Аллилуйя любви

Постановка Марка Захарова потрясла театральную Москву. Немецкие газеты с удивлением писали, что в 1981 году «русский рок в СССР зазвучал под самыми стенами Кремля». Не меньшим шоком стало и то, что во времена наглухо заколоченных храмов спектакль был пронизан элементами православной литургии и церковными песнопениями.

Остается загадкой, каким невероятным образом «Юнона и Авось» вообще была принята советской цензурой с первого захода, хотя предыдущее творение композитора Алексея Рыбникова «Звезда и Смерть Хоакина Мурьетты» в том же театре удалось сдать комиссии лишь с 11-го раза.

Многим казалось, что без чуда тут и впрямь не обошлось.

И лишь единицы знали, что накануне премьеры поэт Андрей Вознесенский и режиссер Марк Захаров тайком отправились в Богоявленский храм поставить свечку перед иконой Казанской Божией Матери, которая в спектакле «сохраняет под покровом своим» великого русского путешественника графа Резанова на полном опасностей пути к берегам нового света.

— Мне кажется, что, начиная с образования США и по сию пору, в России существует подспудное желание, иногда даже не формулируемое, дружить с этой великой державой, — рассказывает Марк Захаров обозревателю «ВМ». — Наш спектакль во многом посвящен стремлению российских дипломатов, путешественников и в данном случае главного героя установить торговые, промышленные и культурные контакты с американским континентом. Это ему до конца не удалось, но попытка вошла в историю. И романтическая любовь Резанова и дочери сан-францисского губернатора — это история, похожая на «Алые паруса» Грина. Девушка ждала Резанова тридцать пять лет. А когда узнала точную дату его смерти, то ушла в монастырь, дав обет молчания на все оставшиеся годы. Это такой космический подвиг, который, конечно же, лишен всякой рациональности, потому что на ее руку были богатые и красивые претенденты.

Для начала 1980-х годов музыка Алексея Рыбникова была абсолютно новаторской.

— Композитор, конечно же, угадал, сочинил, услышал новую музыку религиозных песнопений, которыми пропитана наша русская культура, услышал мелодии русского романса и финальную «Аллилуйю», — продолжает Марк Захаров. — Когда выпускался спектакль, были еще и такие радости, как подъем впервые на нашей сцене морского Андреевского флага Российской империи. И, наконец, само появление фигуры Богоматери с младенцем на руках тоже являлось шокирующей новостью. Но вся постановка была пронизана духом патриотизма в отношении нашей истории. Конечно же, спектакль не состоялся бы без замечательной игры первого состава актеров — Николая Караченцова, Елены Шаниной, Александра Абдулова.

— Последующие актерские вводы не уронили достоинство спектакля, — вспоминает Марк Захаров. — Скажу больше: у нас есть сцена танцев русских моряков, и мне кажется, что сейчас она лучше сделана, чем раньше. Я смотрел старые пленки, сравнивал: молодые ребята, приходящие в театр сегодня, лучше подготовлены по уровню пластики и хореографии. Они делают все с отчаянной радостью, дерзостью, вдохновением. Думаю, все это вместе и является притягательным моментом для нашего зрителя.

Спектакль сыгран 1463 раза.

Через него прошли 300 артистов. Какая еще постановка, скажите, живет так долго?

ОЩУЩЕНИЕ — КАК ОТ АТОМНОГО ВЗРЫВА

Дмитрий Певцов, народный артист России, исполнитель роли графа Резанова:

— Я впервые увидел «Юнону» еще студентом, стоя на балконе Ленкома. Внутреннее ощущение было, как от атомного взрыва. «Юнона и Авось» — настоящий памятник: нигде в мире театральные конструкции не держатся так долго без потери качества. Наблюдая из зала за работой Николая Караченцова, мне казалось, что он из спектакля невынимаем. Хотя было юношеское желание как-то попасть внутрь действа. Что касается Лены Шаниной, первой исполнительницы роли Кончиты, то я был заворожен вихрем женственности, потоками обаяния. Они сотворили театральное чудо, в котором я сегодня горд и счастлив участвовать.

Сергей Рудницкий, народный артист России, композитор, руководитель рок-группы «Аракс»:

— Я помню день, когда мы все вместе поехали к Леше Рыбникову домой — Марк Анатольевич, Коля Караченцов, Лена Шанина. Рыбников тогда впервые продемонстрировал свои музыкальные наработки из будущей оперы, что-то спел сам. Уже тогда всем было понятно, что это — талантливо, но никто и предположить не мог, что звезды сойдутся настолько, что постановка продержится 35 лет при полных аншлагах. Я отыграл более тысячи спектаклей, но до сих пор у меня на сцене пробегают по коже мурашки, когда я вижу, как в зале плачут зрители.

А такие сильные эмоции в театре — большая редкость.

БИЛЕТЫ ПО-ПРЕЖНЕМУ ДОСТАТЬ НЕВОЗМОЖНО

Илья Трофимов, артист, исполнитель роли сочинителя:

— На этот спектакль меня привел отец (Геннадий Трофимов — певец, «Золотой голос России», первый исполнитель «Юноны и Авось» на дисках, работающий на спектакле со дня его премьеры, учивший петь еще Николая Караченцова и Александра Абдулова. — «ВМ»). Мне было семь лет, я был ошеломлен всем сразу — лазерами, дымами и изумительной музыкой Рыбникова.

Настолько был потрясен, что уговорил отца, и он брал меня в театр каждый вечер. В итоге я посмотрел спектакль несколько раз подряд. Сегодня я играю роль, которую блистательно делал Павел Смеян.

Спектакль идет 35 лет, и я не помню, чтобы в зале были свободные места, хотя за эти десятилетия и вкусы в обществе поменялись, и молодежь уже совсем другая. Но билеты по-прежнему достать невозможно, сам несколько раз пытался взять их для своих знакомых — безрезультатно. Удивительно, но все наши артисты на этом спектакле всегда выкладываются — это такой драйв, что не выложится на 100 процентов просто невозможно! Хотя партия у меня достаточно сложная — нужно быть рок-вокалистом и уметь петь лирику, быть басом, баритоном и тенором сразу.