Раз Гордон, два Гордон

[b][i]Екатерина ГОРДОН[/b] – начинающий режиссер, писательница и супруга известного телеведущего Александра Гордона. Долгое время ее принимали за дочь собственного мужа. После скандала, разразившегося вокруг ее дебютного фильма «Море волнуется… раз» (картину запретили представлять на фестивалях по «морально-этическим соображениям»), путаница исчезла, но фамилия осталась. Впрочем, Катя махнула рукой на издержки публичности и сосредоточилась на творчестве. Недавно издательство «Предлог» выпустило ее книгу «Конченые».[/i][b]В творческом плане я абсолютно бесстыдна– Катя, вы молодая, красивая, к тому же блондинка. Все это не помешало вам издать первую книгу в 18 лет. Скажите, вы ни разу не сталкивались с общественным клише по поводу несовместимости внешних данных и таланта?[/b]– Действительно, есть такой стереотип, и каждый раз приходится с ним если не бороться, то тратить достаточно много времени на то, чтобы заставить кого-то посмотреть на тебя с другой точки зрения. Но при этом я не уверена, что мне было бы легче, если бы я была страшной брюнеткой. Говорю без всякого кокетства: я никогда не считала себя красивой, больше того, в детстве меня все время дразнили из-за цвета волос – я была похожа на альбиноса и жутко комплексовала по этому поводу.[b]– Дамам вообще-то свойственно кокетство относительно внешности. Во всяком случае, я мало встречала девушек, которые признавали себя красивыми. Эта позиция распространяется на творчество? Я заметила, что вам нравится все, что вы делаете[/b].– Даже если женщина говорит о том, что не считает себя красавицей, но при этом надевает обтягивающее платье с глубоким декольте, то понятно, что она все-таки лукавит. У меня пацанский стиль в одежде, я не заморачиваюсь на том, что на мне надето, главное, чтобы это было адекватно мне. В последнее время мне не стыдно за то, что я делаю. Ни за книгу «Конченые», которую я только что выпустила, ни за фильм «Море волнуется… раз». Я делаю это искренне и, как мне кажется, уже профессионально. Чего тут стыдиться? Того, что я вижу жизнь по-своему? В творческом плане я абсолютно бесстыдна.[b]– И в книге, и в фильме вы поднимаете тему конфликта отцов и детей, людей, воспитанных в совке, и нынешнего поколения.[/b]– Я думаю, что все-таки большинство людей, воспитанных при советской власти, верили в страну, верили в ее будущее, и им в этом плане было проще. Например, моя бабушка была политработником и искренне верила в коммунизм, мама верила в то, что в науке, в математике можно чего-то добиться, дедушка, капитан первого ранга, про которого я, собственно, и сняла этот скандальный, к сожалению, фильм, тоже искренне верил в армию. Наше поколение родилось на стыке времен, при нас пытались создать новое государство с новой идеологией – перестройка, демократия, якобы капитализм, кто-то хочет уехать, кто-то остается. Глобальной веры в страну уже нет. Хотя мне бы хотелось, чтобы она у меня была. Все разбились на ячейки и решают свои проблемы. Может, это хорошо, но мы разъединены и более рациональны.[b]– Ощущаете себя представителем своего поколения или вы больше сами по себе?[/b]– Понятно, что с точки зрения социологии нас пока рано выделять в отдельное поколение. Но мне кажется, что я типичный представитель своего, настоящего времени. Я не «дженерейшен некст» – 16-летние уже немного другие, я типичный выкидыш этого времени, сегодняшнего дня. Вероятно, поэтому меня заботят социальные темы. Я очень реагирую на изменения окружающей среды, больше того, отдаю себе отчет в том, что сильно завишу от нее.[b]– Уместен ли в этом времени сакраментальный вопрос «что делать»?[/b]– Я всегда отвечаю на вопрос, что делать лично мне. Глобальные размышления на тему «что делать России или планете Земля» сегодняшнему поколению несвойственны. И потом, я не очень верю в то, что сейчас большую группу людей можно объединить какой-то одной инициативой или идеей. Чтобы они, забыв о своих личных интересах, вдруг этим вдохновились и стали это нечто ваять. Сейчас время не таких простых идеологий. Поэтому герои моей книги идут на концерт «за свободу слова» исключительно за бесплатным пивом.[b]Умные злыми не бывают– Ваша дипломная работа – фильм «Море волнуется раз…» – вызвала много шума. Фильм запретили «по морально-этическим соображениям». В чем эти «соображения» заключались?[/b]– В фильме углядели неэтичное отношение к нашим дедам. Дело в том, что картина состоит из двух частей: документальной и игровой. Документальная – это материал, который я снимала с оператором для телевидения. Это реальная история про мой дачный поселок. Там на одном из участков каждый год на День военно-морского флота собираются старики, среди них и мой дед, они поднимают флаг и отдают честь.Когда я делала этот сюжет, то подумала, что в самой работе тележурналистов есть определенный цинизм. Ты просишь людей два раза прокричать «Ура!», поскольку камера одна, а снять надо с двух точек. Для того чтобы снять банальное поднятие флага, ты вероломно вторгаешься в их сакральный процесс. Я подумала, что можно сделать историю о журналистке и операторе, которые приезжают из большого города, где цинично делают карьеры, в это чужое пространство, в котором до сих пор еще верят. Они бы тоже рады верить, но время другое. Когда некоторым моим педагогам показали эту телевизионную кухню, они возмутились так, будто сами ничего об этом не знали. Этот прием им показался неэтичным, антигуманным. Они умудрились спутать позицию героини с позицией режиссера, хотя это почти невозможно было сделать. Впрочем, и на официальном обсуждении не смогли не упомянуть моего мужа.[b]– Так фамилия помогла или, наоборот, мешала?[/b]– Она помогла тогда, когда я поняла, что у меня есть тыл, что Саша мне поможет. А на тот момент она мне мешала. Понимаете, есть две крайности отношения к Гордону: кто-то действительно его уважает, а у кого-то он вызывает резко негативное отношение, потому что жестко высказывает свое мнение, не пытается быть всем удобным. И поэтому когда я пришла на курсы – а я тоже веду себя довольно независимо, – отношение некоторых персонажей было априори предвзятым. К тому же фильм я сняла на первом курсе, на пленку, большой, да еще и тема неожиданная, немодная у эстетов – тема патриотизма. Были разговоры о том, с какой, собственно, стати я выбрала эту тему – она такая священная, девочке в 24 года брать ее не следует. Я считаю, у каждого свое отношение к этой теме.[b]– Вы понесли фильм к Никите Михалкову, заранее зная его реакцию?[/b]– Нет, конечно. Это не секрет, что у Саши был конфликт с Михалковым. Другое дело, что Михалкову уже до этого нет дела. Он мне сам позвонил после того, как я его попросила посмотреть фильм и дала ему стенограмму обсуждения. И он меня поддержал. В итоге те люди, которые хотели перед ним выслужиться и больше всех критиковали фильм, остались в дураках.[b]– Судя по высказываниям на вашем сайте, к критике вы относитесь жестковато?[/b]– Отношусь жестко, когда вижу, что статья из области вкусовщины и плюс к тому является сублимацией каких-то комплексов пишущего. Есть журналисты, которых можно подшивать в специальную папку под названием «Антология зависти». Любая их статья про несчастную Собчак, или Светлану Бондарчук, или Тину Канделаки, или про меня, агрессия, которая в ней присутствует, объясняется очень просто – зависть. Я была в какой-то момент дико разочарована Татьяной Толстой и Дуней Смирновой, которые в худших традициях нашего шоу-бизнеса принялись по-бабски хулить людей, чье мнение не совпадает с их мнением. Мне очень жаль, что они превратились в баб, которые разоблачаются своими неаргументированными комментариями. Умный не может быть злым.[b]Вроде взрослый дяденька– Гордон всегда дистанцировался от окружающих. Вы его не боялись?[/b]– Мои отличительные черты – гипертрофированное чувство справедливости, смелость и наглость. Я не то чтобы не боюсь, меня тянет к сложным людям, в сложные ситуации. Я только недавно, чуть-чуть поумнев, поняла, что есть такое понятие, как опыт. Можно быть умным, интеллектуальным, но опыт очень важен. Я научилась не спорить с мужем хотя бы по поводу того, что какие-то вещи он в силу опыта понимает лучше.[b]– Ваше первое впечатление о Гордоне?[/b]– Мне очень нравилась его программа «Нью-Йорк, Нью-Йорк!» Я не помню, сколько мне тогда было лет. А фактически мы с ним познакомились после того как я ему передала книжку с рассказами. Он прочитал и сказал, что это, конечно, не литература, но так наблюдательно и про него… Мы довольно долго общались на «вы». Он тогда переживал сложное расставание с женщиной, которая, кстати, очень успешно использует в пиаре себя факт сожительства с Гордоном. «Я жила с Гордоном», «Была ли я женой Гордона?» – оказывается, это уже достаточный повод для статьи. Я изо всех сил стараюсь, чтобы меня не воспринимали только как его жену. Что касается наших отношений, то все, что я могу сказать, – мы официально расписались.В моей семье так принято. Если мужчина готов официально взять за тебя какую-то часть ответственности – это показатель, а если начинаются разговоры про ненужный «штамп в паспорте»… Другое дело, что если бы я была немного дальновидней и понимала, что стану публичным человеком, – не нужно было брать Сашину фамилию. И так достаточно товарищей, которые будут размахивать ей как красным флагом.[b]– Как вы считаете, любовь вообще имеет социальную категорию? Чувства сантехника и доярки отличаются от чувств, допустим, кандидатов наук?[/b]– Вопрос ужасно интересный. На эту тему можно целую научную работу писать. Вероятно, сантехнику и доярке без всякого уничижительного к ним отношения любить друг друга проще, их чувства чище. Потому что они не проводят эти несчастные чувства через анализ и расчеты. Помню, в детстве я точно знала, кого люблю, а кого не люблю. Чувствовала это на уровне физиологии. А люди интеллектуального труда или люди, склонные подсчитывать прибыли и убытки, они уже по привычке анализируют. Вмешивается этикет, выгода. Как сказал один ученый: «Мысль, направленная на чувство, убивает это чувство». Я все время занимаюсь тем, что пытаюсь отрешиться от социального статуса, от каких-то стереотипов, чтобы достать из себя то правильное, почти физиологическое. Недавно я поняла, что люди, которые слишком превозносят достоинства интеллекта, все равно проигрывают интуитивистам, потому что тем нужно мгновение, чтобы понять человека, а этим нужно время, чтобы проанализировать, и они все равно могут что-то упустить, потому что жизнь все равно чуть-чуть сложнее. Интуитивисты, иногда даже абсолютно необразованные и не блещущие умом, все равно знают про жизнь больше. Особенно это важно в писательстве и режиссуре. Какое-то время я была книжным маньяком, заразилась «престижем» знаний.Сейчас я больше ценю встречи, может быть, не всегда с интеллектуальными людьми, а с теми, с которыми общаешься на энергетическом уровне. Тем более что таких людей очень мало.[b]– Вы самодостаточный человек?[/b]– Нет. Я существую до тех пор, пока есть кто-то, кому интересно то, что я пишу и делаю. Я не из тех самобытных гениев, которым неважно, станет их творение достоянием общественности или нет.[b]Слава богу, что живу не на Рублевке– Александр помогает вам в творчестве, в жизни?[/b]– Будет неправильно сказать, что он мне не помогает. Он, например, дал деньги на обучение на режиссерских курсах. Тогда это стоило семь тысяч долларов в год, сейчас 10. Мне неоткуда было их взять. Благодаря ему я узнала огромный круг интересных и не очень людей. Что касается творчества, я не знаю, как можно помочь мне написать книгу или снять кино. Потому что он яркий, он личность, подавить-то меня уже нельзя, но он может очень много сил у меня отнять на то, чтобы я доказывала ему, что я хочу так, а не иначе. Бывают моменты, когда он мне говорит «нельзя».Например, он не хотел, чтобы я училась на тех же режиссерских курсах, только потом, когда он узнал, что моим мастером будет Тодоровский, одобрил мое решение. Раньше Саша вообще противодействовал моей социальной активности. Конечно, ему как мужчине хотелось, чтобы я была более комфортным, домашним человеком. Но потом он принял меня, мы научились любить друг друга такими, какие мы есть.[b]– Наверное, сейчас вас уже перестали принимать за дочь Гордона?[/b]– Нас путали даже не из-за разницы в возрасте. Мы похожи визуально. Одна журналистка мне рассказала, что в ее редакции, когда разгорелся спор о том, кем мы друг другу приходимся, все сошлись во мнении, что у нас одинаковое соотношение лба и носа.[b]– Семейная жизнь предполагает элемент обывательского счастья. Герань на подоконнике и все такое.[/b]– Наш быт – это просто ужас. Потому что Саша и дворняги, которых мы усыновили, – воплощенный хаос. Я всегда стараюсь все вокруг структурировать: украсить, расставить по местам, вымыть. А Саша и дворняги, как представители космоса, они разрушают все. И эта вечная борьба с хаосом, в которой я постоянно проигрываю, иногда доводит меня до ручки. Самое обидное, что Саше нравится жить в этом беспорядке. Я собираю всяких кукол, мишек, вручную сшитых. Мне даже неважно, какая у меня стоит мебель, главное – общая атмосфера, запах. Мы живем за городом, абсолютно безо всяких изысков, минимальный ремонт, просто все чисто и наполнено какими-то моими существами.[b]– Вы никогда не думали, что при всех ваших достоинствах могли бы свести с ума какого-нибудь магната?[/b]– Деньги – это хорошо, если они в руках адекватного человека. Саша мог бы получать те же деньги, которые получают персонажи его же ранга, зарабатывая на презентациях, черном пиаре, джинсе. Он получает официальную зарплату на Первом канале и во всякие сомнительные авантюры с целью «срубить» денег не ввязывается. Я думаю, что в этом он прав. Если честно, когда-то давно я ему говорила: «Ну почему же? А ты? Это же часть профессии?» Теперь я понимаю, что честь и имя стоят этих денег. У меня получается зарабатывать какие-то деньги, мне больше и не надо. Если вдруг где-то отломится, я, конечно, буду рада, но перешагивать через себя не буду.Слава богу, что я живу не на Рублевке. Тусовочные персонажи мне неинтересны, я не знаю, о чем с ними разговаривать. Не то чтобы они глупы, просто в силу образа жизни они мутировали, у них голова работает по-другому. Это же абсолютно зависимые существа. Если не дай бог что-то случится – их выкинут на улицу, денег не станет, – они же не выживут, потому что зависят от этого салона, от этого стилиста, от этих машин. Единственный способ компенсировать компромиссы, на которые они идут, – удовольствия: рестораны уже неинтересны, значит, будем кокаином баловаться. У меня нет комплексов по поводу того, что у меня нет таких денег, не было, да и не будет. Аминь с ними. Хорошо, что этих людей эвакуировали в отдельную резервацию – пусть там и живут.