Освобождение джинна

В хореографию Алан Платель пришел с багажом педагога-целителя (так на немецком называют тех, кто работает с людьми с физическими отклонениями) и с дипломом мима. «VSPRS» – сжатое до сдавленного шепота название духовной оратории Монтеверди «Vespro della Beata Vergine» – «Вечерня Пресвятой Деве»). У спектакля есть «первоисточники»: музей доктора Гислена в Генте, фильмы доктора Артура Ван Геухтена, где врач-психиатр снимал своих пациентов в состоянии гипноза, короткометражки про истерию, аутизм, транс. Тело, освободившееся из под власти разума, тело, которому позволено «говорить» от себя – этот джинн, вырвавшийся из бутылки – стал предметом исследования Плателя и его танцовщиков. С бесстрашием и добросовестностью ученого они исследуют фобии, комплексы и душевные изъяны, почти не прячась за спасительную иронию.Вот бритоголовый нервный верзила, давясь, заглатывает круглую буханку, прячась от людей. Вот законопослушный клерк-заика в деловом костюме, под которым оказались белые детсадовские гольфики, репетирует свои движения, продираясь сквозь судороги застенчивости, страха и желания понравиться, – точно само его тело стало «заи- каться». Вот улыбчивый парень безнадежно борется с бесом, который в него вселился, выворачивая наизнанку его тело и мимику. И попытки вернуться к себе прежнему, обмануть других и успокоить себя, выглядят все более безнадежными. Вот девушка с потусторонним взглядом и разбалансированным телом тщетно пытается очнуться от наркотического сна. И каждый из них периодически пытается вскарабкаться по белым отвесным вершинам, за пределы отпущенных им возможностей.Но все это было бы не больше, чем наглядное пособие душевных патологий, если бы не фантастическая техника его артистов: запредельные трюки, вроде «колеса» через голову, меланхоличного перекати-поля из тел двух эквилибристов, отточенность каждого пальца и сумасшедшая энергетика. Если бы не музыка Монтеверди в джазовой обработке Фабрицио Кассоля – классические гармонии в вихре свинга, разъятые на части и собранные вновь. Если бы не хрустальный, то сострадательный, то надменный голос сопрано Кристины Заваллони. Если бы, в конце концов, не интонация – щемящей исповеди и горькой мольбы, которая в итоге возникает из жгучего сплава классики, джаза, цирка, психиатрии, contemporary dance, скабрезных стишков, бельканто и стремления покорить недоступную вершину, будь то звук скрипки или человеческое тело.