Светлана Иванова: Нельзя уповать на одно лишь вдохновение

Главную роль в этом спектакле сыграет известная киноактриса Светлана Иванова. В прошлом сезоне ее приняли в труппу "Современника", и вот теперь - первый полноценный театральный дебют.

- Зачем сейчас ставить Островского?

- Пьеса «Горячее сердце» одна из самых непростых у Островского. У нее сложная сценическая судьба. Ее ставят нечасто, а если ставят, то она не долго держится в репертуаре. Но Егору Перегудову действительно есть, что сказать этим спектаклем. Он не пытается донести до людей лишь некое художественное высказывание. Несмотря на некоторую переработку пьесы – все это Островский. Это не то же самое, как если бы братья Пресняковы написали «Островский - версия». Мы, молодые артисты, словами этой пьесы говорим о чем-то очень своем Но я надеюсь, что то, что мы хотим сказать, будет интересно зрителю и у нас все получится.

 - Главный герой – деньги?

- Тема денег вообще не сильна в этом спектакле. Я понимаю, что она есть, она присутствует как некоторый контрапункт. Но она не главная - действие не нанизывается на нее. Егор в процессе работы очень много зачитывал нам из Гиляровского, который много писал об Островском. В процессе работы все стереотипы и шаблоны, навязанные школой, были разрушены. Я поняла, что в Островском очень много настоящей русской «платоновской» трепетности, а с другой стороны, Островский открылся для меня как русский Эдуардо Де Филиппо. Абсолютно полюсное яркое существование. К примеру, моя героиня – Параша, очень резко и неожиданно принимает почти противоположные решения, и долгое время я не могла для себя это оправдать. А потом поняла, что она стопроцентно искренна во всех своих действиях и переход из одного состояния в другое – минимальный. Именно так я сейчас и пробую существовать, мне это страшно интересно. Этими дорогами я никогда не ходила – в кино нет возможности этим заниматься.

- Что вам дает театр такого, что вам не дает кино?

- Я стала богаче как артистка. В кино у меня в определенный момент появилось ощущение, что меня используют как какую-то краску. Как артистку, которая может только «вот так». А я чувствую, что могу по-разному. Может быть, я не всегда умею это показать – это уже моя проблема, с которой театр мне помогает бороться. Артист должен быть в какой-то степени режиссером для самого себя. Конечно, в идеале хочется, чтобы рядом был Феллини, который будет из тебя вынимать новое, неожиданное, который будет тебя исследовать, но таких режиссеров, конечно, мало. На телевидении их практически нет. Мне стало в  кино интересней после того, как я стала работать в «Современнике». Ведь это же главное – не скучать в профессии. Я в кино теперь продолжаю свой репетиционный процесс, продолжаю работать над собой. Ведь я не «буратино», которого дергают за ниточки, не просто винтик. Я могу что-то сказать, на что-то повлиять, что-то предложить. Это обогащает меня не только по-актерски, но и по-человечески.

- Параша по амплуа визуально вам очень подходит.

- Она будет у нас не такой, какой ее привыкли представлять. Она будет по-другому разговаривать, двигаться. Мы не идем по пути, который представляется самым удобным, потому что это будет неинтересно. Всегда говорят: в добром ищи злое и наоборот. Мы хулиганим. Она неспокойная в плохом смысле этого слова. Сначала я ее даже невзлюбила. Параша показалась мне совершенно сумасшедшей и не понимающей чего она сама хочет. И я рада, что момент отрицания этой героини во мне был. Теперь я ее люблю со всеми ее недостатками.

- Насколько градус вашего сердца близок к кипению сердца Параши?

- Можете написать, «надолго задумывается». Он близок, но он не всегда соприкасается в своем развитии и в точках приложения. Потому что гореть можно по-разному, по разным поводам. Это в любом  случае человеческий выбор - гореть или не гореть. Мы очень часто в себе душим этот огонь, даже когда он просыпается и рвется наружу. Я взрослей, конечно, чем моя Параша, потому что в ней больше горения ради горения. Максимализма, без которого невозможны поступки, которые она совершает. Но она невозможна без этого горения, потому что есть обстоятельства, от которых она бежит. Мы даже сформулировали ее образ как человека, который стремится не прийти к чему-то, а хочет от чего-то уйти. Без этого горения она не сдвинулась бы с места,  а у нас она не просто сдвигается, а двигает места вокруг себя. Это даже сценографически решено, за что огромное спасибо нашему художнику Владимиру Арефьеву.

- Вы будете ставить политический спектакль или социальный?

- Мы не ставили перед собой такой задачи. Если человек пришел в зал, задавая какие-то вопросы, он все равно будет искать в спектакле ответы на них. Это очень здорово: не ставя перед собой конкретной задачи, отчасти эту задачу решать. Потому что все равно каждый артист, не сговариваясь с другими, несет свою определенную тему. Я все равно что-то хочу этим сказать, о чем даже не буду ставить в известность режиссера Егора Перегудова. Это мой диалог с автором и со зрителем. Наверное, так и возникает та самая живая реакция, когда зритель приходит не просто посмеяться, похлопать и сходить в буфет, а задать себе вопросы и неожиданно, придя глядя спектакль по пьесе Островского, получить на них ответы.   

- Что дала вам работа с Егором Перегудовым?

 - Кроме того, что это абсолютное актерское счастье, это еще и психотерапия. Егор, видя все мои страхи актерские и человеческие, во время репетиций исподволь их ухитряется снимать. Я не знаю, кто еще бы со мной так возился. Он понимает, что мне, выпускнице ВГИКа, как киноактрисе, как «девочке из телевизора», очень непросто проходить этот путь в достаточно сжатые сроки. Как правило, все артисты, которые работают и в кино, и в театре, совмещают две эти ипостаси плавно. Я же  как-то резко вошла в процесс. С одной стороны, это здорово и круто, а с другой стороны – непросто. Он мне очень помогает и очень здорово меня чувствует. Надеюсь, мне и дальше будет так везти с режиссерами.

- Страшно пред премьерой?

- Я себя не пытаюсь со стороны оценивать. У меня нет предпремъерного волнения. Возможно это от того, что я совсем недолго являюсь театральной артисткой. Мне хочется сказать, сделать, не повториться, но у меня совершенно нет истерики. Я не боюсь того, что напишет критик, или того, что какой-то зритель в меня швырнет помидором. Мое волнение сегодня такое же, каким оно было полгода назад, когда мы только начинали работу. Я не из тех артистов,  которые медитируют или склонны мистифицировать свое место в профессии. Да, здесь бывают необъяснимые вещи, когда ты не чувствуешь боли, когда у тебя льется кровь, а ты этого не замечаешь, но все равно на репетициях это не имеет никакого значения. Нельзя уповать на вдохновение. Это работа. Это профессия.