Архитектор книги

[b]В юности ему прочили славу живописца, но Фаворский предпочел графику – «как искусство массовое». О связи его творчества с народными корнями много говорено. Однако с рождения Владимир принадлежал к богемной среде.[/b]В его случае справедливо будет сказать, что любовь к искусству впитана с молоком матери, Ольги Шервуд. Ее знали как художницу и дочь знаменитого архитектора, создателя Исторического музея и памятника Героям Плевны. Отец художника был юристом и членом Государственной думы; нечего и говорить, что образование сын получил очень и очень неплохое. В Москве окончил художественную школу Юона. В Мюнхене учился у художника Холлоши и слушал в университете лекции по искусству. Путешествовал по Италии (на велосипеде!), Австрии, Швейцарии. В Московском университете защитил диплом по теме «Джотто и его предшественники».Кажется, при таком круге занятий Фаворский должен был стать рафинированным молодым человеком, – но этого не произошло. На Первую мировую он пошел артиллеристом и даже получил Георгия. В Гражданскую сражался за красных и чудом уцелел в бойне под Царицыным. А потом, терпеливо снося лишения тяжелых 1920-х, обучал студентов на графическом факультете ВХУТЕМАСа. «Несмотря на проклятый холод и голод, там велась большая и серьезная работа над формой, композицией», – вспоминал Александр Дейнека.Кстати, период расцвета Высших художественно-технических мастерских пришелся на 1923–1925 годы, когда Фаворский стал ректором.Но прежде преподавательских успехов были творческие. Еще с 16 лет Владимир участвовал в выставках Московского товарищества художников: сначала с деревянной скульптурой, потом с гравюрами на дереве. В ксилографии его привлекала возможность показать в малом монументальное. Черно-белая гамма, по мнению художника, обладала поистине волшебными возможностями: «Черным пятном и штрихом передаешь и мрачную тучу, и темную зелень дуба, и масть коня, и плащ воина, и темно-красное знамя». Неудивительно, что, обладая таким волшебным видением, Фаворский поднял технику ксилографии на уровень высокого искусства после почти трехвекового ее упадка.Сотворил он чудо и с оформлением книг. Первый прорыв на этом поле случился в 1918 году: работая над томом Анатоля Франса, Фаворский даже буквицы превратил в лаконичные сценки. «Другие делают иллюстрации – я делаю книгу», – говаривал он впоследствии. И предлагал рассматривать печатный «источник знаний» как целостный эстетический организм. Выстраивать его от обложки до шрифта, определять соразмерность частей и деталей должен был художник. Книги, оформленные Фаворским, часто сравнивали с архитектурными сооружениями: в них находили и стиль, и гармонию.Кого и что только он не иллюстрировал: Пушкина, Гоголя, Шекспира, Бернса, библейскую Книгу Руфь, «Слово о полку Игореве»... Что ни создание – неповторимый образ. А все благодаря редкому дару смотреть на содержание книги глазами ее современника.Женился мастер на дочери художника Дервиза, однокашника Врубеля и Серова по Академии художеств, писавшего акварели. Оба сына Фаворского пошли по его стопам. Старшего, Никиту, Грабарь даже называл «явлением в отечественном искусстве». Кто знает, каких высот он смог бы достичь, если бы не ушел добровольцем на фронт во время Великой Отечественной! Его скосило в самом начале войны, а младший, Иван, погиб, сражаясь под Кенигсбергом.Отец пережил сыновей почти на двадцать лет. Незадолго до смерти его осыпали почестями: дали Ленинскую премию, звание «народного». Художник принял их спокойно: к официозу он никогда не относился восторженно. Как-то, отвечая на вопрос о будущем советского искусства, сказал: «Богу – богово, а кесарю – кесарево. Все что мы делаем, чему-то служит». Все-таки фамилия, полученная предком Фаворского в семинарии, накладывала свой отпечаток. Недаром дочь Мария вспоминала про отца, что «пространство вокруг него точно каким-то светом озарялось».