Рельсы для коварного пролетариата

[b]Не кичись напрасно, что все на свете повидал-переслушал. Мол, и там потрогал, и тут ковырнул, и то задел, и это зацепил… Вдруг как вынырнет пласт – новая Атлантида! Так и музыка русских конструктивистов 1920-х годов, практически нам неизвестная, обескураживает непоблекшей экстравагантностью, три четверти века протомившейся в старом сундуке.[/b]На концерте в Пятой студии на Малой Никитской звучали сочинения «леваков» первых лет Советской власти. Все получили солидное консерваторское образование, все жадно интересовались западными изысками, все искренне полагали, что шли в ногу со страной и временем, мастерски отражая его ритмы, шумы, многообещающую энергию молодой советской индустрии. Входили в Ассоциацию современной музыки (1924–1931). Но кто сунется в 1920-е годы нашей истории – увязнет в неразберихе. Самый яркий из музыкальных конструктивистов – Александр Мосолов (1900–1973) – и получил всех сильнее: ему в конце концов приписали «хулиганское молодечество», «идейный распад» и даже почему-то «есенинщину» (за беспокойную лирику?). А на всех досталась формулировка «музыка, которая несет чуждую пролетариату гармонию».Принципы конструктивизма оказались, как говорит словарь 1959 года, «глубоко чужды советской реалистической музыке» (кто бы объяснил, что это такое).Мосолова в 37-м вообще посадили по 58-й – антисоветская пропаганда. Вернувшись, он писал уже нечто совсем другое. Обрабатывал песни для Северного русского хора.Леонид Половинкин (1894–1949) до конца жизни сочинял музыку к детским спектаклям и фильмам. Были еще петербуржцы-ленинградцы: Алексей Животов (1904–1964) и Владимир Дешевов (1889–1955), автор первого советского балета «Красный вихрь» и оперы «Лед и сталь», про которого скупая словарная строка сообщает, что он «впоследствии работал в прикладной музыке».Что же мы услышали вчера? И какие такие новинки 1920-х быстро съехали в архаизмы, не вкусив всенародной славы? В музыке всех четырех композиторов, слаженно и стильно представленной ансамблем «Студия новой музыки» под управлением Игоря Дронова, отчетливо прослушиваются Скрябин, Стравинский, Гершвин, ранний Прокофьев. От Стравинского – настойчивая воля, ритмично бьющаяся лбом об стенку (как в «Весне священной» – этим нельзя было не заразиться). От Скрябина – диковинный внутренний мир с соответствующими гармоническими разводами. От Гершвина – прирученный джаз, местами даже будто цитаты из фортепианного Концерта.«Классовые враги» пролетариата, как ни парадоксально, явно искали встречи с ним в эстетической плоскости. Самое яркое сочинение вечера – «Завод» Мосолова, фрагмент неизвестно куда сгинувшего балета «Сталь» для Большого театра. Со всеми вытекающими из названия лязгами высокого художественного свойства.Другое столь же характерное сочинение – «Рельсы» Дешевова, тоже образец «машинной романтики». Пианист Михаил Дубов исполнил роскошный «Электрификат» Половинкина (это как если бы Скрябин всерьез написал не мазурку, а фокстрот). А его же оркестровый «Телескоп № 2» чередовал расплывчатость с бьющей по нервам резкостью – видимо, по мере выдвижения все более тонких гипотетических трубочек.Не отражение жизни, но ее организация, жизнестроительство: этого-то лозунга и не стерпело государство. Конструктивисты еще ко всему были людьми остроумными, это слышно и в музыке, и в словах. Так, Мосолов создал цикл «Газетные объявления» на оригинальные тексты «Известий» (его умно, как всегда, исполнила Светлана Савенко): о продаже высшего качества пиявок, о потере английского сеттера, смене фамилии Заика на Носенко, травле крыс и мышей… В общем, Шостакович, оказывается, был не первым, когда положил на музыку тексты из «Крокодила». Вспомним тут и уморительные хоры Корндорфа на «Записные книжки» Ильфа.Юмор юмором, а внутренней свободы в людях наше государство никогда не терпело. Где еще в мире так боялись не только слова, но и музыки, короче, сотрясения воздуха, как у нас? К тому же музыка «леваков» несла в себе явное необъяснимое напряжение и тревогу, а жутковатая безжалостность металла будто предвещала совсем недобрые времена.Можно подумать, что техника с тех пор ушла далеко вперед. Но выходишь после концерта на Малую Никитскую – и в нынешнем весеннем потопе, как на грех, слышишь ритмичный лязг помпы, качающей воду из затопленного колодца. Вжик-бац; вжикбац; вжик-бац. Даже смешно: будто концертпродолжается – в сумасшедше-театрализованном виде, в подсветке тусклых фонарей. И сама эта ржавая помпа, скрученная двумя гигантскими винтами, – как из того же музея. И мокрые колдобины под ногами – как в послереволюционную разруху. XXI век называется…[b]На илл.:[i] Советский музыкальный конструктивизм 1920-х в Пятой студии на Малой Никитской представил ансамбль «Студия новой музыки» под управлением Игоря Дронова.[/i][/b]