Сонеты к Джульетте

Борух Рискин, едва стемнеет,
строчит сонеты
Для дочурки своей —
ненаглядной своей
Джульетты,
Начиная их так: о, Джульетта,
я был глупцом,
Ты простишь ли, Джульетта?
Прошло ведь уже два года
Или даже чуть больше
со дня моего развода...
Чтоб не видеть, Джульетта,
что мы — суть одна порода,
Надо быть
слепцом!

Борух Рискин
печатает дочке:
ты знаешь, детка,
Как паршиво
от чувства, что дом твой —
всего лишь клетка,
Город — клетка побольше,
ты заперт в нем, как жираф
В зоопарке. И кто-то громко
кричит снаружи
Так, что холод идет по коже
и ломит уши...
Ты опять не ответишь,
Джульетта, мне, но послушай:
Да, я был не прав.

— Я не прав был,
Джульетта, —
без устали пишет Борух. —
Только хватит об этом,
поскольку и я не олух,
Кое-что понимаю и явно
не лыком шит.
Твоя мать, — пишет Борух,
— она же ведь та еще стерва,
Столько лет мне пилила
мозги и трепала нервы,
Хоть сама на вид

Просто сущий ангел.
Печатает Борух Рискин:
— Я терпел сколько мог,
а потом, просчитав все риски,
Был таков. А теперь взял
и вывесил белый флаг.
Ты простишь меня, а,
Джульетта? Ну, сколько
можно!
Тут и так все достаточно
больно и очень сложно.
Счет на месяц. Рак...

— Я — развалина, дочка,
мне нужно уже так мало:
Чтобы ты мне ответила,
крошка, чтоб написала,
Чтоб, Джульетта, приехала б,
черт возьми!
Ведь вот эти вот письма,
Джульетта, мои сонеты —
Как последние отзвуки
счастья, осколки лета —
Это то, что останется здесь
от меня, Джульетта,
И моей любви.