Куда ведет надежда на талант

[i]В прошлом году Третьяковка многих удивила экспозициями современного искусства, подчас довольно экстравагантными. Теперь – подарок давним поклонникам.[/i][b]Лучшее – напоказ[/b]Основатель музея одним из первых в России проявил интерес к рисунку как к самостоятельному виду искусства.Осенью 1887 года Третьяков отвел под графические работы целый зал. Тогда их коллекция насчитывала 266 рисунков, через два года увеличилась почти впятеро.В ней были и работы старых мастеров – Лосенко, Бруни, Брюллова, Егорова, и работы современников коллекционера: Левитана, Серова, Врубеля, Бенуа.Естественно, большинство из них хранилось в запасниках. Конечно, за столетие с лишним многие рисунки демонстрировались на персональных и тематических выставках. Но вместе 250 графических шедевров, собранных Третьяковым, на нынешней выставке современный зритель видит впервые.[b]Чем опасен голодный художник[/b]Одна из изюминок экспозиции – рисунки Павла Федотова. Глядя на них, вспоминаешь о том, что его называли родоначальником юмористического направления в русской живописи.В графике улыбка саркастична, но грустновата. Одна из работ – «Художник, женившийся без приданого в надежде на свой талант». Возле человека с мольбертом – тьма оборванных ребятишек и женщина с несчастным лицом. Возможно, Федотов смеялся и грустил над собственными бедами и несбывшимися мечтами.Ведь он сам полжизни провел в нищете.А между тем сколько его коллег полтора века назад жили и улыбались совсем иначе! Взять хотя бы шарж Василия Штернберга «Русские художники в Риме». Пять самодовольных мужчин в цилиндрах воодушевленно устремляются в кафе. О том, какое количество отечественных живописцев отметились на Аппенинском сапожке в ХIХ – начале ХХ века, на выставке свидетельствует множество работ на итальянскую тему. Их чуть ли не столько же, сколько и посвященных отечеству.[b]Интеллигенция под соусом[/b]Но панорама отечественной жизни на экспозиции все-таки разворачивается. Тут и передвижнические обличения вроде «Чаепития» Перова – живой контраст между толстым, вальяжным священником и парочкой нищих.Много любопытного открывается в старинных пейзажах, где родные места предстают эдакими знакомыми незнакомцами. Поначалу даже удивляешься, как могла между Манежем и Кутафьей башней затесаться какая-то церквушка? Потом понимаешь, что Михаил Воробьев запечатлел в рисунке храм Cвятого Николая в Сапожках, до нас не дошедший.Не обошлось и без изображений интеллигенции давно минувших дней. Среди них выделяется серия «черных» портретов Крамского – отличная иллюстрация введенной им в России графической техники «соус». Основной ее компонент – сажа. Ею можно рисовать, как углем, а можно развести и писать кистью. Портреты соусом чем-то напоминают фотографии: недаром в молодости Крамской подвизался ретушером.[b]Мария земная, но не сладкая[/b]Еще одна впечатляющая серия – эскизы росписей Владимирского собора в Киеве работы Нестерова и Васнецова. Среди них и «Благовещенье» – сюжет, почему-то редкий для русских художников, зато просто до дыр измочаленный мастерами Возрождения.Конечно, глядя на рисунок отечественного автора, не удержишься от сравнений и параллелей хотя бы с шедевром Боттичелли из Пушкинского музея. И выясняется, что, хотя у Нестерова, как и у великого итальянца, Мария и выглядит земной девушкой, а не Царицей Небесной, как на иконах, никакой сладости в ее облике нет и в помине.О графических работах Васнецова критик Стасов в свое время писал Третьякову, что они во многом важнее и лучше фресок в киевском храме. Кстати, творчество этого художника на выставке представлено еще и документами, которые он оформлял: грамотой почетного гражданина Москвы П. М. Третьякова и эскизом меню праздничного обеда в день коронации Александра III.[b]На илл.: [i]И. И. Левитан. Вид в окрестностях Бордигеры в Италии. 1890. Бумага, пастель.[/b][/i]