Искусство на костях

[i][b]У члена Союза художников России Игоря Корченкова простецкое лицо, широкая улыбка и совсем не «живописные» грубые руки с сильными пальцами. Но Игорю – в прошлом сотруднику правоохранительных органов – это, похоже, не мешает. Нежные пастельные краски, акварели, тонкие кисти и пейзажные мольберты – это не для него. Корченков работает фрезой, а чаще... бормашиной.[/b][/i]Он – мастер художественной резьбы по кости, представитель традиционного для России, но пока еще экзотического по столичным меркам искусства. Магаданец Корченков принимает журналиста в очень неудобной кухне-пенале на втором этаже нахабинской многоэтажки, где он уже несколько месяцев гостит у знакомых. Из-за стенки доносится неприятный визг машинного резца: землячка Игоря вытачивает из кости мамонта милую безделушку-визитницу, которую надеется продать потом за пару-тройку тысяч рублей.[b]– Игорь, разве позволительно настоящему художнику резать кость при помощи бормашины? Не превращается ли искусство в голое ремесло, когда вместо руки мастера узор «лепит» бездушное сверло или холодный нож фрезы?[/b]– Но и вы, смотрю, наш разговор на пленку записываете, а не ручкой в блокнот. Бормашина для меня – то же самое, что для вас диктофон: чисто техническое удобство в работе. С бормашиной я вот эту деталь с узором выполнил за полчаса. А сколько бы я штихелем да напильником ковырялся?[b]– Сколько?[/b]– Даже не знаю... Дня два. Бормашина дает большой выигрыш во времени и качестве, вот и все. На самом деле с этим приспособлением косторезы начали «дружить» еще в советское время, когда мастера стали объединяться в фабричные артели. Многие любят приговаривать: разве это искусство, когда режет бормашина, а не человек! По этой логике за машину можно посадить любого обалдуя, и, пожалуйста, – готов мастер. Но на самом деле так почему-то не происходит.[b]– А сколько времени косторезному искусству учились лично вы?[/b]– Пять лет оно было для меня хобби, еще пять лет продолжаю совершенствоваться, зарабатывая на хлеб насущный. Конечно, до высот настоящего мастерства мне пока далеко, но приятно, когда увлечение становится основным родом занятий.[b]– Не вымирает ли костерезное искусство в России? И можно ли стать квалифицированным резчиком в силу труда и упорства либо мастером нужно все-таки родиться?[/b]– Думаю, в Магадане наше искусство не умрет никогда. Есть и еще несколько центров по стране – в Тобольске, в Якутии, на Чукотке, в Архангельске. Что же касается того, как становятся резчиками... В основном речь идет о потомственных династиях. Мои тесть и свояк, например, очень долго режут кость. Но в Магадане есть и классические профессиональные школы, берущие начало от детско-юношеских кружков. Одним, к примеру, руководит очень опытный косторез, ветеран войны Иван Попов. Его питомцы известны очень достойными работами.[b]– Зачем же вы тогда перебрались в столицу? За длинным рублем или ради славы?[/b]– Организовав несколько лет назад Магаданскую общественную организацию мастеров художественной резьбы по кости (сейчас она объединяет полтора десятка мастеров), мы начали участвовать в художественных выставках в Хабаровске, Новосибирске, Якутске и были приятно удивлены огромным интересом к нашему творчеству. Постепенно дело дошло и до столицы. В последнее время тут продается много наших работ через перекупщиков. Дело в том, что в столице пока еще непаханый рынок сбыта, а 120-тысячный Магадан нашей продукцией уже завален. Так лучше уж самому ее в Москве продвигать…[b]– Откуда вы берете сырье? Неужели кто-то специально ищет бивни мамонтов?[/b]– Нет, конечно. Их извлекают из земли попутно с добычей золота. Если цена нас устраивает, мы берем их оптом.[b]– «Устраивает» – это сколько?[/b]– Двести долларов за килограмм. С годами товара этого на рынке все меньше, но, думаю, на наш век мамонтов точно хватит.[b]– А что будете делать, если они вдруг закончатся?[/b]– Переквалифицируемся на рога лося и снежного барана. Это тоже хороший материал для художественной резьбы.[b]– И много ли безделушек можно сделать из кило бивня?[/b]– Правило очень простое: меньше обрезаешь – больше получаешь. Если кусок солидный – значит, и конечное изделие будет большое, как, например, вот этот парусник.Конечно, в открытой продаже купить такую вещь мало кому по средствам. Они используются в качестве корпоративных подарков или сувениров для VIP-персон. Такие изделия можно увидеть в кабинетах первых лиц нашего государства, в частных коллекциях США, Австралии, Германии, Франции. Например, «брат-близнец» этого парусника у меня недавно приобрели для подарка одному из высших управляющих «Газпрома».[b]– Интересно, долго вы над ним корпели?[/b]– Если заниматься неотрывно только им, за месяц можно было бы сделать. Но это очень трудно, и так я никогда не работаю. Все-таки резьба – это творчество: что-то откладываешь, к чему-то возвращаешься. Иногда в голове никаких мыслей, берешь сноуборд – и на склон, кататься. Смотришь – через пару часов идеи начинают созревать… Так что такую сложную работу, как парусник, делал месяца три.Далее, еще одна специфическая категория возможных покупателей – коллекционеры. Очень привередливый народ! Они, как правило, собирают маленькие статуэтки на определенную тему: скажем, собак, лягушек или черепах. Хорошо если удается продать им небольшую фигурку за 3–4 тысячи рублей. Наконец, есть торговля на выставках. Но там круг покупателей широкий, и неизвестно, с каким запросом столкнешься. Иностранцы, к примеру, любят изображения медведей, мамонтов, моржей и почему-то сов.[b]– Что может позволить себе хороший мастер-косторез в бытовом плане – новую иномарку, квартиру в Москве?[/b]– Квартиру купил в только что построенном доме, правда, не в Москве, а в Балашихе. Туда мы пока еще не перебрались. Но главный плюс для меня, пускай это прозвучит громко – радость творчества. Замечательно, что она сопровождается и материальным стимулом.[i][b]Красногорский р-н[/b][/i]