За одной партой

[b]В Москве 26 тысяч детей – инвалиды. Из них 8 тысяч числятся в общеобразовательных школах, а остальные не учатся нигде. Согласитесь, цифры для одного города внушительные. По крайней мере, достаточно велики для того, чтобы считать проблему обучения детей-инвалидов в преддверии нового учебного года более чем актуальной.[/b]В сфере образования все чаще звучат речи в поддержку инклюзивного образования. Инклюзия – это принадлежность к сообществу. Инклюзивным (включающим) образованием сейчас называют возможность детей с ограниченными возможностями учиться вместе с обычными детьми – в школе, детском саду, вузе.Суть такого образования в том, что дети-инвалиды ходят не в специализированные под человеческие недуги учебные учреждения, а в самую обыкновенную школу, и не в специальный класс, а в обычный. Сподвижники инклюзивного образования считают, что дети-инвалиды должны в буквальном смысле сидеть за одной партой со здоровыми детьми, учиться по одной с ними программе и чувствовать себя участниками социума, а не наблюдателями.[b]Девочка из рекламы[/b]По телевизору крутят рекламу – восьмилетняя Оля Лобанова в инвалидной коляске (у Оли серьезная форма ДЦП) сидит за партой со здоровым бодрым мальчиком. Мальчик пишет на клочке бумаги признание в любви, Оля отвечает. И подпись о том, что в столичных школах готовы принять детей-инвалидов.Оля Лобанова в этом году закончила 1-й класс 518-й московской школы, которая поддерживает программу инклюзивного образования. В школе Оле нравится, за целый год она не пропустила ни одного урока. Все проблемы, с которыми ей приходится сталкиваться, – технического характера. К примеру, в школе с включающим образованием нет лифта. А кабинет, в котором занимается класс, – на втором этаже. Пока что Олю с коляской таскала мама и ее помощница. Но Оля растет, поднимать инвалидную коляску двум женщинам все сложнее, необходимость в лифте обостряется.Олиной маме сказали, что единственный вариант – установить лифт за свои деньги. Стоить все это будет 70 тысяч рублей. Олина мама в замешательстве – да, попытаться набрать денег ради того, чтобы дочка училась в нормальной школе, она может, но что если школа выйдет из проекта инклюзивного образования и Оля останется на улице?[b]Барьерная среда[/b]К сожалению, проблема Оли Лобановой предсказуема и слишком распространена. Мы готовы говорить о безбарьерном образовании, готовы даже усадить ребенка-инвалида за парту со здоровым и пытаться обучить обоих. В московских школах остались талантливые учителя, которые сделают все возможное, чтобы ребенку-инвалиду понравилось учиться в школе с другими детьми. Но обеспечить детям с ограниченными возможностями необходимые условия мы пока не можем.Далеко не во всех школах есть пандусы. По пальцам можно пересчитать учебные учреждения, оборудованные лифтами. О специальных туалетах даже речи не идет. До сих пор открыт вопрос со специалистами и социальными работниками – как, к примеру, может передвигаться по школе ребенок с ДЦП, если рядом нет мамы? Для этого нужны специальные люди.В кругах правозащитников идут разговоры о том, чтобы, помимо учителей стандартной программы, в инклюзивных школах работали психологи и терапевты. Если вести речь о равных возможностях и условиях, необходимо понимать, что «особым» детям требуются и особое внимание и помощь профессионалов.Планов много, но насущная проблема – преодолеть первостепенный барьер, позволить детям-инвалидам поступать в общеобразовательные школы.Сделать так, чтобы как можно больше школ поддержали проект инклюзивного образования.[b]Все ли хотят «включаться»?[/b]Из собственного опыта: в бытность мою школьницей я сидела за одной партой с глухонемой девочкой Юлей. Ни о каких образовательных проектах для детей-инвалидов тогда речи не было, а Юле, одной из немногих, просто посчастливилось попасть в «нормальную» школу. Познакомились мы в 6-м классе. Юля оказалось неплохой девочкой, и мы подружились. Воспринимать ее как инвалида в голову не приходило, дразнить или обижать – тем более. Иногда мы все Юле даже завидовали – она умела читать по губам, на диктантах ей приходилось гораздо легче, чем всем нам – по губам Юля считывала каждую букву и записывала без ошибок. Разговаривать между собой во время уроков запрещалось, а вот с Юлей – сколько угодно. Болтали мы беззвучно, учителя же старались Юлю лишний раз не задевать и, предполагаю, только радовались, что девочка «особая» общается и нашла себе друзей. Так и росли, пока не выросли. В вуз Юлю уже не взяли, хотя она очень хотела и серьезно готовилась. Непригодна, говорят.А потом я познакомилась с Наташей. Наташа инвалид с детства, она болеет тяжелой формой ДЦП, прикована к коляске. В прессе принято создавать образ успешных адаптированных инвалидов, которые ничего не боятся и стремятся всеми путями прорваться в социум.Но Наташа на вопрос об инклюзивном образовании содрогнулась: я, в школу? К подросткам, которые будут меня обзывать, унижать? В здание без лифта и приспособленных туалетов? Одна, без мамы? Только не это! Лучше уж одной, чем так.[b]Толерантность на смену гостеприимству[/b]Сейчас в Москве одна за другой открываются программы инклюзивного образования в разных школах. Это очень хорошо, это значит, что мы движемся в сторону гражданского сознательного общества. Но нельзя забывать, что «включаться» в наши программы сами дети-инвалиды хотят далеко не все. Они правы – им страшно.Мы зовем инвалидов в свою среду, но забываем – чтобы принять, нужно что-то изменить, сделать шаг навстречу. Толерантность понимаем, как способность не обращать внимания на чужие проблемы. Считается, что не унизить и не рассмеяться в лицо – уже величайшая милость.Над этим, кстати, тоже нужно работать. Готовить здоровых детей ко встрече с детьми с инвалидностью, учить правильному отношению к чужим особенностям. Но главное для включающего образования – нам, здоровым, сделать шаг навстречу инвалидам. Не позволить им войти в наш дом и найти себе тут место, а прибрать этот дом, приготовить, приспособить. Сделать пандусы и лифты, подъемники в наземном транспорте и туалеты для инвалидов. И еще много-много всего. От вежливой толерантности перейти к приветливому гостеприимству.[b]А КАК У НИХ?[/b][i]Рассказывает женщина, которая переехала из России в Англию и стала матерью ребенка с синдромом Дауна: Нас очень беспокоила проблема школы – и я позвонила в местную школу нашего нового прихода. С сильно бьющимся сердцем я задала свой вопрос:– Я хотела бы узнать, примете ли вы в школу мою дочь Элизабет? У нее синдром Дауна.На том конце провода не было ни молчания, ни нерешительного покашливания.– Спасибо, что обратились к нам, – просто ответила директриса.Невозможно описать, сколько пользы приносит Лиззи школа! Здесь у нее появились друзья; она учится, взрослеет, стремительно движется вперед. Конечно, здесь ей не делают скидок; возможно, в специальной школе с ней бы больше и усерднее занимались, но зато здесь она ощущает себя ровней другим, и это заставляет ее стремиться к новым достижениям.[/i][b]СПРАВКА «ВМ»[/b][i]Принципы инклюзивного образования: ценность человека не зависит от его способностей и достижений; каждый человек способен чувствовать и думать; каждый человек имеет право на общение и на то, чтобы быть услышанным; все люди нуждаются друг в друге; подлинное образование может осуществляться только в контексте реальных взаимоотношений; все люди нуждаются в поддержке и дружбе ровесников; для всех обучающихся достижение прогресса скорее может быть в том, что они могут делать, чем в том, чего не могут; разнообразие усиливает все стороны жизни человека.[/i][b]СТАТИСТИКА «ВМ»[/b][i]В России в настоящее время 590 тысяч детей-инвалидов.40 тысяч учатся на дому.70 тысяч в системе специального образования.Примерно 200 тысяч детей-инвалидов не учатся нигде.Лишены права получать знания дети, которые находятся в интернатах системы социальной защиты населения.Изолированы от образовательных услуг дети-инвалиды с нарушением умственного развития.Около 10 тыс. таких детей вообще объявлены «необучаемыми».[/i]