Главное
Путешествуем ВМесте
Карта событий
Смотреть карту
Сторис
Что подразумевается под шумом?

Что подразумевается под шумом?

Что делать с шумными соседями?

Что делать с шумными соседями?

Хрусталь

Хрусталь

Может ли сотрудник полиции отказать в приеме заявления?

Может ли сотрудник полиции отказать в приеме заявления?

Женщину-участковую могут взят на работу?

Женщину-участковую могут взят на работу?

Гагарин

Гагарин

Все сотрудники обязаны ходить в форме?

Все сотрудники обязаны ходить в форме?

Водолазка

Водолазка

Как устроиться на работу в полиции?

Как устроиться на работу в полиции?

Необычная книга о Борисе Пастернаке вышла благодаря Государственному Литературному музею и Министерству культуры России

Развлечения
Казалось бы, ну что еще за книгу можно было издать о Борисе Пастернаке, чье творчество уже, с позволения сказать, изучено под микроскопом, чьи стихи выучены наизусть, хотя и — есть ощущение — не все до конца поняты? Да и музыкальное его наследие тоже — зеркало характера, метаний и поисков будущего Нобелевского лауреата — проанализировано многими. И то же самое его личная жизнь: она отсканирована, а потом разобрана до атомов, хотя понять терзания человеческой души, да еще такой талантливой и тонкой, какой была душа у перфекциониста Пастернака, вряд ли возможно.

Однако — издали и изданием удивили. «Москва Бориса Пастернака в событиях и лицах», вышедшая в свет к 125-летию поэта (кураторы выставки и составители альбома — Наталья Громова и Анна Рудник, ответственный редактор — директор Государственного литературного музея Дмитрий Бак) — необычный во всех отношениях альбом, кропотливо и с любовью собранный, отчего листать его — удовольствие и...

Да, изумление: как бы ни был до него изучен Пастернак, для нас, обывателей, очень многое все же про- шло мимо, было предчувствовано, но не угадано.

А началось все с выставки.

Той, на которую поклонники Пастернака и литературоведы приходили в Государственный литературный музей в Трубниках с 2015 года, готовясь встречать 125-летие одного из самых необычных и ярких поэтов минувшего века.

...Листаю альбом, а вспоминается «книгоистерика 1990-х», когда вдруг на прилавках появились невиданные богатства — томики Марины Цветаевой и Анны Ахматовой, когда стали вдруг не нужны переплетенные в подпольных мастерских книги самиздата — перепечатанные на машинке и скопированные многократно их листы сейчас уже совсем серо-желты, но зачитаны до дыр. Тогда откровением стали и архивные выставки к столетию и упомянутых поэтесс, и Пастернака с Мандельштамом, и читающая Москва ходила на них дышать, на эти раньше совершенно не возможные вернисажи.

Необычная книга о Борисе Пастернаке вышла благодаря Государственному Литературному музею и Министерству культуры России 1922 год, Петроград. Борис, Евгения и Женя Пастернаки / Фото: Архив/«Вечерняя Москва»

Но прошло еще четверть века, изменилось и отношение к тому периоду, когда на осмысление многих вещей не хватало времени и сил.

Теперь, слегка успокоившись, поэты ушедшего, но все же еще ушедшего не так далеко, времени читаются иначе. До Пастернака и сегодня можно дотянуться рукой — его Дом-музей в Переделкине дышит его мыслями и чувствами, что ощущается с порога. Но сейчас пришло время более глубокого осознания литературы высшей пробы, что вызрела каким-то образом в нашем советском прошлом. Вот и изучается она теперь глубже и тоньше, и более того — изучена уже так, что позволяет доходить до сканирования тончайших слоев и вписывания ее в знакомые всем реалии.

Пройти по улицам, которые мерили шагами властители дум, увидеть то, что видели они, — сродни чуду. И нет уже на Старом Арбате трамваев, но чуток воображения, и ты слышишь мелодичный перезвон этого подходящего пузатенького «корабля» и успеваешь заскочить на его подножку вслед за сутуло-длинным, худым, чуть хромающим Пастернаком, едущим к Александру Скрябину, в особняк Кусевицких, определять течение своей судьбы — быть ли ему композитором или поэтом.

Трамвай, чуть покачиваясь, везет вас в сторону ныне шумного Садового кольца, к давно вписавшемуся в архитектурный пейзаж столицы зданию МИДа, но Пастернак соскакивает у поворота и почти бежит по Денежному переулку, теперь бы только успеть за ним...

Так и открывается, от страницы к странице альбома, пастернаковская Москва, его город «с уютом детства на Мясницкой», как пишет в предисловии к книге Наталья Громова, юностью на Волхонке, встречами с друзьями на бульварах и посиделками с Маяковским в тихих кофейнях Арбата.

Они кипели тогда, в молодости, переменами, и не могли предположить, как на самом деле сложатся их судьбы: ни резкий Маяковский, ни вечно недовольный собой и всегда в кого-то влюбленный Пастернак.

Мы отражаем то пространство, в котором живем, отражаем неизменно — всем, от манеры говорить до манеры молчать. И первая часть жизни Пастернака и его творчество отражает Москву точно зеркало. А потом детские воспоминания и опыт юношества спроецировались на страницы «Доктора Живаго», наполнив их жизнью, типично московскими деталями, штрихами, заставлявшими поверить автору абсолютно.

Так и соткалось действие на фоне ныне ушедшей Москвы — эхо ее утопающих в зелени палисадников, переплетенных вязью переулков, цоканьем копыт усталых лошадей по мостовой, скрипящих, промороженных входных дверей, дышащих при открывании паром, стонущих петлями на сквозняках. Он совпадал с городом.

Но Москва патриархальная, еще не вспоротая революцией до конца, хранившая в памяти прошлое, вдруг завершилась — так же, как и юность поэта. И блеск вчерашних самоваров сменился вдруг блеском новых, не оставляющих сомнения в верности избранного курса идей. И вот уже уходит в вечность незыблемый, казалось бы, храм Христа Спасителя, и тень грандиозного фантома, Дворца Советов, заслоняет свет.

А у Пастернака самого в это время — взрыв внутри и тоска: он прощается с прошлым, с тем, что было дорого еще вчера, с первой женой Евгенией Лурье, и мучительно надеется на другую жизнь — в которой все наполнено ею, Зинаидой Нейгауз..

Необычная книга о Борисе Пастернаке вышла благодаря Государственному Литературному музею и Министерству культуры России 1922 год, Петроград. Борис, Евгения и Женя Пастернаки / Фото: Архив/«Вечерняя Москва»

Грандиозное строительство, развернувшееся в Москве в 1930-х, — явно новый виток, но — чего? Закономерной истории или истории вопреки, реальности невозможного? Грядут перемены.

По Пастернаку они не могут не бить: он литератор. Еще до Первого съезда писателей, в 1932 году, постановлением ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций» упраздняется РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей), и случаются либеральные изменения в общественной атмосфере: оппозиционера Николая Бухарина «двигают» на «Известия», гонителей Михаила Булгакова и Андрея Платонова слегка прижимают к ногтю… Как вкусно пить обжигающий коктейль из иллюзий и надежд!

В культуре видят надежный бастион в борьбе против фашизма. Максим Горький пишет знаменитую статью «С кем вы, мастера культуры?», и ее эхо будоражит Конгресс писателей в защиту культуры (Париж, 1935), в работе которого примет участие и Борис Пастернак.

А до этого, на открывшемся в августе 1934 года Первом Съезде писателей в СССР, так хорошо говорит о детской литературе Самуил Маршак, а Алексей Толстой тонко рассуждает о драматургии…Еще немного, и Борису Леонидовичу подвинут трон председателя… И он на трибуне, и говорит хорошо, но все же — свое: — He отрывайтесь от масс...

Необычная книга о Борисе Пастернаке вышла благодаря Государственному Литературному музею и Министерству культуры России 1933 год, Москва, Борис Пастернак / Фото: Архив/«Вечерняя Москва»

He жертвуйте лицом ради положения... При огромном тепле, которым окружают нас народ и государство, слишком велика опасность стать литературным сановником. Подальше от этой ласки во имя прямых ее источников, во имя большой, и дельной, и плодотворной любви к родине и нынешним величайшим людям, — вот что летит с трибуны… Ах, Борис, Борис Леонидович! Не убежать от себя и себя не переделать, никому это не удается, только тем, у кого необычной гибкостью обладает что позвоночник, что шея.

Вот и вы чужой затее не подыграли, и потому не стали той фигурой, которую хотели из вас вылепить, сломав хребет и придав нужную форму таланту и «мозгам»... Он был бы дивно хорош как председатель, ведь имя Пастернака известно, это престижно для СССР... Но нет, Борис Леонидович сам «затягивает на шее петлю». Он не может жить по навязанным ему законам. А значит — все, конец любви... Он это понимал. Но не мог иначе...

Теперь его взлет и дыхание — зеленое Переделкино, он стремится укрыться от вездесущих ледяных глаз Лубянки, раствориться в головокружительном запахе хвои, слушать как музыку хрусткие шаги по ней, звонкий птичий гомон по утрам и ледяное безмолвие зимних стылых вечеров, в котором выстрел лопнувшего от мороза ствола дерева — точно эхо его, пастернаковской, вечной дуэли с жизнью и судьбой.

Но не спрятаться, не убежать… Травля нагонит его и тут, в Переделкине, где ему так хорошо и спокойно. Она так колоссальна и твердокаменна, что приобретает черты человека — Пастернак не ждет, но понимает, что может быть все: вот сейчас этот его гонитель войдет, проскрипев ступеньками, в дверь, выпьет душу, закусит огурчиком с хозяйского же стола и скроется на время, оставив у дверей грязные отпечатки форменных ботинок…

Жизнь… Детство. Рисунки и фотографии. Запах краски от чудесных отцовских картин и мягкая ваниль маминых рук, быстро скользящих по клавишам… Письма, написанные характерным почерком Пастернака — с лихими, длинными над- и подбуквенными подчеркиваниями, невольное свидетельство его постоянного стремления полета и неспокойствия. Письма к нему. Письма о нем… Как на выставке, так и в этом альбоме все пропитано ощущением ушедшего, но возможного к возвращению времени: руку протяни, открой книгу — так, будто открываешь дверь, — и он стоит на пороге, чуть улыбаясь, будто и не уходил никуда.

Необычная книга о Борисе Пастернаке вышла благодаря Государственному Литературному музею и Министерству культуры России 1922 год. Сидят слева направо: отец Бориса Пастернака, художник Леонид Осипович Пастернак, бабушка (по материнской линии) Берта Самойловна Кауфман, мама Пастернака, пианистка Розалия Исидоровна Пастернак, сестра Лидия; стоят Александр (слева) и Борис / Фото: Архив/«Вечерняя Москва»

Альбом закрыт, звуки старой Москвы утихли, магия черно-белых фото отпустила, хотя и оставила ощущение околдованности...

Пожалуй, надо пройти по его местам еще раз и теперь увидеть их по-новому. Пойду собираться, ведь пройти надо всю старую Москву...

Спецпроекты
images count Мосинжпроект- 65 Мосинжпроект- 65
vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.