Валерий Золотухин: Валера, не лукавь! Ты хотел играть на сцене, ты играешь, и дай Бог тебе играть как можно дольше

Закатилась еще одна звезда советского и российского кинематографа - не стало Валерия Золотухина.

Слухи о том, что здоровье подводит знаменитого актера, появились еще в январе, но тогда они их решительно опроверг. Резкое ухудшение здоровья наступило еще 28 февраля. 5 марта Валерий Золотухин был госпитализирован в Российский центр рентгенорадиологии с диагнозом «опухоль мозга».  

В связи с тяжелым состоянием Валерию Сергеевичу пришлось покинуть пост художественного руководителя театра на Таганке.

Мы публикуем последнее интервью, которое Мастер дал корреспонденту "Вечерней Москвы".

- За последние годы у Вас вышло больше экранных работ, чем театральных, это осознанный выбор?

- Для меня этот вопрос звучит странно. С моей точки зрения, он не соответствует действительности, ведь я почти каждый вечер выхожу на подмостки.

- Я имею в виду появление новых работ.

- Совсем недавно у меня была премьера – «Король умирает», чуть раньше вышел антрепризный спектакль «Все мои сыновья». Так что на нехватку новых ролей не жалуюсь. И потом, театральные работы масштабны. Масштабные спектакли, масштабные роли. А в кинематографе это, скорее, мелькание. Причем не всегда ответственное. Так что я считаю себя театральным актером и никогда не отодвигал театр на второе или третье место. Да и, собственно, кинематографа сейчас практически нет. Для зрителей создается просто видимость, «пена». Поэтому я всех и приглашаю на премьеру «Король умирает» в постановке Кшиштофа Занусси. А в следующем сезоне Андрей Кончаловский обещался поставить со мной еще и «Короля Лира».

- Обе пьесы оставляют довольно гнетущее впечатление: некий правитель прощается со своими иллюзиями, а мир вокруг него рушится...

- «Король умирает» - философская пьеса. Можно, конечно, сказать, что она про смерть, но она и про жизнь. Это философская притча, которая призывает нас прислушиваться к каждому новому дню, ценить каждую минуту существования.

- И пьеса Ионеско, и пьеса Шекспира ощущаются как некое подведение итогов. Для вас этот момент ощущается?

- Безусловно. Мне, кстати, еще и третьего короля предложили – Генриха IV из драмы Пиранделло. Это идея режиссера Ланди, который в этом сезоне поставил у нас «Венецианских близнецов».

- И спектакль состоится?

- Я пока думаю. Все-таки три короля на одной сцене...

- А если так много работы в родном театре, то почему возникает желание участия еще и в антрепризе?

- Участие в антрепризе было связано с тем, что после выхода спектакля «Мед» по Тонино Гуэрре я лет семь не был задействован Юрием Петровичем Любимовым в новых спектаклях. А мне ведь надо не только играть, но и зарабатывать, так что я поставил с украинскими артистами булгаковское «Собачье сердце», где сыграл профессора Преображенского. С этим спектаклем мы объездили многие города России и Украины. Я, вообще, трудоголик и постоянно ищу работу. Тот же Кшиштов Занусси в рамках программы «В кругу семьи» поставил год назад пьесу Артура Миллера «Все мои сыновья». А совсем недавно – и это главная моя гордость – я с ансамблем им. Л.Г. Зыкиной сделал моноспектакль «Думы» по рассказу Василия Шукшина. Это своеобразное возвращение к слову.

- Чем вас привлекает жанр моноспектакля?

- Во-первых, это более прямой разговор со зрителем. Во-вторых, это очень хорошая высокая проза. И сочетание русской прозы с русской музыкой – эмоционально это очень зрителя... они смеются, плачут. Я сам получаю колоссальное удовольствие. Особенно сейчас, когда идут только первые спектакли. Но для меня это – при моей занятости – это предложение прочитать Шукшина это просто... для меня многие кино-поделки отступают совершенно на задний план перед этим настоящим. Об этом все и говорят, что вот это настоящее. Ведь этот спектакль оценивают очень высокие мастера: приходят дирижеры, артисты, режиссеры постановщики. Смотрят, и они удивляются, как это в наше время не попса наполняет зал, а зал заполняется серьезной публикой, которая получает от этого удовольствие, удовлетворение. Они говорят: приезжайте еще, и еще, и еще. Для меня это просто событие.

- С другой стороны, если бы не было теле-работ, то, возможно, не пришел бы полный зал, ведь зрителям, которые живут не в Москве, сложно оценивать театральные работы и знать актера театра на Таганке Валерия Золотухина.

- Конечно. Я ведь не отрекаюсь ни от кино, ни от телевидение. Боже меня упаси. Я много играл в кино, и некоторыми ролями я даже доволен. Но ведь живое общение ничто не может заменить. Ведь этот химический процесс.. я могу дать вам интервью по телефону, но оно будет совсем другое. Слова, может быть, будут те же, но интонации, взгляды – все это непередаваемо. И когда лет через 20 когда меня не будет вы же будете вспоминать меня живого? Как он сидел говорил, как он торговал книжками...

- К вопросу о книгах, как возникло желание писать? Раскрыть еще и эту грань своей личности? Не хватало чего-то в театре?

- Это вопрос не простой. Когда-то, в каком то классе нам задали написать сочинение. Мы изучали тогда «Слово о полку Игореве». Я обычно на изложение или сочинения тратил не более получаса. Переписал у кого-то или что-то такое набросал на двух трех страничках.. А тут меня очень захватило и я написал сочинение, переписывал его несколько раз, размером с ученическую тетрадь. Это был подвиг такой, у меня мозоль образовалась от ручки на указательном пальце! И я получил за это сочинение кол (единицу). Потому что я сделал такое количество грамматических ошибок... ну потому что это 24 страницы, понимаете? И это естественно. Но я был возмущен. Потому что это был самостоятельный труд, мои размышления о «Слове», об образах, это было не хухры-мухры! И я тогда написал трактат о преподавании литературы в школе. Потому что надо отделять творчество от грамматики. Надо ставить две оценки! Трактат этот я прочитал своей тете, она была учительница начальных классов. Она труд мой оценила, но сказала не показывать никому. Но тщеславие автора меня привело к публичному прочтению в классе. Трактата этого. И хотел еще его послать в журнал «Семья и школа». За что я был вызван к директору. И директор сказал что если sты пошлешь этот трактат в журнал, то аттестата тебе не видать как своих оттопыренных ушей. Я потом долго смотрел на себя в зеркало и думал, почему оттопыренные? Конечно никуда я этот трактат не послал. Не потому что испугался а потому что мне этой школьной славы было достаточно. Но видимо это зерно куда-то во мне попало и проросло. Потому что когда я уже закончил 10 класс приехал в Москву и поступил, а до учебы было еще полтора месяца, мне старшие студенты говорили: «Записывай все наблюдения, записывай...» и учителя по актерскому говорили «Записывайте...». И вот я оказался такой графоман, который стал каждый день подробно записывать. Все спят, я пишу. Потом я стал замечать, что то что я написал вечером, утром может быть прочитано кому-то как нечто. И мои соседи по палате оценили все это. И так я каждый день приучился писать. Сами понимаете, что если человек все время пишет, он обязательно, наконец, что-нибудь напишет. Потому что из этих заметок складывается уже что-то другое. Художественная ткань получается. И так я написал рассказ, потом повесть, потом еще одну повесть, потом еще один рассказ... И первая моя повесть была напечатана в «Юности». Оценена писателями была достаточно высоко. Которые сказали : «Брось театр, брось кино, садись – пиши.»

- А вы не послушались?

- Я было, послушался, Настя... послушался... Но спустя почти полвека, продаю вот как сегодня книжки, кинулся ко мне зритель молодой, простецкий такой, я очень люблю таких людей они в Москве почти перевелись, подошел и говорит «Валерий Сергеич! Как хорошо что вы не стали писателем!» Я ему: «Дорогой, я вообще-то член союза писателей у меня в этом смысле все хорошо...» А он: «Да нет, я не в этом смысле! А хорошо что вы не ушли со сцены, что вы не ушли с экрана...» Так что потребность себя выражать, каждый день она приходит. Я даже помню, Анатолий Васильевич Эфрос, великий режиссер, подарил мне свою книжку, с надписью «Графоману от графомана». Он человек был с юмором, он книги по актерскому ремеслу, по режиссуре, по театру, писал и нельзя сказать что это графомания. Они замечательно написаны, это прекрасные руководства к профессии. Так что вот так все с этой писаниной. А дневник стал издаваться недавно, так я на эти деньги храм построил. Не совсем уж на 100% но во всяком случае... мне помогали но 50% от средств с книг.

- А вы больше всего ощущаете свою известность для зрителей как актер театра актер кино или писатель?

- Ну, амбиции писательские они у меня достаточно высоки были, да и есть, но я понимаю, другое, что когда мне писатели, большие, серьезные писатели советовали бросить театр, и «садись пиши, зачем тебе это все»... Когда мне Полевой Борис Николаевич говорил: «пиши, это вечно, а ты чем занимаешься?» Но он был не прав. Потому что если мы вспомним работы наших великих артистов то многие тома советских писателей подвинутся, перед тем какой высоты мастерства достигли эти артисты. Поэтом нельзя это так мерять. Но известно что кино приносит заработок, а театр приносит... И тогда я себе задал главный вопрос: «Валера, ты зачем из своей деревни ушел? Ты куда подался? В Москву. Зачем? Куда поступать? В ТЕАТРАЛЬНЫЙ институт.» Шукшин приехал поступать в ЛИТЕРАТУРНЫЙ институт. А попал во ВГИК. А ты Валера не лукавь. Ты хотел играть на сцене, ты играешь, и дай Бог тебе играть как можно дольше. А то чему случится написать, так то если получится. Напишется, если нет, значит, не напишется.

- А в театре больше счастья или каких-то мук творчества? Когда создается роль, она больше от вдохновения или от мучительного труда?

- Когда мне задают такой вопрос, меня это немножко смущает. Немножко мне как-то неловко отвечать. Я вам скажу почему. Когда театр, подмостки, сцена составляют твою жизнь, то, конечно бывает стыдно перед этими подмостками за какие-то свои, может быть, недостаточно зрелые работы. Но все равно это приносит тебе счастье. Потому что сыгранный спектакль, хорошо сыгранный, да даже и не новый спектакль он конечно... Простите что вернусь к теме смерти, но ведь каждый актер мечтает умереть на сцене.

[OBJ Валерий Золотухин "Надоело воевать"]

- Все-таки это есть?

- Конечно есть. От этой химеры не избавишься. Это Божья награда. Потому что все остальное – это смежные искусства. Конечно театр доставляет. Но я не хочу обижать кинематограф, он тут не при чем. Просто это я так устроен.

- А организационные проблемы возникшие в течении последнего года, много от вас как от актера отнимают? Это же невероятная махина.

- Ой, это не то слово. Это тоже предмет моих бессонниц и моих размышлений: «Зачем ты это все взвалил на себя?» Поскольку это воля коллектива который остался в самый неподходящий момент без своего руководителя, да и потом я же проработал тут 48 лет и репертуар который надо беречь и так далее. Я сначала согласился на два месяца, потом меня попросили остаться на год. Чем это все закончится – непонятно. 15 октября у меня заканчивается контракт, а поскольку мне начальник подписывающий контракт сказал что: «Мы семидесятилетних, вообще, на работу не принимаем, но тут такой случай, тут коллектив просит и так далее и так далее...», а по нашему законодательству после 65-ти могут заключить контракт только на год. А как, на год, когда впереди планы? Как их строить? Как выпрашивать деньги? Ну вот представьте, вы бы пришли предложили ставить пьесу, зная что со мной 15 октября будет расторгнут контракт... Вот можете представить сейчас мы вместо одного спектакля в год выпустили 5. Это себе какой-нибудь театр мог позволить?

- Вы довольны этим сезоном? Есть удовлетворение от этих результатов?

- Конечно доволен! Труппа играет, труппа репетирует, труппа живет, труппа не боится за свой завтрашний день. В этом сезоне много открытий актерских, понимаете? Чего никогда не могло случится при всем моем огромном уважении к Юрию Петровичу. Но он так строил, это был авторский театр. Это совсем другое. Сейчас в театр вернулась пьеса, мне пишут зрители, вернулась драматургия, вернулись слезы. Я понимаю что существует огромное количество поклонников Любимова, любимовского театра и что они ждут что будет какая-то преемственность... да ее быть не может. Разве у гениального творца может быть какая-то....Чушь. Конечно театр будет другим но он все равно будет жить.

- И последний вопрос. Вы бы своему ребенку пожелали бы стать актером попасть в мир театра и связать жизнь с этим миром?

- Если у него будут на то способности, то конечно. У меня было трое сыновей, осталось двое. Один священник. Другой был музыкант но к театру никакого отношения не имел. Третий Ванька, семь лет, он там с мамой занимается в детской студии «Луна», его приглашают на конкурсы чтецов, может быть из него и получится¸ у него есть как мы говорим «данные». Но появится ли у него любовь к театру? К этому кривлянию, к этому ремеслу, это еще не факт. Если эта любовь будет тогда ради Бога. Потому что профессия конечно непростая. Она замешана на самолюбии на тщеславии, на соревновании на конкуренции особенно у женщин...

- То есть, женщине актрисе сложнее?

- Ну конечно. Я не буду в эти подробности вдаваться, потому что все таки есть здесь физиологическая составляющая, физиология понимаете? Всегда когда на красивую женщину смотришь, мысли уже какие-то... другие. Так что думаю да, сложнее.

КИНЕМАТОГРАФИЧЕСКИЙ ПОРТРЕТ ВАЛЕРИЯ ЗОЛОТУХИНА

ФОТОГАЛЕРЕЯ ПАМЯТИ ВАЛЕРИЯ ЗОЛОТУХИНА