алипием, который прошел рядовым всю войну до Берлина, был художником, членом МОСХа и поднимал из руин свою обитель. Мы подружились, я очень часто туда ездил и оставался, совершенно не осознавая, что отец Алипий, по сути, является моим первым духовником. Помню прекрасные покойные ночи в келье, тишину монастырскую, колокола, умиротворение.

Беседы с отцом Алипием о жизни, о Боге. Он был очень контактный человек, остроумный, не давящий, легкий. Помню, как он мне говорил: «Коля, тебе будет просто до тридцати лет, а потом очень трудно». А мне было тогда двадцать. Он был прав, так и вышло.

— Я знаю, что еще одним знаковым человеком в вашей судьбе был великий Николай Мордвинов.

— Он был моим учителем и однажды помог мне остаться актером. Я ведь в жизни заикаюсь, а на сцене — нет. Мы играли спектакль «Ленинградский проспект». И где-то на 130-м спектакле я уже так освоился, что, импровизируя, решил запнуться. Запнулся и потом уже не мог унять это заикание. Я как бы обнаружил перед залом, что я — заика. А ведь до этого гладко произносил огромные монологи. Я дожил до конца спектакля, чуть ли не теряя сознание. А когда занавес закрылся, пошел, как за магнитом, за Мордвиновым в его гримерку. И сказал, что ухожу из театра: «Какой я артист? Заика...» Но Мордвинов мне ответил: «Коля, в цирке есть закон: если артист падает с трапеции, он должен немедленно залезть и повторить номер. Иначе в душе поселится страх — и прощай, арена! Ты — артист, и завтра должен играть». Ночь я провел без сна, а на следующий день вышел на сцену, сыграл спектакль и прошел этот «риф». Если бы не было Мордвинова, то не было бы в моей жизни ничего потом: ни «Военно-полевого романа», ни «Лермонтова»...

— Почему вы сегодня не снимаете кино сами? У вас же были замечательные режиссерские работы — и тот же «Лермонтов», и «Пошехонская старина», и «Все впереди»… Рынок диктует условия. Я как-то пришел к одному высокому руководителю и предложил поддержать проект, благословленный патриархом, — фильм о Сергии Радонежском. Я показал ему фотопробы (мы к тому времени с оператором Вадимом Юсовым работали над темой почти год). Ответ лица, отвечающего за нашу культуру, был неожиданный: «Сделаете блокбастер о Сергии Радонежском! Экшен — «Куликово поле». У меня есть еще один проект, который я хотел бы реализовать, — о героях нашего времени, об офицерах МЧС, которые в катастрофической ситуации спасают жизни. Но если я критикую работу Фонда кино, а потом к ним прихожу за поддержкой, то кто же мне даст деньги?

— Если бы от вас зависело, как бы вы выстроили сегодня работу в области кинематографа?

— Я бы иначе выстроил стратегию киноиндустрии в целом. Вернулся к советскому опыту. Тогда кино было второй статьей доходов госбюджета после алкогольной промышленности. Кинематограф тогда не только самоокупался, но и приносил хорошую прибыль. А значит, стоит вспомнить: как же он работал? Я уверен, что нам нужно вступать в конкуренцию с частными кинофирмами — паразитами, которые делают деньги только для себя, понижая духовный уровень нашего народа. Я бы законом ввел ограничения: в частности, санкции против американского кино. Почему мы услужливо оставляем Голливуду все наше поле российского кинопроката? Вдумайтесь: весь наш прокат стал отделением американского кинопроката, мощь Голливуда возрастает и на нашем рубле. Они давят нас санкциями, а мы не догадались обложить их налогами! Облагаем все товары, кроме кино! Что это? Недомыслие или умысел? Я бы построил 20 тысяч государственных кинотеатров, ввел стопроцентное финансирование российского кино, а не частичное и абсолютно унизительное.

— Но тогда вернулась бы и цензура, о которой с дрожью вспоминают те режиссеры, фильмы которых годами пылились на полках архивов. Многие, в том числе и уехавший из страны Андрей Тарковский, страдали от этой цензуры и давления…

— А разве государство не вправе спросить с творца? Удивительно, что все разговоры о цензуре почему-то упираются в страдания Тарковского. Это — от лукавого: Тарковский всегда делал то, что хотел, при любом режиме. Да, он делал один фильм в четыре-пять лет, как и Сергей Бондарчук, как и Глеб Панфилов. Но это — нормальный цикл созревания серьезной идеи. Я против политической цензуры. Не поленился, подсчитал: из 70 моих фильмов 20 пролежали на полке около 250 лет. Я первый буду против политической цензуры. Но вот что говорил о цензуре Александр Сергеевич Пушкин: «Я убежден в необходимости цензуры в образованном нравственно и христианском обществе, под какими бы законами и правлением оно бы ни находилось». А еще он писал: «Нравственность должна быть уважаема писателем. Безнравственные книги (и фильмы, и спектакли. — Н. Б.) суть те, которые потрясают первое основание гражданского общества, те, которые проповедуют разврат, рассеивают личную клевету… Разве речь и рукопись (и кино, и театр. — Н. Б.) не подлежат закону? Всякое правительство вправе не позволять проповедовать на площадях, что кому в голову придет, и может остановить раздачу рукописей (и фильмов, и спектаклей. — Н. Б.)… Законы против злоупотребления книгопечатания не достигают цели закона, не предупреждают зла, редко его пресекая. Одна цензура может исполнить то и другое».

«Пушкин — наше все!» Возможно, его мысли кого-то напугают, но нам пора об этом задуматься. Пора говорить и о том, что без Идеи государство обречено на умирание. Когда я беседовал с бывшим министром культуры Михаилом Швыдким, сетуя, что Минкультуры поддерживает непристойные проекты, он отвечал: «Должны цвести все цветы». Но скажите, зачем же помогать сорнякам? Они сами пробьются! Он на это отвечал: «У нас не должно быть идеологии! Пятый пункт конституции ее отменил».

Это — лукавство... Идеология у нас есть и сегодня, и это, увы, идеология вседозволенности рынка и пошлости бизнесменов от культуры. Президент говорил, что национальной идеей должен стать патриотизм. Он прав: патриотизм — одна из главных составляющих российской идеологии. Но я бы еще добавил слова того же Ильина, что «русская идея — это идея сердца, идея любви». И все наши великие режиссеры руководствовались идеей сердца.

— У вас — пять детей. Они взрослые, состоявшиеся люди. Какую мысль вы хотели бы им оставить в наследство как основу мировоззрения?

— Когда отмечал свой 60-летний юбилей, то собрал всех детей и сказал им: много гениев, подвижников и героев было на Руси — Сергий Радонежский, Дмитрий Донской, Суворов, Кутузов, Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Чайковский, Рахманинов, Свиридов, Бондарчук, Шукшин, Тарковский… Много гениев было на Руси, а Россия — одна. И ценность жизни каждого из этих людей в том, сколько они отдали Отечеству. И только потому, что они отдали все, что могли, они остались для нас в истории. Простите за высокопарность, но для всех нас действительно главное — успеть послужить Господу и России.  

Эксклюзивы
Вопрос дня
Кем ты хочешь стать в медиаиндустрии?
Спецпроекты
images count Мосинжпроект- 65 Мосинжпроект- 65
vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.