Когда кругом ковидла: языковая реакция на коронавирус — часто следствие черного юмора

Институт русского языка им. Пушкина назвал «спутник» словом года. Пандемия ввела в ежедневное употребление новые слова — удаленка, самоизоляция, зумиться. Но главное — стал другим сам стиль общения. Из личного и устного он постепенно превращается в письменный и дистанционный. Как изменился русский язык в последние полтора года? Мы беседуем с лингвистом, доктором филологических наук, профессором РГГУ Максимом Кронгаузом.

Одна из главных тенденций — язык упрощается, считает Максим Кронгауз.

— Взять, например, само слово «ковид». Оно произошло от междуна родной аббревиатуры COVID-19 и быстро обросло родственными словами — ковидный, ковидарий и т.д. Аббревиатуре вуз для такой трансформации понадобилось несколько лет, а с COVID-19 все случилось в считаные недели.

Фото: РИА Новости

Чатимся и зумимся

— Максим Анисимович, что происходит с русским языком в эпоху пандемии?

— Главное, на мой взгляд, изменение — переход к экранной коммуникации. С друзьями и знакомыми, обратите внимание, мы уже давно общаемся главным образом в соцсетях и мессендежерах — они теперь у нас «френды». Но в последние полтора года мы похожим образом стали общаться и с коллегами. Живая устная речь, когда ты видишь глаза собеседника и его эмоциональную реакцию на твои слова, из жизни постепенно уходит. И я думаю, что это надолго.

— А что именно изменилось в нашей жизни с переходом на «экранную коммуникацию»?

— Ну, например, мы обращаем внимание не на выражение лица человека, а на смайлики или скобки, их заменяющие. Или на эмодзи — графические символы, которые используются вместо слов для передачи эмоций. Во время общения мы теперь можем заниматься другими делами. В итоге наша коммуникация становится куда более поверхностной. Второй момент: мы все чаще общаемся не с человеком, а его виртуальным образом. Даже когда мы «зумимся» — еще одно прекрасное новое словечко — то, как правило, выстраиваем особым образом фон. Если, скажем, находимся в квартире, то выбираем самый чистый уголок, а вокруг могут быть грязь и немытая посуда. Наиболее продвинутые ставят фоном обои и могут создать у собеседника впечатление, что они хоть в шикарном замке, хоть в лесу. Часто получается, что во время общения в зуме тело у нас в частном пространстве, а голова — в публичном. Может, даже скоро появится профессия, которая будет заниматься «одеванием» человека в интернете. Нет, это не новый дресс-код. Это новые возможности для самопрезентации. Пока технические средства не очень велики, но, наверное, это тоже будет развито. И все эти изменения, мне кажется, куда важнее, чем появление новых слов и выражений. И последствия его — куда глубже.

— И в чем они будут проявляться?

— Ну хотя бы в том, что вернуться к старому доброму личному общению нам будет достаточно сложно. И это будет настоящим вызовом для человечества — отринуть электронный суррогат и вновь научиться общаться вживую. Но, думаю, мы научимся, потому что подобное общение — одна из главных потребностей человека.

— А пока мы «чатимся», нужно ли, на ваш взгляд, соблюдать какую-то языковую этику? Или она устарела? Я, например, когда пишу название станции метро, до сих пор ставлю кавычки. Но большинство моих собеседников не ставит.

— Тут речь идет не об этике, а об экономии усилий. Эта экономия — один из главных принципов развития языка. Хотя его можно назвать и обычной человеческой ленью. Ну зачем, например, ставить в конце предложения точку? Ведь если вы что-то написали в мессенджере и нажали на «отправить», то понятно, что это законченное высказывание. Для чего точка? Вот ее и не ставят. Плюс нужно понимать, что общение в соцсетях и мессенджерах, как правило, весьма интенсивное. Это 20–30 лет назад мы могли писать на бумаге письма, и там, разумеется, строгое следование правилам русского языка было уместно. А сейчас мы пишем «письма» ежедневно и помногу раз, это обыденное, а не торжественное, как раньше, действие. Поэтому вполне логично, что свои усилия экономим и отбрасываем некоторые незначимые элементы. Ну, например, если мы пишем с большой буквы название газеты «Вечерняя Москва», то зачем нам в мессенджере еще и кавычки? Вот кавычки и опускаются.

— И это, на ваш взгляд, нормально?

— Ну что значит «нормально»? Вот дождь — это нормально или нет? Дождь — это объективно, он просто есть, нравится вам это или нет. Упрощение языка в переписке — такая же объективная данность. Да, с точки зрения пуриста, который следит за соблюдением правил языка, это плохо. А с точки зрения человека, который активно общается, это упрощение и несоблюдение правил — вполне естественный процесс. Человек, повторю, не пытается разрушить русский язык, он не какой-то языковой вандал. Он просто экономит свои усилия.

— А сокращение слов? Когда вместо «очень» пишут «оч» — это тоже нормально? В смысле —«норм»?

— Не нужно пытаться эти «норм» как-то оценивать! Хотим мы этого или нет, но они будут. Как дождь в октябре. Потому что осень.

Фото: Наталия Нечаева / Вечерняя Москва

Ограничения уйдут, удаленка останется

— Вернемся к пандемии. Принесла ли она, на ваш взгляд, какие-то интересные языковые перлы? Меня, например, очень забавляет слово «ковидла».

— Пандемия принесла в нашу жизнь очень много языковой игры. «Ковидла» — как раз такой случай. Пугающее слово: то ли «ковид», то ли «повидло». А еще в нем слышится что-то из русских сказок — «чудище обло». Вообще русский язык очень силен суффиксами и приставками. Другой вопрос, что большая часть этих ярких языковых находок в повседневной жизни не используются. Они, грубо говоря, одноразовые: придумали, посмеялись, забыли. К таким словам относится, например, «карантье». Вспомните, в условиях, когда выйти за периметр двора стало большой проблемой, нашлись люди, которые на этом неплохо зарабатывали. Они сдавали своих четвероногих питомцев напрокат. Ведь для выгула собак был выделен периметр в 100 метров. А если учесть, что гулять можно на 100 метров влево и вправо, то 200 метров — это уже почти спортивная дистанция! Но время прошло, всеобщий карантин сняли, и сам термин «карантье» просто исчез. Хотя слово было забавным.

— А какие «пандемийные» слова, на ваш взгляд, останутся с нами навсегда?

— Все зависит от того, останется ли пандемия или придет на ее место другая. Хотя, мне кажется, слова «ковид», «карантин», «локдаун», «самоизоляция» и несколько других, связанных с самой болезнью и социальными ограничениями, останутся в нашем языке надолго. Ну, например, слово «зумиться». Потому что общаться в зуме мы наверняка продолжим.

— Наверняка сохранятся слова «удаленка» и «дистанционка».

— Да, эти слова очень актуальны, потому что они стали частью обыденной речи. Здесь использован важный для русского языка механизм компрессии, то есть некое выражение, например, «удаленная работа» или «дистанционная учеба», стягивается в одно слово, как правило, с суффиксом «к». Но понятно, что это происходит только с теми выражениями, которые мы часто повторяем и которые кажутся нам слишком длинными. Нам хочется их сократить, и это подчеркивает их употребительность. «Удаленка» и «дистанционка» тоже появились до пандемии, думаю, они ее переживут, и судьба их будет благополучна.

Фото: Наталия Нечаева / Вечерняя Москва

Термины, ставшие родными

— Мне это кажется, или суффикс вносит в эти слова несколько пренебрежительный оттенок? Если вместо слова «культура» говорят «культурка», а вместо оборонной промышленности — «оборонка», то значение понятия снижается.

— Это не пренебрежение, а, скорее, фамильярность. Действительно, удаленная работа стала бытовым явлением. Когда мы считаем, что имеем право говорить фамильярно, мы используем компрессию. Можно еще привести примеры другого рода, например названия привычных газет и журналов. «Литературка», «Иностранка» и так далее. Прежде всего это говорит о привычности, «удаленка» вошла в нашу жизнь — отсюда и легкость в обращении. Тут как со словом «масочка». Чувствуете, опять сокращается дистанция? Мы настолько привыкаем к этому предмету, что начинаем его называть уменьшительно-ласкательным способом. «Наденьте масочку», — просят нас кассиры в супермаркете, и мы воспринимаем это нормально. А вот что такое «маскобесие» я, например, не понимаю. То ли человек абсолютно везде носит маску, то ли, наоборот, панически боится ее надевать. Это любопытно, потому что в одном слове сталкиваются противоположные смыслы. Тут примерно как со словом «ковидиот» — его тоже используют для обоих обозначений крайностей. Одни «ковидиоты» до сих пор не верят в пандемию и пренебрегают средствами безопасности, а другие, напротив, мерами безопасности злоупотребляют и ходят в маске даже по лесу.

— Мне кажется, после окончания пандемии приживется слово «инфодемия».

— Да, оно тоже любопытное и высвечивает нетривиальное наблюдение, состоящее в том, что пандемию сопровождает информационная волна, не менее мощная, чем сама пандемия. Думаю, что это обоснованный термин. Особенно если учесть, что сегодня распространение информации по поводу события едва ли не важнее этого события. Слово устанавливает определенную аналогию между распространением болезни и распространением информации о болезни. Интересно понаблюдать за ним.

Фото: Софья Сандурская / АГН Москва

Естественный ответ

— Максим Анисимович, лично я в новых «пандемийных» словах увидел проявление черного юмора. Ну, например, слово «чипированный» в значении «вакцинированный». Или слово «карантикулы».

— Юмор в данном случае — это реакция на проблему. Люди пытаются вышутить ситуацию и тем снизить ее негативный эффект. Это свойство психики, нормальная игровая реакция на тяжелые жизненные обстоятельства. А с точки зрения языка происходит вот что: соединяются два плохо сочетаемых слова. Например, «карантин» и «каникулы». Или «карантин» и «рантье». И получается смешно. Эффект достигается именно за счет сочетания несочетаемого. Вообще, подобная реакция на беды — попытаться над ними пошутить — это наша национальная черта. Не уникальная — в английском языке, например, тоже много подобного юмора, — но национальная.

— Мне, например, очень понравилось слово «разбородиться». Смысл его в том, чтобы сбрить бороду ради ношения маски — лицо не будет потеть.

— Согласен, это забавно. Видите, насколько богато русское словообразование! Ведь здесь проявляется одно из значений приставки «раз» — избавление от чего-то. Сравните: расчехлиться, раздеться. «Разбородиться» образовано именно по этой модели. Борода, конечно, не полностью покрывает лицо, но тем не менее.

— А как вам слово «зумби»? Оно означает людей, одержимых общением в зуме.

— На самом деле появились десятки слов, построенных по принципу блендинга, то есть наложения. Например, «зумуникативная» ситуация — когда люди вынуждены общаться лишь в зуме. Иногда люди берут афоризмы, поговорки, пословицы и подставляют в них актуальные словечки. Например, зум на зум не попадает.

— Чувствуется ли, на ваш взгляд, в языке усталость от пандемии? Ведь, согласитесь, она всем нам изрядно надоела! Может быть, уже появляются какие-то слова и выражения, иллюстрирующие эту усталость?

— Все ровно наоборот. Усталость от пандемии проявляется как раз в том, что новые слова и выражения, касающиеся ковида, просто перестали появляться. Юмор, смешные слова, о которых вы говорили, были очень характерны для первой и второй волн пандемии, когда она была для нас в новинку. Мы шутили весной и летом прошлого года. Сейчас ни новых слов не придумываем, не шутим. Почему? А устали, надоело. Возможно, сам фокус общественного внимания переместился куда-то еще. Так что, по крайней мере, в языке пандемия не развивается. Хотя и не заканчивается.

КАК У НИХ

Новые слова появились в пандемию и во многих других языках. В шведском, например, Coronaavstånd — расстояние при общении в период пандемии коронавируса, или социальная дистанция. Близок к этому термин Coronahälsning — приветствие на расстоянии без пожатия руки. Испанцы изобрели слово Coronials, или корониалы, — поколение, которое рождается во время карантина. Также популярно в Испании и словечко Balconazis — балкон-наци: люди, оскорбляющие с балконов тех, кто ходит по улице и, по их мнению, разносит вирус. В Финляндии появилось слово Koronavelka, обозначающее государственный заем для покрытия расходов, вызванных пандемией. А еще в этой стране появились Koronapakolainen — люди, сбежавшие из больших городов в провинцию, чтобы избежать заражения.

СЛОВАРЬ

— Голомордые — люди без масок в общественных местах — Гречкохайп — навязчивое стремление покупать продукты впрок на случай нового карантина. Такое же значение имеет термин «макароновирус».

— Думскроллинг — листание ленты страшных новостей, касающихся пандемии. (от слов doom — гибель, scroll — листать).

— Зумбобинг — атака хакеров на компьютеры пользователей во время сеанса по зуму. Они подключались к незащищенным паролями чужим беседам и демонстрировали в эфире, мягко говоря, сомнительный контент — насилие, порнографию и т.д.

— Ковидарий — больница или госпиталь, где лечат от коронавируса.

— Коронойя — навязчивые мысли о пандемии и ее последствиях, боязнь заразиться.

— Коронаоке — караоке во время вынужденного безделья.

— Расхламинго — наведение порядка в квартире с выбрасыванием хлама во время дистанта или самоизоляции.

ДОСЬЕ

Максим Кронгауз — 63 года, доктор филологических наук, заместитель председателя Комиссии по развитию высшего образования и науки Общественной палаты РФ. Специалист в области структурной и прикладной лингвистики, автор многочисленных научных работ и книг, популярных в среде прогрессивной общественности: «Самоучитель олбанского», «Русский язык на грани нервного срыва», «Словарь языка интернета.ru», «Сто языков. Вселенная слов и смыслов» и другие. Занимается проблемами семиотики языка и культуры, грамматики русского языка, семантики, теории диалога, политического дискурса, юмора. Cын известного советского поэта Анисима Кронгауза. После окончания филологического факультета МГУ работал научным редактором в издательстве «Советская энциклопедия». С 1990 года работает в РГГУ, стоял у истоков Института лингвистики РГГУ.