Главное
Путешествуем ВМесте
Карта событий
Смотреть карту
Сторис
Если попали в ДТП, что делать? Полицейский с Петровки

Если попали в ДТП, что делать? Полицейский с Петровки

Теракт в Крокус Сити

Теракт в Крокус Сити

Какие профессии считались престижными в СССР?

Какие профессии считались престижными в СССР?

Выборы

Выборы

Ювелирные украшения из СССР

Ювелирные украшения из СССР

Идеальный мужчина

Идеальный мужчина

Полицейский с Петровки

Полицейский с Петровки

Фестиваль молодежи

Фестиваль молодежи

Русский след в Гарри Поттере

Русский след в Гарри Поттере

Ленинским курсом

Развлечения
Ленинским курсом
А тогда, в девятом классе, мы все были позитивными и стенгазетную повинность восприняли как долг. Нет, не так. Как ДОЛГ. Ведь впереди — 22 апреля — должен был быть день рождения Владимира Ильича Ленина, вождя мирового пролетариата / Фото: Нина Бурдыкина
— Ну что, по домам! — скомандовал Лешка. И поднялся с большого ватманского листа.— У меня уже мама пришла с работы, будет ругаться, — сказала Рита Кожевникова.

— У меня тоже скоро родители придут. Надо все убрать к их приходу, — это уже Андрей Масляков. Моя команда. Редколлегия, где я — председатель.

Лешка нагнулся, чтобы собрать гуашевые краски. Он был явный перфекционист (тогда, конечно, этого слова я не знала). Желтую краску закрывал крышечкой от желтой, зеленую — от зеленой. А Андрюха сознательно халтурил. Какая под руку попадется... А может, спешил.

Выгнать нас из дома до прихода родителей.

Моя команда. Редколлегия, где я — председатель. Потому что я училась параллельно в художественной школе. Всю жизнь эти жуткие газеты ко всем праздникам рисовала я или я со товарищи. Где-то они, наверное, хранятся — чудовищные, но такие милые агитки, написанные корявым детским почерком. Разноцветная гуашь не выцветает, это не акварель. К каждому празднику. Все более и более профессионально — рука набивается и на этом тоже.

Много позже, когда не было денег, а сделать подарок другу хотелось, я шла тем же проторенным путем: из какого-нибудь глянца вырезала фотографии, наклеивала на лицо, скажем, Джеки Чана портрет именинника, а рядом лепила другую фотку — с Деми Мур, еще молодой и прекрасной, в полуобнаженном виде вручающей розу... Писала десяток незамысловатых стихотворений. И обязательно — яркий заголовок. Успех моему подарку был обеспечен. Потому что ничто не ценится так дорого, как креатив и оригинальность.

Но тогда, в девятом классе, я, конечно, не знала о том, что нарабатываю бесценный опыт. Я просто отбывала художественную повинность.

Впереди мерцал конкурс стенгазет, и мы просто обязаны были выступить, как говорит один современный рэпер, «словно челюсть питекантропа». Мы рисовали стенгазету у Андрюшки дома: пошли после школы сразу к нему. Сначала, понятно, разглядывали коллекцию фарфора Андрюхиной мамы. Меня в самое сердце поразила китайская куколка...

«Поставь на место, — строго сказал Андрюха. — Если что, мама убьет». Я убрала куколку на место, между краснозолотыми томами Пушкина.

У меня дома, к слову, был такой же Пушкин. А куколки не было.

Потом пили чай. Потом плевали с седьмого этажа вниз: кто дальше. Короче, газете посвятили часа полтора. Но у меня были заготовки: вырезки из журнала «Огонек».

До сих пор уже непонятно зачем (стенгазет я не делала лет пятнадцать) я храню интересные вырезки из газет...

Всякие знойные красотки, вожди и артисты. Вдруг понадобится.

Ну, на старости лет не будет денег, чтобы купить подарок. Тогда я своей подружке Ире опа — и смастерю стенгазету. Ира обрадуется, она такой человек. Позитивный.

Это сейчас редкость.

А тогда, в девятом классе, мы все были позитивными и стенгазетную повинность восприняли как долг. Нет, не так. Как ДОЛГ. Ведь впереди — 22 апреля — должен был быть день рождения Владимира Ильича Ленина, вождя мирового пролетариата. Это был самый-самый конец советской эпохи.

И день рождения Ленина отмечался, но не так бурно, как в прежние годы. Но еще отмечался: и стенгазетами, и концертом, и торжественной линейкой. И, конечно, субботником.

Все было приклеено, стихи и заметки на своих местах, и заголовок алел (я писала). А под ним — курсивом, но тоже крупно и заметно — Андрюшка вывел: «Ленинским куром». Буква «с» во втором слове выпала. Ошибку мы заметили не сразу. Такие ошибки называют «глазными».

Заметили, когда Лешка зацепил своей огромной ногой в толстых носках банку с водой. В ней мы полоскали кисточку. Мутно-грязная лужа хлынула на ватманский лист, заливая заметки, картинки и заголовки. И толстый персидский ковер, на котором мы расположились.

Андрюшка, конечно, больше всего переживал за ковер. Ну а мы — за стенгазету.

Может быть, ее еще можно было спасти, но тут мы заметили ошибку в подзаголовке про «Ленинский курс». Эта ошибка поставила жирную точку в полиграфическом продукте. Газета была погублена уже давно. Просто мы об этом не знали....

— Ну, вам все равно надо уходить, — волновался Андрюха, ведь скоро должны были прийти его родители.

На Лешку было жалко смотреть.

— Я нарисую газету ночью, — неожиданно для самой себя сказала я. — Я все переделаю.

Во-первых, я была главой всей этой шайки несостоявшихся художников.

Они — простые члены редколлегии. А я, как-никак, председатель. Значит, на мне вся ответственность.

Пусть у Лешки ноги растут не пойми откуда. И руки Это совершенно неважно...

Отвечаю я.

Ленинским курсом Фото: Нина Бурдыкина

А потом, я была чуточку влюблена в Андрюшку. Не до потери пульса, но когда он присылал мне записку, сердце учащенно билось.

«Роща козлиха. Роща-тоща», — читала я. И понимала: нет, насчет любви показалось. Это не тот самый человек. Как хорошо, что я не успела влюбиться в Маслякова! «Вот тебе!» — давала я ему портфелем по спине.

Как хорошо, что в школе еще думаешь: влюбляться или нет. Есть выбор. Его можно решить с помощью корявой записки и старого рыжего портфеля.

Но козырнуть перед Масляковым все-таки хотелось.

— Я нарисую газету, — повторила я. — Варежки закройте. Завтра в это же время мы будем есть самый вкусный торт в мире.

Я даже помню, что это был за торт. Он и назывался волшебно: «Сказка». Цветной крем, бисквит. Длинненький и тоненький. Впрочем, зачем я рассказываю: все и так знают.

Торт «Сказка» полагался за второе место. За первое — переходящее Красное знамя и грамота. Но уже тогда материальное довлело над духовным в отдельно взятом организме. Мне нужна была «Сказка», а не знамя.

Другие места и возможности, кстати, даже не рассматривались. А ведь мы могли, например, получить третье место — войти, как сказали бы сейчас, в шорт-лист. Или не получить вообще ничего.

Участвовали все старшеклассники.

Но за моими плечами была художественная школа и целая папка вырезок. Вырезками занимался отец. Из каждой газеты и журнала он вырезал все значимые, на его взгляд, статьи и раскладывал по книгам соответствующей тематики. До сих пор, когда беру томик, например, Лермонтова — на меня дождем летят пожелтевшие от времени вырезки.

О Тарханах, о бабушке Михаила Юрьевича, безумно его любившей, но самодурке, о том, как было написано «Бородино»... И каждая подписана: например, «ЛГ 21.07.78». Почему у меня совсем нет такой скрупулезности? А дети — те вообще газет не читают. Не говорю уж о вырезках. Нас испортил интернет и быстрый доступ к самой разной информации. Впрочем, я отвлекаюсь от своего рассказа.

Вырезок было много. Проблема была в ватманском листе, но дома я просто перевернула испорченную кривоногим Лешкой стенгазету и нарисовала все заново на обороте. Получилось классно. Сейчас мне уже трудно вспомнить, что там было. Можно было бы написать: вспомнить невозможно. Но говорят, что свою память человек использует лишь на малую долю процентов, что на самом деле мы в состоянии, при желании, вспомнить лица всех людей, с кем когда-либо ехали в общественном транспорте... Может быть, я и вспомню когда-нибудь при помощи специальных технологий, как выглядела та новая стенгазета. Но в подзаголовке там точно было написано: «Ленинским курсом». И газета была так хороша, что на парадной общешкольной линейке нашему классу вручили грамоту и почетное переходящее Красное знамя.

А торт «Сказка» уплыл от нас в класс «Б».

Я до сих пор помню ту жгучую обиду — глупую, в сущности. Мы не были голодающими негритятами с черного континента, фотографии которых публиковали в прессе — с вспухшими от голода животами и несчастными глазами. Более того, наши родители сдавали деньги, и мы ели в школе — какое-то пюре с сосисками.

Некоторым попадались половинки сосисок: то, что не доели младшеклассники, у них обед был двумя уроками раньше. Неважно. Голодающих среди нас не было.

И первое место — лучше второго, это и дураку ясно.

Но мне, ученице девятого класса, вечно лохматой и худой девчонке с рыжим портфелем, так не казалось.

Знамя отдали старосте, а грамоту — как главной виновнице торжества — мне.

Я выбежала из зала с грамотой — плакать. На меня с удивленным недоумением смотрела сотня пар глаз: учащиеся и учителя. Сколько раз потом за свою жизнь я так выбегала, еле сдерживая, а потом, за дверью, уже не сдерживая горькие слезы. Страшный эгоизм и желание побеждать. Это неправильно. Первое место только одно. А наша газета была лучше. «Ленинским куром, — причитала я. — Лучше бы мы так и оставили».

Светило апрельское солнце и распустилась верба. Я рыдала в женском туалете.

Я ненавидела этот прекрасный мир. И жизнь моя, такая молодая, такая, в общем-то, беззаботная, казалась никчемной и пропащей.

Сейчас мне это смешно.

Зачем мне так нужен был этот торт «Сказка»? Может, чтобы сразить Андрюшку? Но вроде он мне и не особо нравился.

Нет ответа. Но горе требовало выхода. Я изорвала грамоту в мелкие клочки и выбросила в унитаз. Хотела спустить воду, но глянцевые бумажки с порванным изображением — профилем Ильича золотом — продолжали кружиться на поверхности. Тогда я ушла домой.

По дороге я встретила свою подругу Юльку, она была на год старше. Она рассказала мне, что у ее рыбок гуппи родились мальки. Мы пошли смотреть мальков.

Мальки были крошечными и прозрачными, они прятались в водорослях. Юлька показывала мне, как самцы рыбок ухаживают за самками. Самцы были сплошь вуалехвостыми красавцами, все разными, а рыбкисамки — невзрачными гигантихами. Это тоже было удивительно...

Скандал разразился на следующий день в школе. Меня вызвали к директору прямо с первого урока. Она нервно сглатывала слюну и подкашливала. Колыхались бледные щеки, и лицо выражало скорбь.

— Не ожидали от тебя такого, Рощина. Так под лицом благопристойности порой прячется порок, — сказала она очень двусмысленно.

О чем думать, непонятно.

Может, она как-то узнала, что у Юльки мы смотрели за любовными игрищами гуппи? Но оказалось все куда прозаичнее.

Оказалось, что сразу после меня дамскую комнату посетила училка математики — она меня явно недолюбливала. И в унитазе она обнаружила плавающие обрывки грамоты.

Собирался учком, потом — комитет комсомола и потом педсовет. Меня хотели отчислить из школы.

— Ты порвала Ленина! Дедушку Ленина! Какое неуважение. Мы воспитали чудовище, — стенала наша партийная наставница Валентина Андреевна. Валендра.

Я рыдала. Так страшно мне не было никогда. Куда мне теперь? И в училище не возьмут. Я же почти окончила девятый класс. А до десятого не доросла. Исключат из комсомола. И главное, я действительно ощущала себя чудовищем. Разорвала дедушку Ленина...

Отвлекаясь от основного повествования, я сейчас не понимаю — почему Ленина мы повсеместно называли дедушкой? Если он умер в 54 года и к тому же никаких внуков не имел. Сейчас в этом возрасте мужчина зачастую заводит молодую жену и детей. По крайней мере, дедушкой назвать его ни у кого язык не повернется.

Помощь пришла откуда не ждали. Учительница труда взяла меня на поруки. То есть поручилась за меня, хорошую и прилежную ученицу, что ни за что и никогда... А может, скандал не нужен был школе. А может, дед-генерал позвонил какой-нибудь шишке. Но меня оставили в школе, где я благополучно отучилась и даже, представьте себе, вновь рисовала стенгазеты.

Такая вот история. С премиями меня еще «прокидывали» сто миллионов тыщ раз. И каждый раз хотелось выбежать из зала в слезах и что-нибудь порвать.

Но — жизнь учит. И я сидела в зале до самого конца, широко улыбаясь на камеры, пока не наградят самого последнего конкурсанта. С Андрюшкой, конечно, ничего у нас не было — оказалось, что у него роман с той самой Ритой. Как я не заметила? Удивительно. После школы они поженились, и Андрюха стал православным священником. С матушкой Ритой у них шестеро детей и единственная из нашего выпуска крепкая семья.

А торт «Сказка» я с тех пор не ела. Как-то не хочется.

Вопрос дня
Кем ты хочешь стать в медиаиндустрии?
Спецпроекты
images count Мосинжпроект- 65 Мосинжпроект- 65
vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.