Забытые молитвы корифеев

[b]Даже сам дирижер удивился российскому выбору произведений, редко звучащих в самой Италии.[/b]Верди сочинил свои «Четыре духовных песнопения» в 1896-м, к первому их исполнению присоединив еще и Ave Maria (1889). Сколь бы высоко ни возносила умыслы композитора Жанна Григорьевна Дозорцева, призванная предварить не слыханную у нас музыку, Ave Maria была написана чуть ли не на спор с Арриго Бойто. В шутку два композитора как-то стали гармонизировать нисходящую гамму – а это вроде как сочинять романс на таблицу умножения.И недели через две Верди вдруг пишет Бойто в письме, что можно сделать из этого молитву: «Это была бы моя четвертая Ave Maria! Тогда я по крайней мере мог бы надеяться, что после смерти меня возведут в святые». Бойто ответил: «Много их нужно для того, чтобы Его Святейшество простил вам «Кредо» Яго». (Имелся в виду издевательский монолог Яго из оперы Верди «Отелло» «Верю в Творца жестокого»).Именно эта первая часть «Песнопений», Ave Maria, и оказалась в концерте самой интересной, неожиданно свободной, со смелым замахом в ХХ век. Возможно, еще и потому, что исполнялась юрловской Капеллой без сопровождения.Дальше вступил вялый оркестр Дударовой, и трудно сказать, что должен был бы сделать с ним учтивый маэстро Капассо – топать ли ногами или кричать «Mamma mia!», чтобы результат вышел хоть сколько-нибудь сносным.Да, собственно, и Капелла Юрлова не в лучшем состоянии: какой-то обломок великой империи. Избалованные множеством хоров самых разных направлений – от универсальной, идеально вымуштрованной Академии Попова с ее свеженькими голосами до хоров эстрадно-церковных и эстрадно-кокетливых, – вряд ли слушатели смирятся теперь с исполнением равнодушным.Голову на отсечение, что хористы, старательно двигающие бровями, вовсе не знают, о чем поют. Слова – сплошная каша – что канонические тексты, что стихи из «Рая» Данте, которые Верди использовал для одного из песнопений. Только и слышно «а-а-а, э-э-э, у-у-у» с какимито сомнительными согласными вроде английского th. Вот так в советские времена зажёвывали упоминания о Боге (а в русских переводах выкидывали это слово вообще, заменяя его каким-нибудь «солнцем» или «великой силою природы»). Но уж что всегда умеет любой русский хор – так это грянуть. Однако и грянуть тоже не вышло достойным образом.Маэстро Капассо, человек какой-то исторической внешности – с седой бородой а-ля Верди, в которую спускаются и усы, и бакенбарды, – будто шагнувший к нам с порога века XIX, был непростительно деликатен с исполнителями и вежливо кланялся в зал после каждой из исполняемых частей, ибо собравшаяся публика, встревожено проснувшись на болееменее долгой паузе, начинала хлопать.Во втором отделении прозвучала пятичастная Messa di Gloria Джакомо Пуччини, примечательная тем, что, написав ее в 22 года, больше духовных сочинений композитор не производил, сосредоточившись на операх. (Так он решил в 1876 году, услышав «Аиду» Верди.) Однако в «Мессе Глория» уже пробиваются душераздирающие интонации будущих музыкальных драм, а потому зал оживился. Да и молодой Пуччини – это не престарелый Верди, замученный рутиной оперных театров, борьбой с дирижерами и самодовольными певцами.Так что кое-какие сравнения в пользу преимуществ молодости перед блестящим, но все же усталым, мастерством удалось произвести. А больше – ничего.