Моралисты меня не возбуждают

Кого из наших эстрадных прим можно назвать женщиной с наименьшим числом проблем в личной жизни? Этот вопрос сотрудники крупного информационного агентства задали сотням людей на улицах Москвы. Результат: больше семидесяти процентов опрошенных назвали имя Ирины Понаровской! А как все обстоит на самом деле? Действительно, у Понаровской нет проблем в личной жизни или она просто хорошо умеет их скрывать? Ответ мы попробовали получить у самой звезды.[b]– Давайте сначала, если можно, о первой любви. Ко многим она приходит в школе...[/b]– Я к числу таких людей не отношусь. Начнем с того, что в детстве мне было совершенно не до мальчиков: во-первых, я была невероятно огромной – из-за лишнего веса. В шестом классе весила... 85 килограммов (для сравнения – сейчас у меня ровно 50). При росте 160. А в 13 лет все это выглядело так: большие-большие щечки, маленькие-маленькие заплывшие глазки... Словом, вряд ли меня кто-нибудь мог назвать красавицей, хотя у меня была огромная коса до колен.А во-вторых, мое детство было очень напряженным: вся наша семья была музыкальной, консерваторской, и я чрезвычайно много занималась музыкой. После школы – сразу бегом за фортепьяно. И получалось так, что единственный мальчик, с которым я общалась наиболее часто, был мой брат Саша – немного старше меня и тоже пианист. У нас было много общих интересов, которые как бы связывала наша бабушка Шарлотта – наполовину немка, наполовину полька.Русской крови, кстати сказать, у меня нет вообще – есть еще немного итальянской и еврейской (маму зовут Нина Арнольди, а бабушка – Шарлотта Крампф).[b]– Слышала, что именно бабушка вместе со своей сестрой научили вас наполнять свой мир красивыми изящными вещами.[/b]– Да – из католической, готической культуры: если сервировался стол – то около каждой тарелки лежало по три прибора с каждой стороны, а умывались мы из тончайшего фарфорового кувшинчика... Но однажды мне намекнули, что мой внешний облик, моя безмерная полнота никак не соответствуют всему этому изяществу.Что-то надо делать! И я решила перебороть себя: лет с 13 весь последующий сознательный этап жизни я посвятила борьбе с этим лишним весом. Чего я только не делала над собой: и диеты пробовала, и занималась специальной зарядкой. И наконец добилась того, что, будучи еще таким вот шариком, была принята в секцию художественной гимнастики! Несмотря на свои габариты, я была очень гибкой, энергичной девочкой. Занималась по многу часов каждый день, до изнеможения. И добилась звания кандидата в мастера спорта! В процессе занятий, конечно, удалось похудеть, хотя и в 20 я была еще достаточно крупной (но при этом у меня появилась талия, были стройные ноги) А своей нынешней изящной комплекции я добилась лет 10 назад – пройдя через огромные трудности и жесточайший самоконтроль.[b]– Сегодня проблема каждой второй женщины – похудеть во что бы то ни стало. Что можете посоветовать этим бедолагам?[/b]– Женщины, которые приходят ко мне в ателье, – не всегда идеальны, у нас есть дамы с талией 106 и с грудью 126. И при этом они могут носить модные вещи и кайфовать. Ведь можно рассуждать и так: если я похудею – у меня будет висеть кожа, значит, я должна оперироваться, – а нужен ли мне этот наркоз, все эти ужасные хлопоты, когда меня и так любят? Зачем убивать себя?! У меня, впрочем, совсем другая ситуация: я на сцене, мне пришлось сделать кучу усилий, чтобы похудеть до нынешних... 48 кг. Но процесс похудения действительно почти как убийство: я даже попала в реанимацию из-за того, что голодала. Но теперь я не считаю, что женщина должна вставать спозаранку и нестись как умалишенная на водные процедуры и бег. Сейчас стараюсь побольше кататься на велосипеде – но только в кайф. Если не захочу – то и не поеду.[i][b]Во время свадьбы я горько плакала[/i]– А первая любовь, получается, была уже после школы?[/b]– На первом курсе консерватории меня пригласили солисткой в ансамбль «Поющие гитары» – один из первых в стране ВИА. Григорий Клеймиц, мой будущий муж, профессиональный пианист, играл там на рояле. Мы и учились вместе. Талантливый, представительный, красивый – он был старше меня на шесть лет. Свадьба состоялась у нас дома, во время нее я заперлась в туалете и горько плакала – сама не знаю, почему. Может, предчувствовала что-то...Брак длился два года – а потом в один прекрасный день я спокойно объявила всем, что ухожу от мужа! Ажиотаж был страшный: моя мама вместе с Гришей валялись у нас дома на ковре и рыдали, а у Гришиной мамы отнялись ноги... Все любили нас, хотели, чтобы мы остались вместе, но я не смогла иначе. Дело было даже не в банальной, мимолетной измене мужа, о которой я случайно узнала, – скорее в нечистоплотности и вранье, которые я не смогла перенести.[b]– Так получилось, что примерно в это время и ваш отец ушел из семьи…[/b]– Да – он ушел к женщине, которая родила от него ребенка. Впрочем, эта связь длилась давно, отец в последнее время все реже появлялся дома, и беседы с Гришей стали для моей мамы настоящей отдушиной. Они по-настоящему подружились. То-то она разгневалась, когда я решила от него уйти! Мама с моим мужем даже придумали кардинальный план, как вернуть меня в семью: связать, увезти куда-нибудь, как можно дальше, хорошенько избить, запереть на полгода на какой-нибудь фазенде и выпустить только тогда, когда я сменю гнев на милость. На полном серьезе! Но думаю, что даже самые жестокие феодальные меры не смогли бы спасти мой брак – он был обречен.[i][b]Морковки от любимого[/i]– К вашему второму замужеству ваша мама отнеслась, кажется, с неподдельным ужасом?[/b]– Журналисты сразу окрестили этот брак «экзотическим». Еще бы – ведь моим мужем стал темнокожий мужчина (как и я, увлекавшийся джазом). В то время я была одной из очень немногих, кто «играл и пел джаз» на советской эстраде: в полузакрытых клубах, перед специально оповещенной аудиторией, собиравшейся на концерты, как революционеры-подпольщики на свои сходки. Но к моменту второго замужества мне как раз все это сильно надоело – не джаз, конечно, а сложившаяся вокруг него атмосфера («джазменов» тогда преследовали и притесняли – помните, был даже грозный анекдот-двустишье: «сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст»?).Мне очень захотелось вдруг тишины, семьи и... ребенка. Однако к моменту беременности я перенесла тяжелейшую операцию на почках – и врачи категорически запретили мне рожать. Но мы с мужем решили их ослушаться. Он старался мне помочь: мне прописали вегетарианскую диету, и он тоже увлекся овощным столом, с энтузиазмом разделил его со мной. Ему было совершенно не зазорно прийти ко мне в роддом, где я лежала на сохранении, с соковыжималкой и сеточкой моркови – и прямо там же, на месте, старательно выжимать для меня свежий морковный сок...[b]– Однако вскоре после рождения Энтони вы, увы, расстались![/b]– Муж оказался очень эмоциональным человеком, я была у него не первой женой. Не сомневаюсь, он очень любил меня – но в какой-то момент я почувствовала, что я у него не одна. Мириться с этим я, разумеется, не могла. Я вырастила сына практически без мужа: вот уже долгие годы супруг не видится с ним, у него сейчас своя семья, другие дети. Ну что ж, так судьба распорядилась.Впрочем, у меня была своя версия того, на какой почве мы не сошлись характерами: он считал, что две личности в одной семье не могут быть рядом и на сцене. Если один из супругов поет, известен, ему сопутствует успех – то другой в это время должен поджидать его дома. Разумеется, по версии мужа, «поджидать» должна была жена. У меня была другая версия семьи, любви и работы на сцене – поэтому я и собрала чемоданы.При этом сын недавно заявил мне, что хочет взять фамилию отца. Я согласилась: он ведь весь в меня, собирается добиваться всего сам, не пользуясь «магией» маминой фамилии. И в профессии он решил не идти по моим стопам (хотя хорошо поет, исполняет рэп) – хочет стать дизайнером-ювелиром.[i][b]За хлебом в Италию[/i]– Прошло несколько лет, в течение которых было все: борьба за элементарное выживание, за свое место на сцене и вообще – в пространстве, в жизни. И вот однажды, в один действительно прекрасный день, вы встретили своего нового мужа…[/b]– Да, Дмитрия, талантливого доктора. Он жил тогда во Франции (уехал работать по контракту), был младше меня на несколько лет, но в наших отношениях эта разница совершенно не ощущалась. Муж относился ко мне с огромной нежностью и восхищением: наши вкусы во многом совпадали, мы понимали друг друга с полуслова, он очень любил делать мне разные сюрпризы – как, впрочем, и я ему. Мы сняли домик в Ницце – и ради мужа, ради нашего ежедневного праздника любви я могла перед обедом сесть на автомобиль и домчаться за 25 километров до соседней Италии, чтобы привезти к столу его любимый сорт хлеба – конечно же, не забыв при этом поставить бокальчик великолепного темно-красного вина.[b]– Несколько лет вы прожили в Ницце, были вроде бы вполне довольны, много времени уделяли семье, лишь иногда выезжая в Москву по работе. И вдруг!..[/b]– У меня не было желания оставить сцену категорически – это по прошествии времени и стало причиной нашего разрыва. Однако сегодня от брака с милым французским доктором у меня остались только светлые воспоминания – как, впрочем, и от двух предыдущих. В общем, я благодарна всем своим мужьям – за минуты радости и счастья, которые мы пережили вместе.[i][b]А чемоданы – на лестницу![/i]– Один из самых трудных моментов в отношениях двоих – умение не только притереться друг к другу, но и, если это необходимо вовремя и красиво расстаться. Как вам удавалось выходить из таких ситуаций?[/b]– Например, методом выдворения. В моей жизни было такое выдворение – жесткое и справедливое, путем собирания чемоданов и выставления их на лестницу – без всякого театра. И еще был второй эпизод, когда человек сам собрал свои вещи и исчез. Его искали – месяц, другой, наконец нашли, последовали какие-то объяснения. Но было уже невозможно что-то отмотать назад, потому что человек принял решение меня покинуть, – и это было серьезно, потому что... ушла я.А если все несерьезно, если решение о расставании еще не принято – то тогда понятно: собираются мама, родственники, дети, все его ругают, клеймят – ну как ты мог нашу дочечку обидеть, ты такая свинья… Короче, детский сад, весь смысл которого в том, чтобы он вдруг на самом деле не собрал свои вещи и не отвалил к какой-то другой тетеньке, с которой однажды, дважды или трижды провел суперсладкий вечерок.[b]– На ваш просвещенный взгляд, у мужского типажа супруга-изменника есть какие-то отличительные характерные черты?[/b]– Вообще-то гулены, как это ни обидно, нередко роскошные мужчины. К сожалению, они вызывают глубокие чувства у женщин. В них что-то есть – и причину невозможно объяснить, как это ни ужасно: они тянут за собой какой-то шлейф, у них есть шарм, есть вызов, они подкупают... А вот негулены, суперсемьянины, супердомостроевцы или какие-нибудь моралисты желания как раз не вызывают.Определить, гулял ли сегодня вечером ваш благоверный или поздно пришел с работы трудно, но можно: если он нечистоплотен, то измену можно распознать по запаху духов, по остаткам тонального крема на белой рубашке, а если «она» была в белом мохеровом свитере – то его черный костюм будет весь в этих ворсинках. Однако... мужчины же умней, чем мы, и в принципе очень боятся таких вот «намеков», стараются от них избавиться…А вот если он не думает о «внешних признаках» – значит, ему уже все равно: поэтому можно прийти в мохере, можно задержаться до пяти утра, легко: ну совещание затянулось, почему бы и нет? Особенно если женщина у него на содержании – то есть сама не зарабатывает деньги, а рассчитывает на его бутерброды...[i][b]Таланты и поклонники[/i]– Многочисленные поклонники сыграли значительную роль в вашей жизни?[/b]– Не сказала бы. И отнюдь не они стали причиной моих неминуемых расставаний с мужьями – хотя, конечно, какой мужчина будет терпеть постоянные звонки, признания, а дома – всегда море шикарных букетов с визитками, многозначительными записочками... А однажды на концерте во время антракта мой большой друг Саша Песков ([i]известный пародист[/i]. – [b]М. М.[/b]) передал мне объемистый бумажный пакет. Я была очень занята какими-то хлопотами, переговорами – и попросила просто положить этот конверт на заднее сиденье моей машины. Каково же было мое изумление, когда, раскрыв его дома, я обнаружила в нем шикарнейшее платье с личным эскизом и автографом... Лоренцо Рива, знаменитого на весь мир кутюрье. Платье было сшито специально для меня! Позже я узнала, что мой почитатель был дружен с Лоренцо Рива и специально заказал у него этот поистине царский подарок.Платье было из серебристого трикотажного стрейча, украшенное многочисленными драгоценными камнями. Я хорошо ориентируюсь в мире моды – оценив ситуацию, я поняла, что оно стоит не менее 30 тысяч долларов! Я приняла этот подарок только потому, что не знала, кому его вернуть, – презент был слишком дорогой, но поклонник решил в тот момент остаться анонимным.Платье мне действительно очень понравилось: оно сидело просто идеально! Позже я узнала, что этот почитатель (оказавшийся неким богатым русским бизнесменом) специально возил Лоренцо Рива кассету с записями моего концерта, кутюрье сделал компьютерный обмер... Платье настолько превосходно сидело, настолько было пригнано по фигуре – что можно было обзавидоваться! Оно до сих пор украшает мою коллекцию сценических туалетов, которая сегодня приобрела славу модного салона.[b]– Но был и второй шикарный подарок – от того же поклонника?[/b]– Значительно позже я узнала этого бизнесмена по почерку: он действительно решил сделать мне второй подарок. Однажды утром под моими окнами «совершенно случайно» появился очень модный и элегантный спортивный автомобиль, стоивший по меньшей мере раз в пять дороже того коллекционного платья. Но на этот раз я ответила вполне разумно и, надеюсь, безобидно для его самолюбия: мол, у меня уже есть один автомобиль, ну зачем же мне второй? Если же в принципе говорить о поклонниках – то у меня их было действительно много, и с большинством из них у меня на всю жизнь сохранились дружеские отношения. Причем я имею в виду не только мужчин-поклонников, но и женщин! Я и сама могу заглядываться на красивых женщин – из эстетических соображений. Не так давно я даже пострадала за эти свои «убеждения»: когда на одной из пресс-конференций сказала, что люблю не только мужчин, но и женщин. Меня поняли превратно, и это тут же отразилось в ряде центральных изданий. Пришлось оправдываться: я просто очень люблю красоту!