Я, гений

[b]Рассекающий волны, танцующий в темноте, элемент преступления, разносчик эпидемии, хозяин королевства, первооткрыватель Америки и заслуженный идиот всея Европы – единственный из гениев современного кино, чья творческая активность давно превратилась в радиоактивность, Ларс фон Триер послезавтра отметит пятидесятилетие.[/b]Самый влиятельный из независимых и самый независимый из влиятельных режиссеров современного кино – датчанин Ларс фон Триер – встречает юбилей на свой лад. Он объявил о глобальном пересмотре своей творческой стратегии: никаких пафосных фестивалей и международных премьер, никаких интервью. Впрочем, он и раньше давал их крайне редко и неохотно.«Говоря короче, – пишет он в своем очередном (неужто последнем?) манифесте, – на пятидесятом году жизни я почувствовал, что заработал привилегию сузить поле деятельности. Надеюсь, что эта попытка оживления принесет плоды и позволит мне удовлетворить свое любопытство и потребность в новых играх, а результатом станет большее количество фильмов».Триер, создавший «Догму 95» и изменивший подход всего мира к малобюджетному кино, снятому на любительскую цифровую видеокамеру; Триер, воскресивший интерес кинематографа к жанру мюзикла; Триер, мастер парадокса и мелодрамы, отменивший любые табу и сделавший литературу частью киноязыка. Этот человек ходит по земле без малого пятьдесят лет.Мастер эпатажа, начавший карьеру с придуманной приставки «фон» к собственной фамилии, сходит со сцены – точнее говоря, уходит за кулисы. Однако люди такого масштаба спрятаться за кулисами не могут при всем желании. Живой пример – 88-летний Ингмар Бергман, которому заочный ученик и верный поклонник Триер первому прислал приглашение присоединиться к братству «Догмы 95». Тот, давно живущий затворником на острове Фаре, разумеется, не ответил. менно Бергман как-то сказал о Триере: «Этот мальчик еще не знает, как много ему дано». Русским зрителям Триера стоит помнить и еще об одном кумире датского режиссера: с юности он увлекался фильмами Андрея Тарковского. Меж тем ничто так не далеко от «поэтического» кино, как работы самого Триера.Скорее чем поэтическими, их можно назвать математическими: все выверено и просчитано, а в результате рождаются моральные парадоксы, которые хочется отнести уже к геометрии высшего порядка. Как истинный поклонник точных наук, Триер предостерегает от идеализма. А заодно истребляет идеализм в себе. Безуспешно. И еще о России: ведь однажды Триер чуть не взялся за проект фильма о самом странном идеалисте нашей истории, буддисте и диктаторе бароне фон Унгерне. Соблазняло режиссера и имя автора сценария – ныне покойного Фридриха Горенштейна, работавшего над «Солярисом». Проект сорвался, и теперь его собираются возрождать Александр Прошкин с Юрием Арабовым. А Триер, забыв о Монголии, принялся исследовать Америку, где он не был никогда.Кому как не нам, жителям страны, краеугольной книгой которой более ста лет остается роман «Идиот», оценить героические усилия Триера по пропаганде доктрины идиотизма? Его «Идиоты» – не больные и не юродивые, а такие же «догматики», как их создатель. Режиссер подтрунивает над стремлением молодых и благоустроенных европейцев поиграть в убогих, но и сам включается в игру: известно, что на первый день съемок он пришел абсолютно голым, да и его демонстративное восхождение по красным ступеням Каннского фестиваля в джинсах вместо смокинга скандализировало окружающих ничуть не меньше.Ему сошло с рук и это. В конце концов, Триер – каннский фаворит. В Каннах показывали все его фильмы, начиная с дебютного «Элемента преступления» в 1984-м. И уже та картина 28-летнего нахального датчанина получила престижнейшую награду Высшей технической комиссии, за визуальное совершенство.Аналогичная награда, которой добавился Специальный приз жюри, ожидал в 1991-м «Европу». Дальше – больше: Гран-при в 1996-м за «Рассекая волны», «Золотая пальмовая ветвь» в 2000-м за «Танцующую в темноте». Высшая точка фестивальной карьеры, она же тупик. Ни «Догвилль», ни «Мандерлей» не получили в Каннах ничего. Как прозорливо предположил давний соратник и актер Триера француз Жан-Марк Барр (он видит каннскую «кухню» изнутри), датчанин слишком далеко ушел вперед – Канны за его открытиями элементарно не поспевают.Так что и ездить туда ни к чему. К призам Триер более-менее равнодушен – не от природы, а потому, что собрал их в достаточном количестве: в головном офисе возглавляемой им компании Zentropa увешана вся стена, свободного места не осталось.За чем ему гнаться? Неужто за «Оскаром»? Наверное, в день, когда Триер получит золотого болванчика, на его творческой карьере можно будет поставить жирный крест. Но этот день не настанет, а карьера не прервется как минимум до середины 2020-х годов – тогда Триер, возможно, закончит фильм своей жизни, «Измерения», по 2–3 минуты которого он снимает ежегодно. Во всяком случае, так гласит легенда.Не стоит забывать и о том, что Триер не любит путешествий и боится полетов на самолете. Возможно, поэтому он, за исключением Канн, не выезжал дальше Польши и Германии. По той же причине Триер никогда не был в Америке, о которой снял «Танцующую в темноте», «Догвилль» и «Мандерлей» (незавершенная трилогия, финальная часть которой, «Васингтон», должна быть снята в 2007-м, так и называется – U.S.A.). И не собирается там побывать. Однако и Европа, похоже, с отменой фестивально-гастрольного графика скоро исчезнет с индивидуальной карты мира Ларса фон Триера. Тогда и нам перестанет иметь смысл надеяться увидеть его на российской земле – скажем, восходящего по синему ковру ко входу в кинотеатр «Пушкинский», где его ждет с неизменно-дежурной улыбкой Никита Михалков. Так или иначе премьера новой комедии, сделанной Триером на датском языке и с датскими актерами (впервые после «Идиотов»), состоится на родине режиссера, в Копенгагене, грядущей осенью.С Данией у Триера сложные отношения. Он был любимчиком профессоров в Копенгагенской киношколе, а потом его возненавидели критики, публика же вовсе отказывалась понимать: второй его опус, «Эпидемия», был признан в 1987-м худшим датским фильмом года. Непонимание и холодность сменились всенародной любовью в 1994-м, когда на телеэкраны вышла первая часть «Королевства»; во время эфира улицы всей Дании пустели. Кроме всего прочего, этот мистически-пародийный эпос – развернутое исследование датского национального характера, проводимое в фильме шведом-ксенофобом Хелмером.Сегодня Триер – национальный герой поневоле. Многие так и не поняли его фильмов, но отдали свои симпатии автору, причем навсегда. Емко выразился один из министров датского правительства после триумфа «Танцующей в темноте» в Каннах: «Тут дело не в художественном вкусе – это как если бы датская сборонат мира».Свое маленькое королевство у Триера есть. Это киногородок «Филмбиен», расположенный на территории бывшей американской военной базы (там даже остался с тех времен танк, подаренный Триеру властями США), километрах в десяти от Копенгагена. Одноэтажные помещения крупнейшей независимой студии в Скандинавии выглядят подчеркнуто скромно, особенно в сравнении с тоталитарным декадансом «Мосфильма». Сам Триер проводит время в маленьком двухкомнатном бунгало; в рабочем кабинете – письменный стол и допотопный пинбольный автомат. Рядом на улице – сауна и бассейн под открытым небом, где Триер остужает творческий пыл даже посреди зимы. В соседних зданиях работают коллеги режиссера, под руководством его давнего товарища, соучредителя Zentropa Петера Олбека Йенсена. Международный кинобизнес знает его как человека, ходящего по каннскому кинорынку босиком, в кристально белых носках.Мне довелось побывать в «Филмбиене» и поговорить там с Ларсом фон Триером дважды. Во второй раз, во время обширного интервью, он – как человек, начинавший с демонстративного обращения в иудаизм (вопреки воле родителей-социалистов), а закончивший истовым католицизмом, – ответил на вопрос о своих религиозных убеждениях: «Я не верю в Бога, но я его боюсь». Парадоксальным образом в фильмах Триера нет и тени богобоязненности, а вот присутствие высшего существа там ощущается. Просто режиссер, будучи фанатиком контроля надо всем сущим, ревниво относится к тому, чей контроль выше. Но в своих мирах, пусть нарисованных мелом на темном полу пустого павильона, Триер – полновластный хозяин и непререкаемый демиург. Он глядит на эти мини-вселенные в объектив камеры сверху, с неба, – и видит их насквозь, вплоть до мельчайшей детали.Новый фильм Триера называется «The boss of it all» – то есть «Хозяин всего». И пусть речь идет о новейшем парафразе гоголевского «Ревизора», и главный герой картины – жалкий самозванец, название говорит само за себя.