Отчего так в России березы шумят

Возле станции метро «Спортивная» снуют милиционеры, спят вповалку на асфальте бездомные, выясняет отношения пара пьянчужек. Благопристойные прохожие деловито пробегают мимо. Нормальная московская жизнь. А еще возле «Спортивной» есть красный забор. Этот забор все обходят стороной и поговаривают, что за ним – смерть.Там, за забором, хоспис. Первый московский хоспис.Порог хосписа переступаешь, замедляя шаг. Внутренне собравшись, будто входишь в храм. Здесь и правда, словно в церкви, тихо, просторно, время как будто остановилось. Просторная гостиная, кресла-качалки, плед, диваны, аквариум с золотыми рыбками – по дну ползают две гигантские неповоротливые черепахи, в клетке оживленно болтают цветастые попугаи. Несколько мужчин и женщин смотрят по телевизору балет на льду. Тишина и дивная музыка.За дверью библиотеки тоненьким голосом поет ребенок: «Отчего так в России березы шумят?» Это 13-летний Цолак из Армении, светлый и нежный мальчик, всеобщий любимец. Цолак сидит на диване, укрывшись оранжевым пледом. Его младший брат Ашот рядом рисует на доске цветными мелками, а родители – застенчивая Шушан и радушный Вардан – накрывают на стол. Сваренный в турке кофе, круассаны с шоколадом. Словно дома на кухне. Только дома у Цолака нет: его пришлось продать, когда мальчик заболел.«Прежде чем оказаться здесь, в раю, мы прошли все круги ада» – говорит Вардан. Цолак тихонько поет, а его отец говорит, уже бурно жестикулируя. Ему очень хочется, чтобы люди поверили, то, что происходит с его сыном, – не сон, это правда. Правда, правдивей которой не бывает.У Цолака рак мозга, герминома. В Армении даже не знают, что это такое. Вардан и Шушан Мнацаканяны продали дом, на перекладных приехали в Москву спасать сына. Цолак лежал в четырех больницах, перенес три операции, курс химиотерапии. А потом он впал в кому. Но его продолжали лечить, провели химиотерапию и облучение. А когда лечение закончилось, из больницы надо было выписываться. Выписываться было некуда. «Армянские дети должны умирать в Армении», – отмахивались чиновники. Вардан плакал и просил. Обивал пороги, умоляя взять сына хотя бы в реанимацию. «Ничем не можем вам помочь, мест нет».«Может быть, в хоспис?» – аккуратно предложили знакомые.«Нет! Хоспис – это конец, это только смерть, нет!» – родители и слышать не желали этого слова – «хоспис». Увы, именно их сыну врачи прогнозировали смерть «через два дня» и всеми путями пытались «открутиться» от безнадежного больного.Вардан и Шушан очень устали. Устали не только переживать за сына, их измучило, например, отсутствие в больнице душа и кроватей для родственников. Месяцами они ополаскивались из раковины и спали по очереди – под кроватью Цолака или под тремя выставленными в ряд табуретками – чтобы никто не заметил. Шушан, согнувшись в три погибели, тревожно дремала на полу. И мигом вскакивала при появлении доктора. Когда последний раз меняли катетер?– С тех пор как поставили в последний раз, полтора месяца прошло. – С ума сошли! Катетер вам должны были менять каждую неделю. А стул когда был? Двенадцать дней назад? Уже и токсикоз, наверное, начинается…Так было в тех больницах, через которые, как через круги ада, прошли Цолак и его родные. Не скоро начали понимать – здесь все за деньги. Если не в кассу, то врачу, если не врачу, то медсестре, если не медсестре, то охраннику. Вардан сидел в холле больницы и отсчитывал бумажки – сколько осталось от проданного дома. В десять раз меньше, чем нужно для продолжения лечения.…Вардан и Шушан вспоминают, как Цолак вышел из комы. Спустя пять с половиной месяцев. Это было чудо. Радовались чуду родители, нянечки и медсестры в хосписе. Хлопали в ладоши, как дети на новогоднем утреннике. Врач держала Цолака за руку, гладила по голове и все повторяла: «Что ты хочешь, Цолак, скажи, Цолак?» «Шашлык», – просипел мальчик, который почти полгода ничего не ел, не шевелился, не приходил в сознание. Врач вышла из палаты. Через час перед кроватью Цолака стояла коробка с шашлыком. «Ну, малыш, ты рад?» – «Я настоящий хочу, с костра». Медсестры переглянулись.– Знаешь, Цолак, здесь за окном сад, там растут цветы, есть лавочки и маленький водопад. Когда будет тепло, мы попробуем развести там для тебя костер и сделать настоящий шашлык. Договорились?В хосписе Цолака очень любят. Как и всех, абсолютно всех пациентов. К Цолаку каждый день приходит Маша. Маша – медсестра, она делает массаж, чтобы оживить мышцы и убрать пролежни.Но Маша не просто медсестра, она еще и друг. Цолак говорит о ней с придыханием – видно, что соскучился и ждет, когда закончатся выходные и придет, наконец, Маша. Над кроватью кнопка – если нажать, медсестра появляется через несколько секунд. Если не появится – она не будет здесь больше работать. Но медсестры всегда успевают.На двери памятка: «Мы стараемся по возможности приблизить условия нахождения у нас к домашним, поэтому если у вас возникли какие-либо вопросы, связанные с изменением привычного образа жизни (курение, любимые книги и музыка), обращайтесь к дежурному персоналу. Любые формы материального поощрения работы персонала запрещены. Будем признательны вам, если вы поможете нам в содержании наших рыбок и птиц, а также в покупке масла и свечей для часовни…»Памятка эта для людей, которые попали в хоспис оттуда, где без сотни-другой никто не встанет и со стула. Улыбки и расположение там тоже измеряются в условных единицах. С непривычки пациенты хосписа и тут стараются выгребать из карманов последние копейки. Но им мягко напоминают: «Вы здесь бесплатно, совсем бесплатно. Но если захотите помочь – можно накормить птиц и рыб, мы будем вам очень благодарны».В хосписе делают все возможное, чтобы вызвать у больного положительные эмоции. Родителям Цолака разрешили привезти из Армении любимого младшего брата Ашота, переселили разросшуюся семью Мнацаканянов в более просторную комнату. Печалились, что больших комнат нет на южной, более солнечной стороне. Рядом с Цолаком постоянно находились близкие люди, врачи хосписа делали для него все возможное. Приносили из магазинов свежие фрукты, задаривали подарками. Цолак встал.Начал ходить. Медсестры подарили ему теннисную ракетку и мяч. Так что во дворе теперь можно увидеть такую картину: на лавочке сидит тоненький улыбающийся мальчик и отбивает тяжелой ракеткой мяч. Те, кто знают судьбу Цолака, верят в это с трудом. Но все это правда. Эту правду и пытается поведать Вардан, угощая нас молотым кофе и бурно жестикулируя.Чудо? В хосписе «милосердие – парус, а мачта – дух святой», там все держится на любви, вере и смирении. Улыбающийся Цолак, рыбки и попугаи, цветущая в середине марта верба, доброта и чистота. Первый московский хоспсис – это чудо и для нас, для людей со стороны, для тех, кто торопится и суетится по эту сторону красного забора.Но для его обитателей любовь и свет – это норма. Как жить без любви? Как можно оставить живого человека одного перед лицом смерти? Как можно не присесть рядом, не подержать за руку и не погладить по голове, когда человеку больно? Как не прибежать на помощь? Вахтерша в хосписе принесла Цолаку велотренажер. Говорит, у нее на даче просто так стоит, а Цолаку как раз нужно мышцы наращивать. Медсестры неустанно спрашивают, не хочет ли чего Цолак, не нужно ли чего его родителям? Принесли Шушан легкую куртку, чтобы она не парилась весной в зимнем пуховике…В нескольких метрах за красным забором милиционеры усмиряют взбесившихся футбольных болельщиков, а совсем рядом, в стенах хосписа, добрые и светлые люди помогают ближним переносить боль и страх. Пытаются сделать последние земные дни больных «раем», как говорит Вардан. Там, внутри, сложно представить, что можно жить как-то иначе, что можно не быть милосердным. Ведь так должно быть везде и всегда. Но Цолак и его мама с папой знают, что любовь бывает не везде. Неужели жить достойно, не унижаясь и не будучи униженным, неужели почувствовать себя человеком можно, только оказавшись в хосписе? В коридоре выставка картин одного из пациентов. Акварельные рисунки на белой бумаге – размытые радужные круги, цветные пятна. Их автор, молодой человек лет 30, впервые начал рисовать только в хосписе, за несколько дней до смерти. На его картины можно смотреть долго, будто растворяясь в них.А потом выйти в сад с крокусами, сесть на лавочку и щуриться от весеннего солнца. Из-за приоткрытой двери хосписа доносится прозрачный детский голосок.«Отчего так в России березы шумят?» – тихонько напевает Цолак.