Бабушка, хипстер и одеяло цвета бедра испуганной нимфы

Город — это ведь не только нарядные фасады, широкие улицы, ухоженные парки и торжественные площади. Еще это место работы — офис, завод, детский сад, и там проходит большая часть нашего времени. Но все же главное в городе — наш собственный дом. Квартира.

… Спокойно и величаво жила в своей квартире стандартная доприватизационная бабушка. Дверь ее квартиры, всю жизнь бывшая деревянной и обитой войлоком и зеленой клеенкой, вскоре после переоформления квартиры в частную собственность предусмотрительные наследники заменили на двойную железную пластину с пуленепробиваемым глазком — как в бункере. Тогда из квартиры еще нечего было выносить, но сами ее стены загадочно обещали в скором будущем невиданную, прямо в кухонном воздухе ткущуюся ренту.

А пока бабушка все еще жила в прошлом. В ее квартире царила огромная «стенка» с сервантом посередине, в нем — потемневшие фотографии строгого дедушки в пиджаке и с усами, умершего пять лет назад. В целом лицо серванта, всей мебельной громадины и гостиной определял хрусталь, его тяжелые и мутноватые грани. Хрусталь возмущался любым нарушением тишины, будь то ночной поезд метро, соседские дети за стеной или хозяйские попытки вытереть пыль с этих ваз, бокалов, блюдец и розочек для варенья. Сервант был как мавзолей, и покой его хрустальных стен был так же важен, как невозмутимость умершего пять лет дедушки на фотографии между рюмок.

Справа от стенки, на кубической тумбочке из полированного ДСП с имитацией древесной структуры, на круглой кружевной салфетке стоял телевизор «Рубин», купленный сразу после первого массового выброса их на рынок. Ручка переключения каналов давно потерялась, и крутить железный штырек нужно было плоскогубцами. Впрочем, крутить ее было особенно некуда, потому что второй канал показывал, только если антенна была повернута под правильным углом в морозный безжизненный космос снаружи бабушкиной квартиры, и найти это редкое положение удавалось не часто.

Другим центром бабушкиной квартиры был низкий скрипучий диван, коричневая обивка которого была пожертвована для удовлетворения природной наклонности к разрушению коту Луису, названному в честь героя сериала «Богатые тоже плачут». Между спинкой и сиденьем дивана была пропасть, в которой Луис иногда пропадал без вести. Бабушка использовала эти моменты, чтобы лишний раз призвать Луиса к порядку, прежде чем вытащить его из теснины.

— Луис, ты можешь точить свои когти об этот диван, но воровать сосиски я тебе не позволю, — говорила бабушка, держа Луиса за шкирку, и он жмурился и пригибал уши, согласный в этот момент на все, лишь бы не быть похороненным заживо в отделении для белья.

Плотные, карих оттенков обои делали воздух сумрачным, свет, проходя сквозь бордовые шторы, тоже как бы сгущался и тяжелел. Но самой главной приметой бабушкиной квартиры стали ковры из искусственного жесткого ворса. Ковры были на полу и на стенах; они были бы и на потолке, если бы место там уже не заняла люстра из помутневшего плексигласа с золотистыми, легкомысленными висюльками… В спальне — давно переставшая скрипеть двуспальная кровать, покрытая одеялом цвета бедра вышедшей на пенсию нимфы. В кухне — стол с клеенкой в голубой цветочек и батарея, в которую удобно стучать ключом, если снизу кто-то вдруг тоже задумает стучать ключом.

Бабушкина квартира застыла в своей постперестроечной стилистике, как муха в янтаре. Убери что-то одно, и гармония распадется. Без серванта страшным черным проломом зазияет дыра в стене в другие, неприветливые миры, без ковра каждый шаг по дощатому крашеному полу покажется неприлично громким, а без цветастой клеенки кухонный стол превратится в деталь гильотины, где потеряли головы сотни ни в чем не повинных куриц.

...Но вот прошло время, и к бабушке пришли внуки. Они решили, что бабушке будет удобнее на даче, в которой теперь устроено зимнее отопление, а квартиру ее лучше сдавать.

По бабушкиной квартире ходят страшные люди: подтянутая девица лет тридцати в брючном костюме — это риэлтор, как объяснили внуки. Тощий молодой человек в подвернутых узеньких джинсах, клетчатой рубашонке и с серебристой скользкой фиговиной под мышкой — арендатор.

— Это Петя, он хипстер. Петя теперь будет здесь жить, — пояснили внуки.

Бабушка не может понять, что такое Петя.

— Вот тут посуда в серванте хорошая, стопки опять же, если друзья придут... — шепчет бабушка, все запахиваясь и запахиваясь в халат.

Никто не слушает бабушку, потому что все уже случилось. Петя, не снимая кедов, пойдет по комнатам:

— Этот треш на свалку…. Есть же здесь грузовой лифт? Диван точно сразу туда, кровать… посмотрим, стенку выбросить нельзя? — завесим ширмой. В общем, дорого берете, без мебели-то!

— Вся мебель в наличии, как и было указано в объявлении, — механическим голосом в сотый раз за день скажет риэлтор.

Может, сойдутся там на комиссии, договорятся, сбросят чуть-чуть.

И начнется страшное! — мебельный свальный грех, интерьерное издевательство, стилистическая изжога! — хипстер первым делом поедет в «Икею» и наберет всего, чего нужно: черных диванных столиков, так ловко бьющих как раз в коленную чашечку в темноте; стенных шкафов-гардеробов, двери которых сходят с рельс и заклинивают друг друга; наконец, диван, похожий на гигантскую взбесившуюся мышеловку.

«Рубин» Петя тоже выкинет, а на стене над тумбочкой, словно в красном углу, прикрутит большой и плоский плазменный экран, как бы черный квадрат, икону нового времени.

Будет крутить вечерами пластмассовые шурупы по заковыристым шведским схемам. Если хипстеру не лень возиться с электрикой, он еще налепит под потолком вдоль стены козявочных лампочек, похожих на перевернутые свечечки в жестяных плошках.

Бабушкин граненый хрусталь из серванта выставит на балкон, фотографию дедушки перевернет, чтобы не подсматривал — ведь скоро здесь будет часто бывать Юля. А Юля на кухне вместо каменной гречки расставит веселые коробочки с хлопьями и мюслями. Поставят в сервант икеевские же рюмки-конусы и блестящие, как антрацит, черные тарелки. Одну железную бункерную дверь Петя и Юля одобрят: надежно, враг не пройдет, замок поменяли, у бабушки нет ключей — да и есть ли она еще сама, эта бабушка?..

Уютно станет, сил нет.

Петя не станет делать полноценный ремонт, потому что это не его квартира. Икеевскую мебель же можно сложить обратно в коробки и вывезти — а можно и просто оставить при выезде, ведь грош ей цена...

В окраинной однушечке, непонятно уже кому принадлежащей, тень исчезнувшей бабушки и хипстеры, которые как бы тоже тени, ведь они не могут ничем владеть. И так они и тянут друг на друга одно-единственное одеяло на двоих, и не разобрать уже, икеевско-одноразовое оно или старорежимное, перестроечное, дореволюционное.

От всего останется одно только это завещанное нам фельетонистами «Вечерней Москвы» Ильфом и Петровым знаменитое одеяло цвета бедра испуганной нимфы.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Так вот откуда в Лондоне туман

Услышав, что британские ученые обнаружили взаимосвязь между выбросами парниковых газов в атмосферу и потреблением мясных и молочных продуктов, в связи с чем призвали мир к сокращению сельхозпроизводства, наш обозреватель, потрясенная известием, написала письмо президенту Лондонского королевского общества сэру Полу Нэрсу. (далее...)

За санкции боролись — на то и напоролись

Обозреватель решил осовременить произведения великих художников, чтобы придать им особое звучание, доказав их непреходящую ценность. Сегодня оригинальной трактовке подверглись образы, запечатленные на картине «Свежий кавалер» Павла Федотова. (далее...)