Генеральный конструктор

Юрий Любимов родился еще в той «России, которую мы потеряли». Но взрослеть ему пришлось совсем в другой стране. Его «родина-время» — сталинские репрессии, которые были изучены в детстве по полной программе. Раскулаченный в 86 лет дед, арест отца, затем арест матери, тети, после чего Юрий Любимов со старшим братом Давидом и младшей сестрой Наташей остались одни. 10-летний Юрий носил передачи в тюрьму. Из-за статуса лишенца мальчик пошел учиться в ФЗУ. Профессию электрика Юрий Петрович осваивал на Таганке, где тогда еще располагалась знаменитая тюрьма.Однажды на улице еле отбился от шпаны и, отлежавшись, вооружился финкой, поклявшись, что больше никогда просто так не сдастся. О том, что он сделает Таганку синонимом театральной свободы, никто еще, естественно, не знал.[b]Он умудрился уместить две жизни в одну[/b]До 46 лет он – знаменитый актер на амплуа героя-любовника – от Ромео до Сирано. Потом – знаменитый (но уже в мировом масштабе) режиссер. Судьба его «Доброго человека из Сезуана», с которого началась нынешняя Таганка, решилась почти случайно. В то время как на кафедре Щукинского училища началась проработка Любимова за эту работу, в газете «Неделя» уже верстался номер с положительной рецензией на студенческий спектакль. К середине заседания принесли газету, заставившую заседателей сменить гнев на милость. Ректор Щукинского училища Борис Захава потребовал хотя бы дерево в декорациях сделать более реалистическим – кору нарисовать, что ли. «А можно я по нему муравьев пущу?» – спросил хулиган Любимов.[b]На самый верх звонили по вертушке Александр ФИЛИППЕНКО:[/b]«Юрий Петрович из любой ситуации мог выйти самым неожиданным образом. Например, когда Фурцева приехала принимать многострадальный спектакль «Живой» по повести Бориса Можаева и потребовала, чтобы при обсуждении не присутствовал никто из занятых актеров. Даже секретаря парторганизации выгнали. Чтоб ни-ни, ни дверь не скрипнула, ни мышь не прошмыгнула.Юрий Петрович ну все ее требования выполнил! Кроме одного. Он не выключил микрофон за режиссерским столиком. И весь театр сидел по гримеркам и слушал громкую трансляцию этого обсуждения.[b]Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ:[/b]«Юрий Петрович видный был мужчина, и Фурцева, возможно, к нему даже благоволила. Да и Можаев, как бывший морской офицер, грудь колесом перед ней выпячивал. Но она ведь была марионеткой в руках партии, и должна была соответствовать».[b]Алексей ГРАББЕ:[/b]«Живого» сдавали не меньше трех раз. Что-то пытались исправлять, однажды добавили финал, из которого следовало, что самое высокое партийное начальство справедливо, вот только мелкие чиновники все портят… Конечно, нам приходилось иметь дело с чиновниками по ранжиру — райком партии, управление культуры Моссовета. Но Юрий Петрович дружил с академиком Петром Капицей. А у того дома была вертушка, и при необходимости звонили от Капицы через головы этих мелких чиновников на самый верх. Да и Целиковская ([i]первая жена Юрия Любимова.[/i] – [b]О.Ф.[/b]) помогала пробивать какие-то вещи – ее очень любили. Сложная такая шла игра».[b]Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ:[/b]«Спектакль по моей лирике «Берегите ваши лица» запретили после третьего показа. Но от него осталась одна знаковая фотография. Я придумал такой трюк, когда актеры поднимали зеркало, в котором отражались зрители. И вот на этой фотографии в зеркале видно совершенно искаженное лицо Мелентьева ([i]начальник отдела пропаганды ЦК[/i]. – [b]О. Ф.[/b])».[b]Не попадайтесь!Феликс АНТИПОВ:[/b]«Умирать буду – не забуду, как Юрий Петрович меня в театр взял. Со мной под конец института приключилась такая чисто советская история. Попался с какими-то книжками, долларами… В общем, дали мне три года условно. И в театры другие меня вроде бы брали, но попрекали этими тремя годами. А Любимов мне сказал: «Я даю тебе работу, ты работаешь, и ничто другое меня не интересует».[b]Алексей ГРАББЕ:[/b]«У меня только родился ребенок, надо было как-то зарабатывать, сниматься особо не получалось, и мы давали концерты. В советские времена помимо официальных концертных организаций существовали подпольные администраторы, которые платили за концерт 20 рублей (при зарплате в 85 рублей это было ощутимой добавкой). Однажды мы поехали в Ленинград на гастроли и параллельно должны были подзаработать на таких концертах. И как-то после концерта поднимаются из зала люди и арестовывают нас фактически на сцене. А у нас вечером «Гамлет». Мы пытаемся объяснить, что срывается спектакль, – они ни в какую. «Гамлета» задержали на полтора часа, потом были какие-то разбирательства с Ленинградским горкомом. Я не знаю, как разговаривал Любимов с чиновниками, а нам (он же должен был, будучи начальником, как-то отреагировать) сказал только: «Эх вы, что же вы попались-то!» [b]Дмитрий МУЛЯР:[/b]«Когда мы учились на курсе Любимова, он много работал за границей. И он не хотел делать дипломную постановку – хотел, чтобы мы вводились в спектакли, которые шли в театре. Таганка тогда еще не раскололась, в труппе было довольно много народу, и наши вводы были не нужны. Да и потом мне казалось по молодости, что без дипломного спектакля нельзя. И я ушел с третьего курса, хотя многие говорили мне, что я, дурак, прямую дорогу в такой театр упускаю. А после окончания училища я снова пришел в театр. Любимов тогда был в отъезде, но дал распоряжение меня взять. И ни разу за все эти годы не попрекнул меня за тот уход, хотя помнит любую мелочь.[b]Любовь СЕЛЮТИНА:[/b]«Я всегда любила Юрия Петровича – когда только пришла в театр, помню, утащила со стенда его фотографию, как влюбленная студентка. И всегда его боялась. Помню, репетировали мы «Медею», и я была как в бреду. У меня только что ребенок родился, да еще поздний, а я должна играть Медею, которая своих детей убивает. Юрий Петрович меня держал в неведении относительно того, буду ли я играть. Начинал репетировать с Аллой Демидовой, а я была вроде как на подхвате. Он говорил мне: «Медея – грузинка, беженка.Вот как хочешь, так и играй». Я все за грузинками подсматривала. Вплоть до того, что когда меня спрашивали с характерным акцентом, как доехать, допустим, до Внуково, я их провожала, тюки помогала нести, лишь бы почувствовать их состояние. Прошло три месяца жутких репетиций, и однажды он вдруг встал посреди репетиции и ушел. У меня было ощущение, что от меня ушел муж, или любовник, или отец».[b]Теперь он говорит о красотеАлексей ГРАББЕ:[/b]«Любимов со своим необычным талантом замечательно совпал со временем. Я даже не могу сказать, что он режиссер. Не педагог, не психолог, он не может, как Товстоногов или Эфрос, разрабатывать с актером психологический рисунок. Часто может загнать актера в тупик, но если тот талантлив, то он вырвется с удесятеренной силой. Это – как ходить с гирями на ногах, а потом снять их и почувствовать, что летишь. Любимов – в первую очередь артист, с потрясающей интуицией, абсолютно влюбленный в театр со всеми его игрушками – игрой света, конструкциями. На старости лет он все чаще стал говорить о красоте. Он всю жизнь был окружен людьми, которые генерировали идеи, а он, как конструктор, собирал эти блоки. Недаром Боровский назвал его «гением коллективного труда». Сейчас ситуация изменилась, но Любимов приобрел огромный художественный опыт такого конструирования. Он не особо-то обращает внимание на отсутствие былого ажиотажа, потому что абсолютно искренен в своих постановках».Запад отчасти изменил его. Юрий Петрович стал респектабельнее, вальяжнее. Раньше был гораздо более раскованный, одевался небрежно – лишь бы удобно. А сейчас стал очень стильным. Мне даже кажется, что сейчас он лет на двадцать моложе, чем несколько лет назад. Он всегда любил смотреть капустники с жесткими шутками в свой адрес, с удовольствием ржал и никогда не притеснял шутников. Он многому был свидетель, но, к сожалению, рассказчик он не очень хороший. Не любит он лиризм, сентиментальность (называет это собственным словечком «экзюперизм»), хотя, наверное, и перегибает в чем-то палку. Экивоков не любит».[b]И я могу!Тимур БАДАЛБЕЙЛИ:[/b]«Когда мы ездили на гастроли в Гонконг, для нас устроили морскую экскурсию. На корабле он все порывался на рубку залезть – его буквально удерживали, потому что это даже для молодых было опасно. Все сокрушался – если кто-то залез, то почему я не могу?! Привезли нас на один из островов, где много ресторанов с морепродуктами. И у каждого стоит аквариум – омары, мурены, крабы, которых одной рукой не поднимешь. И Юрий Петрович – как первоклашка в военном музее – охает, пальцем на все показывает. Потом остановился и говорит: «Господи, а меня еще врачи не хотели сюда отпускать». Прошел еще и снова остановился: «А зачем же мне тогда жить-то?» [b]Феликс АНТИПОВ:[/b]«Говорят, он медитацией занимается, но секрет его молодости, наверное, в том, что он все время работает. Шутка ли – только оперных спектаклей на Западе больше тридцати поставил!» [b]Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ:[/b]«Я однажды на день рождения Юрия Петровича купил ему на Птичьем рынке щенка — дымчатую овчарку. Принес в театр – пускай, говорю, охраняет Таганку от врагов. Но Целиковская была как-то против настроена, и щенка забрала Алла Демидова. А потом собака так вымахала, что Алла с ней уже не справлялась, и пришлось отдать в Черноголовку.Больше мы нашего «охранника» не видели. А в другой раз подарил Юрию дымковского петуха — огромного, на заказ сделанного. Когда шел дарить, думал, как бы его удивить. Взял, да и разбил этого петуха об пол. Думал, он посмеется, а он, как оказалось, очень расстроился, что такую красоту разбили, — собрал этого петуха и склеил».