Красота есть правда: 7 самых трогательных стихотворений Джона Китса

В британскую поэзию Китс внёс романтический дух эллинизма и глубокое видение красоты и гармонии жизни. Поэт был недооценён при жизни, но его наследие было оценено восторженными потомками, поставившими его в один ряд с Байроном и Шелли.

По положению Китс никогда не принадлежал к высшим сословиям. Его отец, содержатель платной конюшни, в 1804 году погиб в результате несчастного случая. В семье было четверо детей, которых нужно было ставить на ноги - мать вступила в новый брак, но он оказался неудачным. Дети поселились у родителей матери в Энфилде, к северу от Лондона. В 1810 году от туберкулёза умерла и мать Китса, детям были назначены опекуны.

15-летний юноша был отправлен в Лондон для изучения медицины, работал в различных госпиталях. Возвышенный и мечтательный молодой человек всегда стремился к творчеству и гуманитарным наукам, но не имел возможности заняться даже классическими языками, не говоря уже о полноценном университетском образовании. Тем более необычным кажется глубокий и исконный дух эллинизма в его творчестве - греческих поэтов он мог читать только в переводе.

Оставив медицину, Китс пошёл по зову сердца и сосредоточился на поэзии, став членом литературного кружка, возглавляемого критиком Ли Хантом. Объединение, в который также входили Хорэс Смит, Корнелиус Уэбб и Джон Гамильтон, уничижительно было названо критиками "Cockney school", то есть школой простонародных авторов.

Первая книга лирических стихов Китса увидела свет в 1817 году, а в следующем году была издана большая поэма "Эндимион" - сложное переплетение греческих мифов и глубоких спиритуалистических размышлений. Критики разнесли произведение в пух и прах, не стесняясь в выражениях и отсылая дебютанта в "аптекарскую лавочку готовить пластыри". Суровая молва вкупе с болезненностью, финансовой нуждой и несчастной любовью к Фанни Брон, на которой Китс не мог жениться, окончательно подорвали слабое здоровье юноши. Впоследствии о нём писали, что жизнь поэта "угасла от журнальной статьи".

В 1818 году Китс отправился на зиму в южный Уэльс, где много писал, но мучился от прогрессирующей чахотки. В 1820 году он поехал в Италию, где и прошли последние месяцы его жизни. Незадолго до своей смерти поэт опубликовал третью книгу стихов, содержащую наиболее зрелые произведения: поэмы "Изабелла", "Канун святой Агнессы", "Ламия" и "Гиперион". 23 февраля 1821 года поэт скончался, так и не успев увидеть благожелательную реакцию читателей на его последнюю книгу.

Стихотворения Джона Китса отразили лирическую грусть его последних лет: ощущения угасающей молодости и мистическое ожидание смерти, глубинные искания духовного идеала; создали настоящий культ природы, красоты и гармоничного наслаждения жизнью. В "Оде к греческой вазе" он писал: "Красота есть правда, правда - красота; это всё, что человек знает на Земле и что он должен знать".

В день рождения поэта "Вечерняя Москва" вспоминает наиболее трогательные стихотворения поэта:

1. "Как голубь из редеющего мрака" (1814)

Как голубь из редеющего мрака
Взмывает ввысь, приветствуя восход,
Стремя к заре восторженный полёт,
Так взмыл твой дух над сиротливой ракой
К мирам любви, превыше зодиака,
Где славу и сияющий почёт
Сонм ангелов на праведников льёт
По милости Божественного Знака.
Там в единении с бессмертным хором
Восторженной хвалой ты чтишь Творца
Иль к звездам устремляешься дозором
По слову Всемогущего Отца.
Удел твой видя просветлённым взором,
Зачем нам скорбью омрачать сердца?

(Перевод С. Сухарева)

2. "К одиночеству" (1815)

Пусть буду я один, совсем один,
Но только не в угрюмой тесноте
Стен городских, а там — среди вершин,
Откуда в первозданной чистоте
Видны кристальность рек и блеск долин;
Пусть мне приютом будут тропы те,
Где лишь олень, прыжком качнув жасмин,
Вспугнёт шмеля, гудящего в кусте.
Быть одному — вот радость без предела,
Но голос твой еще дороже мне:
И нет счастливей на земле удела,
Чем встретить милый взгляд наедине,
Чем слышать, как согласно и несмело
Два близких сердца бьются в тишине.

(Перевод С. Сухарева)

3. "Тому, кто в городе был заточён" (1816)

Тому, кто в городе был заточён,
Такая радость — видеть над собою
Открытый лик небес и на покое
Дышать молитвой, тихой, точно сон.
И счастлив тот, кто, сладко утомлён,
Найдет в траве убежище от зноя
И перечтет прекрасное, простое
Преданье о любви былых времён.
И, возвращаясь к своему крыльцу,
Услышав соловья в уснувшей чаще,
Следя за тучкой, по небу скользящей,
Он погрустит, что к скорому концу
Подходит день, чтобы слезой блестящей
У ангела скатиться по лицу.

(Перевод С. Маршака)

4. "Когда страшусь, что смерть прервет мой труд" (1818)

Когда страшусь, что смерть прервёт мой труд,
И выроню перо я поневоле,
И в житницы томов не соберут
Зерно, жнецом рассыпанное в поле,
Когда я вижу ночи звездный лик
И оттого в отчаянье немею,
Что символов огромных не постиг
И никогда постигнуть не сумею,
И чувствую, что, созданный на час,
Расстанусь и с тобою, незабвенной,
Что власть любви уже не свяжет нас, -
Тогда один на берегу вселенной
Стою, стою и думаю - и вновь
В Ничто уходят Слава и Любовь.

(Перевод В. Левика)

5. "Чему смеялся я сейчас во сне?" (1818)

Чему смеялся я сейчас во сне?
Ни знаменьем небес, ни адской речью
Никто в тиши не отозвался мне...
Тогда спросил я сердце человечье:
Ты, бьющееся, мой вопрос услышь, -
Чему смеялся я? В ответ - ни звука.
Тьма, тьма крутом. И бесконечна мука.
Молчат и Бог и Ад. И ты молчишь.
Чему смеялся я? Познал ли ночью
Своей короткой жизни благодать?
Но я давно готов её отдать.
Пусть яркий флаг изорван будет в клочья.
Сильны любовь и слава смертных дней,
И красота сильна. Но смерть сильней.

(Перевод С. Маршака)

6. "День отошёл и все с собой унёс" (1819)

День отошёл и все с собой унёс:
Влюблённость, нежность, губы, руки, взоры,
Тепло дыханья, тёмный плен волос,
Смех, шёпот, игры, ласки, шутки, споры.
Поблекло все - так вянут вмиг цветы.
От глаз ушло и скрылось совершенство,
Из рук ушло виденье Красоты,
Ушёл восторг, безумие, блаженство.
Исчезло все - и мглою мир объят,
И день святой сменила ночь святая,
Разлив любви пьянящий аромат,
Для сладострастья полог тьмы сплетая.
Весь часослов любви прочёл я днем
И вновь молюсь - войди же, Сон, в мой дом!

(Перевод В. Левика)

7. "Ода Меланхолии" (1819)

<1>
Не выжимай из волчьих ягод яда,
Не испивай из Леты ни глотка,
И Прозерпине для тебя не надо
Сплетать из трав дурманящих венка;
Для чёток не бери у тиса ягод,
Не позволяй предстать своей Психее
Ночною бабочкой, пускай сова
Тебя не кличет, и пускай не лягут
Над тенью тени, став ещё темнее, —
Печаль твоя останется мертва.
<2>
Но если Меланхолия туманом
Внезапно с неба низойдёт к земле,
Даруя влагу травам безуханным,
Скрывая каждый холм в апрельской мгле, —
Тогда грусти: над розою пунцовой,
Над блеском радуги в волне прибрежной,
Над несравненной белизной лилей, —
А если госпожа с тобой сурова.
То завладей её рукою нежной
И чистый взор её до дна испей.
<3>
Она дружна с Красою преходящей,
С Весельем, чьи уста всегда твердят
Свое «прощай», и с Радостью скорбящей,
Чей нектар должен обратиться в яд, —
Да, Меланхолии горят лампады
Пред алтарём во храме Наслаждений, —
Увидеть их способен только тот,
Чей несравненно утонченный гений
Могучей Радости вкусит услады:
И во владенья скорби перейдёт.

(Перевод Е. Витковского)