Итальянский славист Стефано Гардзонио: Бегаю по утрам под «Лесоповал»

8 сентября, итальянский славист Стефано Гардзонио, профессор Пизанского университета, представил на книжной ярмарке двуязычный сборник Афанасия Фета «Уноси мое сердце в звенящую даль...» (М.: Рудомино, 2012). Синьор Гарздонио выполнил для него переводы Фета на итальянский. Среди научных интересов профессора Гардзонио - русский шансон, он опубликовал о нем несколько научных статей на русском языке.

- Синьор Гардзонио, скажите, пожалуйста, сначала о том, почему Вы увлеклись русским языком и русской культурой.

- Когда мне было девять лет, мы попали в страшную автомобильную аварию, после которой я на несколько дней оказался в коме. Спасавший меня человек был владельцем киоска и книжного магазина недалеко от места, где произошло ДТП. Когда я вышел из больницы, я стал его посещать. Однажды он предложил мне выбрать из его книжных сокровищ для себя любую книгу. Я сразу же вытащил экземпляр антологии русской поэзии ХХ века под редакцией А.М. Рипеллино. Мне запомнились стихи Александра Блока «Ветер принес издалека...». Я мог похвастаться, что знаю поэта, которого мои школьные учителя вряд ли знают.

В начале шестидесятых показывали также много советских фильмов, от «Баллады о солдате» до «Неотправленного письма». Так стал у меня расти интерес к советской России.

В двенадцать лет я прочитал «Войну и мир». В католическом календаре 2 августа — день так называемого Perdono di Assisi, Ассизского прощения, и при определенных молитвах предусмотрена индульгенция, которую верующий может предоставить усопшим. Такую индульгенцию я попросил для Наполеона и Толстого..

- Вы их читали, как я понимаю, в переводе на итальянский…

- Будучи уже в гимназии, я купил учебник русского языка. Какая-то книжечка зеленого цвета, автором ее был итальянец, родившийся в России или долго там проживавший, быть может, по политическим убеждениям. Оттуда я выучил наизусть пушкинское «Я пережил свои желанья». Скоро я начал какие-то русские слова ставить в ряд – получались стихи из скрежещущих созвучий. Сразу же выдумал себе русский псевдоним-анаграмму: Гораций Гастеноф... (он сложен из букв, из которых состоят имя и фамилия филолога: Stefano Garzonio. – Прим. ред.).

Потом я поступил в университет. Я очень многим обязан нашему лектору из Ленинграда, филологу-романисту Евгению Дементьевичу Панфилову. Я стал сотрудничать с Обществом дружбы Италия – СССР, переводил советским делегациям. С 1973 г. я стал ездить в Советский Союз, познакомился со знаменитыми литературоведами Виктором Борисовичем Шкловским, Николаем Ивановичем Харджиевым. Я изучал творчество Маяковского, увлекся стиховедением…

- Но как же вы пришли к шансону?

- Меня всегда интересовала «музыкальная поэзия»: оперные либретто, романсы, частушки. Я люблю авторскую песня, ходил на концерты Окуджавы и Высоцкого, во Флоренции однажды общался с Александром Галичем. И вот мой полублатной знакомый Серега (царствие ему небесное!) решил познакомить меня со своим любимым репертуаром... Он привозил мне во Флоренцию кассеты Ивана Кучина, Михаила Круга, Розенбаума, Петлюры… Потом во время поездок в Россию я сам стал собирать их записи.

Изучая шансон, я решил привнести немного порядка в очень запутанную тему. Под этим термином понимается целый ряд разнородных поэтико-музыкальных и художественно-бытовых явлений, принадлежащих разным пластам постфольклорной и массовой музыкальной культуры. Я старался наметить исторические линии развития разных песенных форм (городской романс, блатная и лагерная песня, бардовская песня, ресторанная музыка советской эпохи, эстрадные жанры и т.д.) и выявить сегодняшнее состояние русской музыкальной поэзии.

Этому, в частности, посвящена моя статья «Русский шансон между традицией и новаторством: жанр, история, тематика» в журнале «Новое литературное обозрение». Символично, что она должна была быть напечатана в 2010 г. в юбилейном сотом номере, но была перенесена на 101-й – как на «сто первый километр»…

- Надо же, какие Вы слова знаете…

- А как же! Шансон – прекрасный материал для языковеда, культуролога и социолога. Мне пришлось изучить массу словарей лагерного жаргона и справочников по советскому быту. И мой друг Серега помогал.

- Многие русские филологи воротят нос от шансона: мол, низкий жанр...

- Он подчиняется тем же законам, что и высокая культура. Петлюра поет: «Скорый поезд, увези меня отсюда...»  В классической поэзии тема дороги и одиночества тоже часто выражается пятистопным хореем («Выхожу один я на дорогу...»). Это называется «экспрессивный ореол метра». К тому же при определенных исторических условиях низкие жанры могут влиять и на высокую культуру. Некрасов многим обязан каторжным песням, Блок – жестокому романсу...

- В Италии есть музыкально-поэтические явления, сравнимые с русским шансоном?

- Да, хотя они не имеют такого успеха и такого широкого распространения. В 1960-е были популярны миланские «le canzoni della mala» (букв. «песни зла». – Прим. ред.). На юге страны, где сильны традиции преступных организаций, существуют разные песенные жанры, которые тематически и по форме частично напоминают русский шансон.

- А какие образцы русского шансона Вам больше всего нравятся?

- Из классического шансона – творчество Аркадия Северного, а из современного – группа «Лесоповал». Я люблю бегать по утрам и слушать в плейере: «И кто ей первый подсказал, что есть нехитрая дорога, где оцепление с семи, а пол-седьмого – ради Бога...»

Справка «ВМ»

Стефано Гардзонио (р. 1952) — исследователь русской литературы и культуры, профессор славистики в Пизанском университете, с 1999-го по 2009 год — президент Ассоциации итальянских славистов, член Международного комитета славистов и Международного комитета по изучению Центральной и Восточной Европы. Автор книг о русской литературе (на русском и итальянском языках), переводчик Лермонтова, Достоевского, Тургенева, Фета и др. В последнее время сочиняет прозу на русском языке. В журнале «День и ночь» (2011, № 5) опубликована его повесть «Рабыня кудрявая».