Алиса Туликова: Отец говорил, что патриотом быть трудно…

Недавно о своем отце рассказывала нам Александра Ильф. Сегодня наша гостья — Алиса Туликова.

Имя ее отца может быть не знакомо молодому поколению, но старшему — известно отлично, ведь еще недавно без песен этого композитора в стране не обходилось ни одно мероприятие, ни один праздник. «Родина», «Не стареют душой ветераны», «Мы за мир», «Марш советской молодежи», «Бамовский вальс», «Не повторяется такое никогда», «Любимые женщины»… Помните? Уверены — да.

7 июля исполнилось 100 лет со дня рождения народного артиста СССР Серафима Туликова. Воспоминаниями о своем знаменитом отце с корреспондентом «Вечерней Москвы» поделилась его дочь Алиса Туликова.

…В небольшой и вытянутой, как школьный пенал, комнате-кабинете композитора стены завешены пожелтевшими от времени афишами юбилейных концертов, над диваном, на который наброшен плед в красно-черных квадратах (примета советского времени), — черно-белая фотография красивой женщины с большими темными глазами и тонкими чертами лица и светлоглазого мужчины с пышной русой шевелюрой.

— Это мои родители. Совсем еще молодые, — говорит Алиса Серафимовна. — Здесь все осталось так же, как было при папе. Вот его рояль, за которым он не только работал, но и отдыхал. При этом удивительные мелодии порой звучали! Одно время нашим соседом был Максим Дунаевский, и он обожал слушать, как Туликов «отдыхает» за инструментом. Максим потом часто вспоминал: «Это были такие переливы, музыкальные переходы — просто фантастические!» Но когда я говорила: «Пап, смотри, какая мелодия симпатичная получилась!» — он всегда отмахивался: «Да ну, ерунда какая-то. Да это я так просто…» А еще он, сочиняя музыку, никогда не закрывал дверь своего кабинета: так погружался в работу, чем-то отвлечь или как-то ему помешать.

КАК ПАПА МЕНЯ СПАС

В «композиторский» дом — Огарева, 13, — семья Туликовых переехала в 1956 году из коммуналки на Беговой.

Правда, с легкой руки Алисы Серафимовны дом этот многие называют теперь домом ста роялей.

— Это название моей книги о людях, которые когда-то жили здесь. И хотя на нем висит всего одна мемориальная доска — замечательному композитору Арно Бабаджаняну, уверяю, тут над дверью каждой квартиры могла такая же быть. Здесь же весь цвет музыкальной культуры жил! А я родилась далеко от Москвы — в Алма-Ате, куда в эвакуацию отправилась беременная мной мама. Туда же вскоре приехал и папа, получивший разнорядку из консерватории. На мое счастье.

Через несколько дней после рождения я заболела воспалением легких. Дело было худо — фактически я умирала. Мама бросилась со мной в поликлинику, но опоздала на несколько минут, врач закончила работу, и ее не приняли. Дело было бы совсем худо, если бы не папа. Вернувшись с работы, он прямо с порога сгреб меня в охапку, бросился назад и не только упросил доктора осмотреть меня, но и «выбил» рецепт на сульфадимезин. «Вы с ума сошли, я не могу! На весь город всего 5 граммов препарата осталось, а у нас же профессора из Академии наук в эвакуации находятся», — отбивалась врач, но в конце концов сдалась, выписала лекарство, предупредив, что давать его ребенку надо «строго по часам». Папа поил меня сам. Не просто «по часам», а с точностью до минуты… И вскоре я пошла на поправку.

ПРОСИТЬ ОН НЕНАВИДЕЛ

Я — папина дочь. Отец часто повторял: «Уж кого-кого, а дочь свою я по характеру узнаю».

Папа мне с детства внушал: «Аля, ты должна быть самостоятельной, чтобы никогда ни от кого не зависеть!» Сам он совершенно не умел просить — за себя, за своих. Это было для него сродни унижению. Я часами могла ходить по квартире, прежде чем решалась подойти к нему с просьбой достать дефицитный билет на громкую премьеру или концерт заезжего исполнителя. Хотя ответ предвидела заранее: «Что!? Почему я должен кого-то просить?! Не буду! Хочешь пойти — иди и доставай билет сама!» Помню, как я переживала, когда с первого раза не защитила кандидатскую: мне казалось, мир перевернулся, да и сама жизнь кончилась… Мама жутко возмущалась «несправедливостью» членов комиссии: «Безобразие!» На что папа, пожав плечами, возразил: «Почему безобразие? Это нормально. Значит, переделаешь, как надо. И защитишься». Зато когда это произошло, он гордился так, как будто мне Нобелевскую премию вручили.

Кстати, именно отец захлопнул передо мной крышку рояля.

Папа занимался со мной музыкой.

Специально для меня писал произведения. Но все мои мысли во время занятий были за окном, где мальчишки гоняли на велосипеде. Однажды отец не выдержал, схватил ноты, порвал их и захлопнул крышку пианино со словами: «Иди, катайся!» На этом мое музыкальное образование закончилось.

И внуку Антону дед вынес вердикт: «Способный, но выдающимся музыкантом не станет!»

ЕГО ЛЮБОВЬ БЫЛА НЕПОКАЗНОЙ

Талант внука раскрылся в другой области — Антон стал ученым. В 93-м он уехал на учебу в США и сегодня преподает квантовую химию в одном из американских университетов.

— Мы с мужем ужасно радовались: наша наука тогда переживала не лучшие времена. А дед, напротив, страшно переживал: «Нет, вы не понимаете, как ему тяжело! Ведь он же там — один…» Думаю, папа мысленно ставил себя на место Антона, и ему, который совершенно искренне, без показухи, любил страну, в которой родился, было страшно представить, что должен испытывать человек ТАМ — то есть на чужбине.

Отец писал песни про Ленина, про Родину. Сегодня в это трудно поверить, но он писал их честно, от души. Да, для композитора Серафима Туликова Ленин был героем. И в этом — его трагедия. Пиши он по указке, на потребу дня, возможно, переживал бы перестройку легче, когда его патриотические песни попали «в черный список», идеалы, в которые он верил — объявили ложными, а ценности, которыми дорожил, — мнимыми. Находились те, которые подходили к папе и не отказывали себе в удовольствии сообщить ему: «Ну что, Серафим Сергеевич, кончилось ваше время. Теперь о Ленине песни никому не нужны!» Он молча кивал в знак согласия: не нужны… Да и что говорить: перестали звучать даже его песни, посвященные родной стране. Он воспринимал это как трагедию.

Недавно прочла книгу Михаила Танича «Играла музыка в саду» и из нее узнала, что, оказывается, написанная в соавторстве с отцом песня «Признание в любви» — его любимая. Она не о чувствах к женщине, а о любви к родине: «Родина моя, хочу, чтоб услыхала ты еще одно признание в любви…» Но уж Михаила Исаевича в конъюнктуре обвинить сложно, как бы кому ни хотелось… С песней этой связан такой случай. В 1976 году она должна была исполняться на заключительном концерте «Песня года». Папа считал, что песня «живет» только в исполнении певца Дмитрия Гнатюка, но ее отдали другому исполнителю. Отец расстроился страшно: «Он ее просто провокалирует, а мне надо, чтобы слова отсюда шли!» — и он прикладывал руку к сердцу, словно иллюстрируя, откуда должно идти признание в любви. На том концерте композитора Серафима Туликова не было — не пришел! Диплом получал один Михаил Танич.

...Папы не стало в 2004 году, он совсем немного не дожил до 90-летия. Недавно, разбирая его архивы, я натолкнулась вот на это, — Алиса Серафимовна протягивает мне тонкую нотную тетрадь.

На обложку наклеен вырезанный из старой газеты, пожелтевший со временем заголовок статьи — «Патриотом всегда быть трудно».

— Папа на себе прочувствовал, насколько это трудно — если, конечно, чувство твое непоказное. А его патриотизм был именно таким.

И я еще и за это своим отцом горжусь.