Фальстаф, Парис, и нетрезвые сварщики

[b]Ла Скала нам поможет[/b]«Этот «Фальстаф» – случай особый, – считает главный дирижер театра Александр Ведерников. – Ведь это наиболее известная оперная постановка великого драматического режиссера Джорджо Стрелера. Развивая наши отношения с Ла Скала, у которого Большой театр некоторое время назад арендовал спектакль «Адриенна Лекуврер», теперь мы заключили эксклюзивный договор на бессрочное пользование постановкой Стрелера. «Фальстаф» фактически шел в Большом театре однажды – в филиале, в 1962 году, в постановке Бориса Покровского. И мне удивительно, что история этой оперы именно в Большом театре столь коротка!» В самом деле, странный шедевр, последняя опера Верди, идет лишь в «Геликон-опере», героически латающей дыры в незатейливом репертуаре столичных оперных театров. И вот теперь наконец предстанет в широкомасштабном виде – так, как удалось воссоздать ее на сцене Большого режиссеру Марине Бьянки, наследнице метода Стрелера (премьера – 18 февраля).Кстати, на пресс-конференции отмечалось, что ла-скаловский спектакль 1980 года, последний раз показанный там в мае 2004 года (и ничто не мешает идти ему в Ла Скала дальше: изготовлен дублирующий комплект декораций), не «разбалтывается», сохраняя все черты мастерского почерка великого Стрелера. Будем надеяться, что его отсвет достойно ляжет и на нашу сцену.Что касается состава, Ведерников назвал лишь приоритетного исполнителя партии Фальстафа – Юрия Нечаева.[b]Машину починили[/b]Небывалая скромность этой 20-минутной «оперной» прессконференции на следующий день с лихвой окупилась необычной формой представления премьеры балетной.Во-первых, впервые за всю историю, собрали всех желающих – просто по городскому объявлению с опасной припиской «Вход свободный». Здание Новой сцены Большого, правда, не разнесли, но желающих оказалось немало. Разве не приятно? Всем было интересно, что за «Болт» готовит нам главный балетмейстер Большого театра Алексей Ратманский.Во-вторых, начальник пресс-службы Большого Екатерина Новикова, кстати, переводчица со всех языков и на все языки включая японский, блестяще провела прямо на сцене нечто вроде интеллигентского ток-шоу с создателями балета. Эту форму встречи с будущими зрителями подсказал Ратманский, долго работавший в Дании (в Париже такой непосредственный рассказ о будущей премьере называется «паспортом» спектакля).Показали и три фрагмента из загадочного «Болта», который поставить, по всем разговорам, представлялось невозможным.По задумке 30-х годов, дело происходит в заводском цеху, в прифабричном селе, в клубе. Сатирическому миру патриархального дореволюционного мирка надо было противопоставить четкую индустриальную поступь социализма. Господи Боже ты мой, чего только не приходилось писать Шостаковичу! Суть балета он с усмешкой излагал в одном письме примерно так: «Была машина – потом испортилась. Ее починили…» и т. д.Вообще-то некий исходный сюжет был. Хулиган Ленька Гульба приходит в цех пьяным, и его, индивидуалиста проклятого, увольняют. А он назло засовывает болт в станок, чтобы его остановить.Тему вредительства в сюжет добавили для проходимости… В общем, комментируя сюжет, Ратманский воскликнул: «Да по сравнению с «Болтом» «Раймонда» – просто трагедия Шекспира!» В основном же, судя по эскизам костюмов Татьяны Бруни 1931 года (на выставке в фойе), балет состоял из дивертисментных номеров. Вот на ее рисунках Прогульщик, Бюрократ, Головотяп с березовой чуркой вместо головы, Летун, Истопник, Ломовой… А каковы масштабы! «Текстильщица – 30 шт.», «Комсомолка – 24 шт.», «Рабочий у печи – 74 шт.»… Балет в постановке Федора Лопухова в 1931 году показали на генеральной репетиции один раз – да и запретили, объявив о переделках по просьбе трудящихся и спустив дело на тормозах.– Газеты вроде какого-нибудь «Красного путиловца» написали, что это карикатура на советскую действительность. И вообще-то были правы… Музыку потом растащили на сюиты; отдельные номера звучали по радио, – рассказал Манашир Якубов, главный редактор издательства «Д. Шостакович (DSCH)». – С большим трудом мы собрали все три партитуры балетов Дмитрия Дмитриевича – «Золотой век», «Болт» и «Светлый ручей». Ведь он фантастически любил балет, был своим человеком в театральной среде.Сказать только, что, когда Акимов в МАЛЕГОТе в 1931 году ставил «Прекрасную Елену», Париса он сделал «под Шостаковича»… Ирина Шостакович (тоже со сцены):– В те годы было снято с репертуара 5 сочинений Шостаковича, его ошельмовали. И он не писал больше ни опер, ни балетов… Еще при его жизни Юрий Григорович хотел восстановить «Золотой век». Но Дмитрий Дмитриевич возразил: «Не надо реанимировать!» И все же «Золотой век» был поставлен в Большом, а сейчас Григорович восстановил его в Краснодаре и согласен вернуть эту версию в Большой театр, чтобы к 100-летию Шостаковича в 2006 году на сцене Большого шли бы все три его балета.Художник спектакля Семен Пастух и художник по свету Глеб Фильштинский не ограничились рассказами, спровоцированными остроумной музыкой и сложной двойственностью, присущей Шостаковичу, которому и время 30-х хотелось отразить, и намекнуть о своем отношении к нему.Первым зрителям наиновейшего «Болта» Ратманского показали несколько фрагментов. Вот два техника-наладчика и три машинистки обходят цех – в таком стильном современном танце, на который только способны балетные артисты Большого, упорно тяготеющие, как известно, к «Лебединому озеру». А вот дуэт Ольги и Леньки – как съязвил Ратманский, «между зарядкой и запуском нового цеха».Конечно, без любви какой же балет! Поэтому, как объяснил хореограф, «никакого Эстета, Соглашателя или Ломового не будет – вся музыка отдана главным героям», любовному треугольнику.Из декораций Семен Пастух продемонстрировал наворот из болтов, гаек, винтов и прочей заводской флоры посередь сцены. А также эффектного Сварщика метров пяти ростом – робота чапековского толка со светящимися, как у Голема, глазами. По словам художника, «эти Сварщики тоже обитают на заводе как некие фантомы и немного танцуют. Есть и не совсем трезвые». (Все, кажется, на колесиках, но электронно управляемые). Фильштинский добавил, что «вся световая история – встроенные эффекты».То есть будет зрелище, будет! Скорее всего, не хуже «Светлого ручья», где либретто откровенной совковостью тоже могло обескуражить любого Мюнхгаузена.Наверное, сохранены танцы машин. И даже вроде бы «номер, иллюстрирующий никчемность морских конференций по разоружению» – в оригинале он был «типа кадрили. Костюм должен быть построен по типу лошадок мольеровского театра. Только вместо лошадок должно быть судно того или иного типа. Например, Франция – подводные лодки, Англия – дредноуты…» Во, балетики-то писали! Однако с приходом в Большой театр Алексея Ратманского засверкал здесь в балете спасительный юмор. Так что недолго осталось ждать все эти «коленца», выкидываемые «передовой молодежью» и «отдельными отсталыми личностями». Премьера – 25 и 26 февраля.