Главное
Путешествуем ВМесте
Карта событий
Смотреть карту

Автор

Ольга Кучкина
[i]История не кончена, исторический момент еще не пройден, а он был одним из главных и деятельных его участников. Потому оценки не отстоялись, потому противоречивы. Доктор экономических наук Егор Гайдар всего четыре месяца был в правительстве реформаторов. Он пришел туда на пике проблем. Ему адресуют свои упреки коммунисты и им сочувствующие, нашедшие в нем привычного «врага народа»...[/i][b]— Начнем с того, Егор, что вы оказались как бы в трех писательских потоках: от Бажова, деда по матери, идет сказочное начало, романтико-героическое — от Гайдара, деда по отцу; философскоироническое — от братьев Стругацких, поскольку ваша жена — урожденная Стругацкая...[/b]— Я узнал и полюбил писателей Стругацких раньше, чем жену, а она первое время даже скрывала, что имеет к ним отношение, но, естественно, как-то это сказалось. Особенно сказался Аркадий Гайдар. Я его книжки очень люблю, по-моему, они хорошие и прекрасно написаны.Конечно, он был вмонтирован прочно в советский иконостас как коммунистический святой — канонический образ, далекий от реальности. На самом деле это был тяжелобольной человек. Смелый, несчастный...[b]— Почему несчастный? [/b]— Ну, мальчишка в четырнадцать лет оказался втянутым в страшный водоворот одной из величайших трагедий русской истории. В тринадцать — первый раз ранен. В восемнадцать — демобилизован, контуженный, со страшными головными болями, с потерями сознания. Не было ничего от правильного образца по принципу «равняйте жизнь на...», «каждый мальчик должен...» Страшная тяжесть на плечах от всего перенесенного.[b]— Его светлые книжки — преодоление, результат преодоления? [/b]— Его светлые книжки — по-моему, результат своеобразно отраженного внутреннего мира. Он говорил, что ему детства, в общем, мало досталось. Настоящего. Наверное, поэтому стал писать книжки для детей. Когда мальчишку со всего размаху бросают во взрослую жизнь — можно стать человеконенавистником, а можно начать писать вот такие книжки.[b]— А ваше детство было счастливым? Вы были маменькин или папенькин сынок? [/b]— У меня счастливое детство. У нас было, на мой взгляд, правильное распределение объема общения и родительского внимания, чтобы оно не стало обременительным. То есть с раннего возраста родители научились уважать мою жизнь, мои интересы и избыточно в них не вмешиваться, сохраняя диалог.Мы рано стали друзьями. С разницей в возрасте, уровне знаний, но друзьями. Не отношения: воспитатель — воспитуемый.[b]— Вы с раннего возраста ощущали самостоятельность? [/b]— Да. С раннего возраста стал вести семейный бюджет.[b]— Очень интересно. Можно ли было подозревать, что вы станете вести бюджет страны!..[/b]— Где-то лет с одиннадцати-двенадцати родители переложили на меня эту ответственность, и дальше я стал распределять деньги в семейном бюджете.[b]— Есть два типа: созерцатели, люди думающие, концентрирующиеся на мысли, часто не умеющие поступить, и деятели, люди поступка. Как возможно соединение в одном двух противоположных типов? Как с вами, книжным мальчиком, это произошло? [/b]— Наверное, это разные типы, хотя они не разделены китайской стеной. Я думаю, что смешение происходит вот в такие переломные исторические минуты. Когда все идет по заведенной колее — тогда это два разных потока. И если бы наша страна не переживала тяжелейшего кризиса, катаклизма, слома старых институтов, я абсолютно убежден, что навсегда остался бы созерцателем, читал бы и писал свои книжки, заведовал бы лабораторией, может, кафедрой, был бы директором института. Никогда ни я, ни мои друзья, ни родители не думали, что я начну делать что-нибудь такое, из чего выйдет руководство людьми, миллионами людей. В нормальных стационарных условиях это стезя столоначальника, который любит карьеру, видит себя начальником сектора, потом вторым секретарем ЦК компартии, скажем, Украины...[b]— Вы не карьерист? Для вас это было...[/b]— ...Абсолютно исключено. Совсем неинтересно. Только в эпохи переломов происходит огромный выброс интеллигенции в политику, в практику. Ничего хорошего в этом нет, это всегда тяжелые моменты в истории общества.[b]— То, что громко называется: «зов времени» — вы ощутили это вдруг? [/b]— Первый шаг был в 87-м, когда я, ведущий научный сотрудник Института экономики прогнозирования и научно-технического прогресса, по приглашению Отто Лациса, нового заместителя главного редактора «Коммуниста», пришел туда работать. Это уже была смена вида деятельности, активное включение еще не в политику, но в борьбу идей вокруг путей реформ, либерализма, русской истории, рынка. Начиналось время перемен. И второй момент — 19 августа 91-го.[b]— А что вы почувствовали 19 августа? [/b]— Я почувствовал огромную наступающую беду, риск. Ведь что было альтернативой 19 августа? Я был абсолютно убежден, что все разговоры по поводу просвещенного авторитаризма, пиночетовских реформ — ерунда, оторванная от отечественной почвы. Никакого пиночетовского капитализма у нас не получится, а получится в случае их победы кровавая мерзость. Но я понимал и другое: что в случае их поражения, за которое я, естественно, был готов драться до конца, мы очутимся в той исторической точке, в которой Россия уже была не один раз — 1 марта 1917 года, то есть в точке максимального риска. Мы снов окажемся в ситуации, когда все основные институты власти, которые держали эту империю, полностью утрачивают всякий авторитет. Надо быть поразительно наивным человеком, чтобы радоваться революции. Особенно революции в России. Революция — это трагедия. И получилось, что мы стоим перед угрозой либо радикальной контрреволюции, либо революции. То и другое по своим последствиям страшно. Понимание этого было самым тяжелым утром 19-го.[b]— Скажите, для человека очень важно читать хорошие книжки в детстве? [/b]— По-моему, да.[b]— Насколько я понимаю, вы читали и исторические книги, и философские...[/b]— Я с детства читал Платона, в тринадцать-четырнадцать полюбил китайцев. Древние очень интересовали меня. Дальше пошло по естественному кругу: к Монтескье, «Духу законов», Канту, Гегелю, Марксу...[b]— Вас больше интересовало государство или общество? [/b]— Всегда общество. Не так философия познания, как философия истории.[b]— Какие чувства вы испытывали, когда вас не понимали? [/b]— Я испытывал на самом деле только одно чувство — огромного неудобства от того, что я не могу объяснить, в общем, простые вещи. И сожаление. Злость, досада возникали тогда, когда видел, что человек не не понимает, а не хочет понять и на непонимании других делает себе маленький политический гешефт.[b]— Тот вымечтанный идеал, который был выработан еще мальчиком, — его можно как-то сформулировать? [/b]— Он, в общем, был очень простым и обыденным, как все нравственные идеалы. Он состоял из нескольких простых принципов. Будь храбрым. Как говорил Платон: храбрость — это одинаковая оценка ситуации вдали и вблизи от опасности.Одинаково оценивай ситуацию вдали и вблизи от опасности. Не делай другим того, что не хочешь, чтобы они делали тебе. Не делай зла людям. Пытайся всегда искать решение, которое является приемлемым, не навязывай свою волю силой. Вот такие элементарные, в общем, принципы.Если ты их принимаешь, они проходят потом через жизнь. И в разных ситуациях по-разному, иногда очень тяжело, но преломляются в твоих действиях.[b]— Вы полагаете, что не отступали от них? [/b]— Я полагаю, что я от них не отступал. Я где-то ошибался, я не все делал правильно. В сложной ситуации не всегда точно оцениваешь действие и противодействие, последствия своих шагов, какие-то ключевые точки. Но я не вижу тех поступков, за которые могу себя упрекнуть с нравственной точки зрения.[b]— Меня поразило приведенное вами высказывание Платона и, конечно, сразу пришла на ум ночь с 3 на 4 октября, когда вы вышли на митинг с призывом защищать демократию, и очень многие потом вас упрекали за это. Что вы ощущали в ту ночь? [/b]— Я ощущал огромную тяжесть за Россию, за ее будущее, у меня было чувство, что все висит на волоске, и на основе того, что я узнал потом, это чувство только укреплялось: все действительно висело на волоске. У меня было страстное желание не отдать вот так, даром, страну бандитам и проходимцам. Когда я читал о революции, о Гражданской войне, меня всегда поражала легкость, с которой отдали власть, в общем, небольшой кучке экстремистов. В Петербурге были сотни тысяч интеллигентов, офицеров, они потом в эмиграции рвали на себе волосы, а тогда у них было ощущение, что кто-то должен их защитить: ну как же, правительство, армия, генерал Корнилов, генерал Краснов сейчас придут и защитят. А не они сами. И у меня было страстное желание не повторить их ошибку.[b]— Вы часто выступаете по проблемам фашизма. Попросту говоря, что это такое? [/b]— Фон Хайек, которого я очень люблю, в свое время сказал: ошибка думать, что социализм и фашизм, фашизм и коммунизм — одно и то же: фашизм приходит после разочарования в коммунизме. Нигде разочарование в коммунизме не было столь сильным, как у нас. И поэтому нигде угроза фашизма не является столь серьезной.[b]— Что это означает? Что люди готовы к фашизму тогда, когда у них отняли идеал? [/b]— Когда общество еще не стабильно. Когда институты европейские — уважение к собственности, демократии, правам личности — еще не проросли органично, не стали нерушимым каркасом общества. Когда значительная часть населения легко попадается на лозунги экстремистские — либо социальной революции и социальной войны, либо национальной исключительности и межнациональной войны в обществе.[b]— С точки зрения идеологии мы это знаем, а вот как вовлекается человек? Как он становится полем, открытым для такой агитации? Какой человек попадается? [/b]— Не дай вам бог жить в эпоху перемен, как говорят китайцы. Перемены — это всегда тяжело, всегда больно, это всегда необходимость приспосабливаться. Это ситуация, когда кто-то проигрывает, когда много людей, которым тяжко. И самое простое — поиграть на чувствах этих, разбередить рану, поковырять, сказать: да, тебе больно, и больно не потому, что ты, скажем, плохо работаешь или много пьешь, или потому, что это неизбежно. Нет, потому что это происки, международный заговор, американцы, евреи, цыгане, грузины. Ты-то прекрасный, и вот только мы с ними справимся, задавим их, задушим и заживем здорово — это же так понятно и просто для человека, которому тяжело. Поэтому во всех переходных состояниях база для такой агитации существует. И она очень серьезна.[b]— Как вы определяете время, в каком мы живем? [/b]— Мы живем в нестационарном мире и в нестационарном обществе, которое еще не стало на устойчивые рельсы. Сказать, что здесь будет через пять, десять, пятнадцать лет, невозможно. Пока мы еще у точки исторического перекрестка. Мы подошли к нему, пройдя несколько перекрестков важных, но не все. Россия перед выбором исторической судьбы. У этой развилки два пути. Один спокойный, стабильный, мне кажется, вероятный — это путь постепенного формирования гражданского общества, стабильной демократии, твердой гарантии частной собственности, конечно, со всеми своими проблемами.Не благостный, но все равно это путь в первый мир. Но есть, конечно, путь и в третий мир, и он в высшей степени не заказан для России.[b]— То есть может быть так, что демократизация — только исторический эпизод? И Россия вернется в свою колею? [/b]— Да, но не в устойчивый тоталитаризм, туда нельзя вернуться, второго мира больше не будет. Развилка простая: в первый мир или в третий.[b]— Третьего Рима не будет, может, и третьего мира тоже? [/b]— Хотелось бы. Но есть силы, которые страстно хотят послать нас туда. Слова о державности, государственности, весь барабанный бой производится с этой целью.[b]— Ваше имя связано теперь с историей России. Хотя многим оно ненавистно. Но вы как мыслитель, созерцатель должны понимать, что на земле нет и не может быть царства справедливости, золотого века, это исключено. И все равно бьетесь. Остаются ли люди для вас значимым фактором? Существуют ли как какаято боль постоянная? [/b]— Да, существуют. Именно потому, что существуют, мы не можем позволить себе, чтобы рука дрожала. Если ты хочешь сделать самое страшное зло — ты в России хирург с дрожащей рукой, и посмотри, что из этого получится. Очень часто речь идет не о том, что кто-то не хочет принести несчастье или неприятности людям — они уже принесены. Не хочет взять на себя ответственность. Мы могли сделать две вещи. Закрыть вот глаза руками и сказать: пусть кто угодно, пусть те, кто это сделал, возьмут на себя ответственность. А они говорили бы: а мы не будем. И так мы и смотрели бы, как разваливается страна. Или все-таки открыть сейф и показать, что там пусто, неизбежно понимая, что тот же вор, который все разграбил, будет показывать на нас пальцем, что мы виноваты, ограбили население. Вот альтернатива реальная.[b]— Не знаю, говорите ли вы о высоких материях с сыном, но высокий тон необязателен, можно сказать и между чаепитием или двумя рюмками вина... такая коротенькая заповедь, которую вы могли бы произнести, адресуясь к сыну...[/b]— Трусость — самый страшный порок.[b]— Повторите, как звучит у Платона? [/b]— Смелость — это одинаковая оценка ситуации вдали и вблизи от опасности.[i]Полностью эту беседу вы можете прочесть в книге Ольги Кучкиной «Время «Ч», недавно вышедшую в изд-ве «Вагриус». Три года она, известный журналист, вела программу с таким названием на ТВ, где ее собеседниками были интересные люди: Олег Ефремов, Белла Ахмадулина, Алексей Герман, Леонид Филатов... всех не перечислишь. Зато теперь интервью с ними можно прочитать. Это хорошее чтение.[/i]
[i]Доктор натуропатии и гомеопатии, директор Русско-американского института биоинформационной медицины, автор новых методов сохранения человеческого здоровья, награжденная четырьмя золотыми медалями за интеллектуальные инновации Наталья Борисовна Зубова 20 лет назад эмигрировала в Америку. С 1991-го она работает и живет на два дома: в России и в Америке, в штате Техас.[/i][i]Успехи медицины, которая именуется экологической, поражают воображение.[/i][b]— Что случилось с вами во время предпоследней поездки в Америку? [/b]— Я попала в очаг поражения менингитом и сама заразилась и заболела. Поскольку вокруг Хьюстона возникло несколько вспышек менингита, по телевизору стали оповещать население о симптомах, при которых надо немедленно обращаться в госпиталь. У меня просто классика была.[b]— Вы обратились в госпиталь? [/b]— Нет. Я взяла собственный частотный прибор, поставила инфекционные (антименингитные) частоты, детоксы для выброса токсинов и поддерживала сердце, почки и легкие.[b]— Никаких лекарств помимо этого? [/b]— Никаких. Первые два дня были тяжелыми. Шея — как каменная. 48 часов из глаз лились слезы. Я ни минуты не думала о том, что это опасно. Есть летальные исходы. Было мучительно физически. На третий день я поняла, что выздоравливаю. На четвертый я уже встала, ходила и делала процедуры всего два раза в день.[b]— Как обычно лечат менингит? [/b]— Это тяжелое заболевание, его лечат в больнице, ставят капельницы, применяют антибиотики.[b]— Вы говорите о частотах, частотном поле и его изменениях — что это такое? О чем речь? [/b]— Прежде всего речь о том, что происходит экологическая катастрофа. Радиационные выбросы, загрязнения солями тяжелых металлов, химические загрязнения привели к глубокому поражению имунной системы человека. Заслуги медицинской науки перед человечеством неоспоримы. Но на новые запросы времени надо искать новые ответы. Уже многими учеными показано наличие электро-магнитных полей вокруг всех живых организмов, включая человека. И деятельность того же человека внесла дисбаланс в это поле. Наша биоинформационная медицина умеет «поправить» дисбаланс, помочь восстановить иммунитет, очистить организм от ядов, забрасываемых внутрь внешней средой.У нас есть приборы, частоты которых воздействуют на частоты человеческих органов и, прежде всего, иммунной системы, возвращая их к норме. Помимо приборов мы составили «аптеку», в которой на сегодня свыше 250 эталонов с разными частотно-амплитудными характеристиками. Мы используем принцип гомеопатии, где вещества так предельно мало, что, согласно современной физике, это уже не вещество, а его волновой, то есть частотный знак. Эталон — это энергетическая печать субстанции органического мира планеты: растений, минералов, змеиных ядов.Сколь много в обычной медицине лекарств, столь много у нас частот. Мы «играем» разными сочетаниями. Сколько цветов в спектре? Семь. А сколько оттенков всех цветов? Миллионы. Это и есть волны. В природе все гармонично и взаимосвязано. Но многое остается для человека закрытой книгой. Мы начали открывать первые страницы.[b]— Двадцать лет назад вы, взяв маму, дочку и сына, разведясь с мужем, уехали в эмиграцию. А перед этим у вашей мамы случился инфаркт...[/b]— Врач сказал, что она не проживет и нескольких месяцев. Кажется, его фамилия Пятибрат. Великий доктор-кардиолог. Я прочла у Ольги Ивинской, что он лечил Пастернака. Обычно он не ходил на дом, но я объяснила, что мама очень больна, а у меня перелом позвоночника, и он приехал. Он сказал, что у мамы «уже нет сердца», он удивляется, чем она живет. Я спросила, перенесет ли мама самолет. Он сказал: ни в коем случае. Но все так складывалось, что мы должны были уезжать. Мы взяли лекарств килограмм пять. И в самолете мама потеряла сознание.Спросили, есть ли врач. Врач-японец посмотрел, сказал, что помочь очень трудно. И мы с Петей, сыном, стали давать ей нашу гомеопатию. Мама пришла в сознание. У меня тетка была известный аллопат и гомеопат. Я с пяти лет сидела у нее в кабинете и вместе с ней «принимала» больных. Она была уникальный доктор, уникальной души человек. За каждого больного переживала так... как вот доктор Дымов, помните у Чехова? Это были великие врачи...[b]— Сколько мама прожила? [/b]— Двенадцать лет. Она все время получала коррекцию, как мы это называем. И прожила до 90.[b]— Вы упомянули еще про перелом позвоночника...[/b]— Да, такое впечатление, что судьба ставила на мне эксперименты, прежде чем мне помогать людям. Я лежала в Склифе, на пятом этаже, как раз в то время, как внизу, на первом, умирал Высоцкий. Поздно ночью подошла заплаканная медсестра и сказала: вы знаете, Наташенька, а там Высоцкий умер. Я заплакала вместе с ней. Это было лето 80-го. А уехали мы 3 апреля 81-го. Мне предрекали все самое худшее, вплоть до полной неподвижности. Из Склифа домой привезли на носилках, я могла только лежать. Петя отвез мой рентгеновский снимок в институт травматологии, тут же дали первую группу инвалидности, а ему сказали: мужайся, ты мужчина. Дело шло о жизни и смерти: 11 осколков, и неизвестно, как они себя поведут. Я построила план лечения: облечь эти обломки во внутренний хрящевой корсет, не чужой, а свой, естественный. Это первое. Второе — начать консолидировать костную ткань. Когда она собрана и собрана правильно, она начинает выздоравливать и воссоединяться.[b]— Вы дали себе такой сигнал? [/b]— Я свою медицину назвала биоинформационной. Я даю информацию. У нас работает сознание, но это 4—5 процентов всех клеток головного мозга. А остальные 95 неизвестно для чего? Так в природе не бывает. Я работаю со своим подсознанием, которое столь же объемно, как космический разум. Мы соединены с космическим разумом. Другое дело, что нам не дано пользоваться этой связью, как и когда мы захотим. Что такое гений? Человек, у которого приоткрылась эта дверца. На прямых и обратных биоинформационных связях все держится — и живая, и неживая природа. Наш мозг — великий компьютер. А частоты — и есть азбука Морзе, с помощью которой мы можем с ним говорить. Он отвечает — действиями.Я разговаривала с моим подсознанием на частотах, которые заключались в гомеопатических шариках. Я давала ему указания, что бы я хотела сделать. Все было исполнено. Я поправилась и встала. Это было начало моей медицины.[b]— Вы даете указания своему подсознанию, но если больной не даст своему подсознанию нужного сигнала и вы не дадите его, как он вылечится? Что тут зависит от вас, а что универсально?[/b]— Лично от меня вообще уже мало что зависит. У меня практически каждый день — новые идеи и разработки. В наших приборах, в «аптеке» заложен информационный язык. В зависимости от того, чем человек страдает, он получает нужную программу. Составляет ее опытный врач. Мы только помогаем, организм оздоровляется сам. Я преклоняюсь перед мужеством врачей Аллы Анатольевны Лукашовой, Людмилы Стефановны Антиповой, Людмилы Степановны Глей, Татьяны Михайловны Браженковой... У них фундаментальные знания по классической медицине. А столкнувшись с нашей медициной и увидев результаты, они нашли в себе мужество перейти на другие рельсы.[b]— Как вы пришли к новому пониманию вещей? [/b]— По образованию я геофизик, занималась сейсмикой. Для меня было настолько интересно путешествие в науку! Оно началось в России и продолжилось в Америке. Вехой стали работы Франца Поппа, ученого-биофизика. Когда я прочла их, это перевернуло все мои доисторические знания. Смысл — в волновой природе мира и человека. Как известно, самое интересное рождается на пересечении наук. Мои знания в волновых теориях, физике, геофизике, биофизике, гомеопатии, которая и есть наука об энергоинформационных связях, — все послужило толчком к занятиям биоинформационной медициной.[b]— Когда вы приехали в Америку, на вас, как чудо, свалилась возможность открыть институт...[/b]— Чудес не бывает. Судьба. Рок. Господь. И, конечно, разум человеческий, совесть и любовь. Вы никогда не сможете вылечить больного, если не подходите к нему с любовью. Поэтому я говорю: врачом может быть не каждый человек, а только тот, кто излучает любовь. А в Америке... Ну, если мы вылечивали себя, значит, мы можем вылечивать и других людей. Первой, у кого я вылечила облитерирующий эндертриит, была моя мама. То же самое оказалось у одного американца из хьюстонской элиты. Ему должны были ампутировать ногу и дали пару недель на то, чтобы закончить дела. За эту пару недель нам удалось нашими безлекарственными методами запустить пульс в ноге, операцию отменили, боли прошли, он стал ходить без костылей. Он был так счастлив, что устроил прием в нашу честь. Мы с детьми приехали на желтой раздолбанной полицейской машине, купленной за 500 долларов, и поставили ее среди черных кадиллаков. В конце вечера он протягивает конверт с чеком. Там приняты подарки — чек на покупку какой-то вещи, с которым вы сами идете в магазин. Чек оказался на 250 тысяч долларов.Мы могли и машину нормальную купить, и дом, и жить по-человечески. Я спросила детей, не возражают ли они, если мы отдадим чек на создание института. Дети согласились. Дальше мы уже не могли ни копейки потратить из этих денег на себя. Так возник Институт биоинформационной медицины.[b]— Правда ли, что молодой человек из коронованной семьи, сломав ногу, лечился и вылечился на вашем приборе? [/b]— Наш метод настолько и прибор настолько известны, что мы получаем звонки из самых разных частей света, от разных людей, начиная от королей и заканчивая премьер-министрами. Но мы об этом не говорим, соблюдая врачебную тайну и из соображений скромности.[b]— Если не о коронованных особах, то о простых людях, о последних успехах в их излечении вы можете рассказать? [/b]— Люди приходят с разными проблемами, мы всем стараемся помочь. Наша собственная проблема в том, что мы не можем провести клинические испытания. Прорыв, казалось, произошел, когда мы пролечили 45 больных гепатитом А, В, С и Д в Боткинском стационаре в Москве и 50 — в Киеве. Почти все наркоманы. Поэтому трудно проследить за ними дальше. Острые состояния были сняты сразу, даже в случаях сильного поражения печени. Выписаны все с улучшением и раньше, чем обычно. Без таблеток. В медицинском научном ежегоднике было помещено несколько статей, подписанных докторами и кандидатами медицинских наук по результатам лечения. Но дальше ничего не происходит. А гепатит — это опасность номер один, о чем можно прочесть во всех СМИ. Если на улице проверить 100 человек, анализ покажет присутствие гепатита у 50. Официальная цифра Всемирной организации здравоохранения: 2 миллиарда 600 миллионов людей на планете заражены гепатитом.Вот, кстати, ответ на вопрос, как проходит лечение без меня. В Киев я не ездила. В Атланту не ездила. В Атланте у нас было 49 человек, уже не с гепатитом, а с циррозом печени. Лечение проводила врач из Орла Тамара Ивановна Полищученко. Сначала недоверие. А кончилось тем, что мы стали знамениты в медицинском мире Америки. Помимо цирроза там были четыре случая лучевой болезни. По американским тестам, особенно строгим, потому что они судили русских людей, было выявлено, что больные, пораженные лучевой болезнью первой-второй степени, полностью здоровы. Это же уникально! Как есть отработанный уран, так есть отработанные люди. Везде в мире, где есть атомные станции. Оказывается, помочь им не составляет труда. Но я не могу достучаться до официальных лиц.[b]— У вас были интересные данные и по туберкулезу? [/b]— Было пять больных, пролеченных нами. Им сделали иммунограмму через неделю и еще раз — через четыре недели. К сожалению, я не знаю результатов туберкулезных, но знаю иммунные: имунная система полностью восстановилась. А это значит, что и туберкулез будет излечен. У той же Тамары Ивановны был блестящий результат в Орле. Острый туберкулезный процесс, в тубдиспансере города женщине дали комплекс химических лекарств, она не приняла ни таблетки, вылечилась за месяц нашим комплексом. Уже прошло полтора года — ее сняли с учета в диспансере, она полностью здорова. Но ведь бывают разные стадии, разные формы — в голове держать все комплексы невозможно, надо работать в клинике.[b]— Вы награждены четырьмя золотыми медалями: Выставки инноваций в Брюсселе в 92-м и 95-м и Всемирной организации охраны интеллектуальной собственности за создание нового направления в медицине. Несколько лет назад вы были близки к тому, что в России откроется федеральная программа...[/b]— Нам сначала очень повезло. А потом — наоборот. Федеральная целевая программа «Частотная медицина» уже рассматривалась на правительственном уровне. 11 августа 1998 года в Минэкономики России, Минфин, Миннауки, Минатом, Минобороны, МЧС, РАН, РАМН ушло распоряжение, подписанное вице-премьером Олегом Сысуевым. Предлагалось в двухнедельный срок подготовить конкретные предложения по возможности внедрения нашего метода и производства необходимого оборудования и аппаратуры. А 17 августа Олег Сысуев ушел вместе со всем правительством в отставку. Иногда я думаю: остановись, зачем тебе это нужно, времени осталось не так много, ты любишь природу, музыку, театр... Не могу. Как будто я обязана отдать свои долги — перед людьми, перед детьми, которые погибнут, если мы им не поможем.[b]— Почему медицина встала перед фактом, что во многих случаях антибиотики уже не помогают? [/b]— Я глубоко уважаю антибиотики. Ими спасали раненых на войне, когда было много гнойных воспалений. Мою маму однажды спасли. Но потом началось безудержное лечение, забыв об опасности, ими перекормили и посеяли внутри человеческой системы плесень. Плесень на помидоре или лимоне съедает лимон и помидор. Она и человека съедает. Положим, вы не лечитесь антибиотиками, но вы едите мясо либо курицу, выращенные на биокормах, — все, вы получили свою долю заразы. Вы не можете спастись. На планете сегодня нет острова спасения.[b]— Кроме экологической медицины? [/b]— Мы эту плесень нейтрализуем. Нейтрализуем грибок, хламидию, то есть любого возбудителя, который вас «съедает». Экологическая медицина — остров спасения, который мы попытались отыскать.[b]— Одну историю напоследок.[/b]— Я расскажу про семилетнюю девочку с диабетом, которая попала к нам из Жуковского. Там даже не диабет, а что-то странное: днем высокий сахар, ночью «скорую помощь» вызывают — нехватка сахара. Мать в отчаянии, не знает, что делать. Что находит Людмила Стефановна Антипова, о которой я уже говорила, в ее поджелудочной? Информацию туберкулеза и информацию сальмонеллы. Начинает девочку лечить, идет стабилизация. И вдруг девочка заболевает гриппом, осложнение на легкие. Ее привозят в реанимацию в Жуковском, там нет детской реанимации, только взрослая, и врач откровенно говорит, что неизвестно, доживет ли ребенок до утра.Людмила Стефановна обзванивает больницы в Москве, договаривается с Морозовской, перевозка стоит 200 долларов, наш центр оплачивает перевозку, Галина Владимировна, администратор, едет за девочкой туда, потом ночью обратно — девочку спасают. Сейчас мать говорит: она резвится, играет, ночные приступы прекратились, аппетит появился, девочка ожила. А после всего она пришла и принесла эти 200 долларов — ей собрали на работе... Конечно, самое глубокое удовлетворение я получаю в России. Здесь мой язык, мой менталитет, здесь мы понимаем друг друга.
Эксклюзивы
Спецпроекты
images count Мосинжпроект- 65 Мосинжпроект- 65
vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.