Не глушите, мужики!

[b]В первые годы существования Курчатовского института его сотрудники вряд ли думали о том, что жить рядом с предприятием опасно. Наоборот, новое жилье воспринимали как награду: рядовых работников селили в построенных пленными немцами многоквартирных двухэтажках, руководство въезжало в новенькие коттеджи в ПокровскоСтрешневском лесу. В частных домах за башнями по ул. Маршала Бирюзова, кстати, и сейчас живут потомки второго курчатовского директора Анатолия Александрова, долгое время возглавлявшего Академию наук СССР, и других первопроходцев. Но теперь вокруг – не лес, а оживленные городские районы, население которых с опаской посматривает на забор “Курчатника”.[/b]И вот опять по Щукину и Хорошеву ходят разговоры о скором перемещении института за московскую границу. Чтобы выяснить, правда ли это, репортер “ВМ” встретился с директором Российского научного центра (РНЦ) “Курчатовский институт” по научному развитию доктором физ.-мат. наук Андреем Гагаринским.[b]– Андрей Юрьевич, а стоит ли вообще ворошить ваши реакторы? Неужели они по-прежнему работают, ведь последние полтора десятка лет фундаментальная наука не процветала?[/b]– За всю историю института у нас работали двенадцать реакторов. Сейчас осталось девять, шесть из них функционируют. Самый старый и самый маленький – Ф-1 – был построен еще Курчатовым и пущен 25 декабря 1946 года. На 90 процентов он работает как музей, но мы его используем еще и в качестве прибора: на Ф-1 калибруют отечественные нейтронные детекторы. Самый большой из ныне действующих реакторов в 200 раз мощнее “старичка” (его запустили в 1981 году с научными целями), а самый молодой – ОР – построили в 1989-м и реконструировали 4 года спустя. Приведу еще один интересный пример: реактор “Гамма”. Это макет малюсенькой атомной станции, проект которой в свое время был разработан для тепло- и электроснабжения небольших северных поселков. Уникальность этой разработки в том, что четверть века она может работать без единой движущейся детали и без обслуживания человеком. Там нечему ломаться: внутри перемещается только вода! Остальные исследовательские реакторы – средние, ничем не выделяются из себе подобных. Работают они далеко не круглые сутки, хотя полностью лицензированы надзорными инстанциями.[b]– А те три, что остановлены навсегда?[/b]– Первый из них – МР, крупнейший из реакторов, что когда-либо работали в институте, – заглушен 10 лет назад, и с тех пор он “висит на нашей шее”. Ведь нажать красную кнопку – еще не значит “закрыть” реактор: остаются радиоактивные конструкции, “грязная” зона. Поэтому до полной разборки на установке нужно держать дежурную смену. Остальные два реактора поменьше – один на основной территории, другой за забором, недалеко от берега Москвы-реки. Они полностью разобраны, там осталось вывезти радиоактивные конструкции, а потом демонтировать или реконструировать капитальные строения. Но вывод реакторов из эксплуатации – не единственная наша проблема, связанная с радиоактивностью. Не менее трудоемка задача утилизации радиоактивных отходов, складированных на нашей территории.[b]– Разве они не утилизируются предприятием “Радон”?[/b]– Новые, конечно, утилизируются. Речь идет о наследстве пятидесятых-шестидесятых годов – в основном старых ржавых трубах, складированных в не менее старых бетонных хранилищах и засыпанных землей на площади 20 тыс. кв. м.[b]– Во сколько раз там превышен естественный фон?[/b]– Зависит от конкретных условий. Если извлечь из хранилища какой-нибудь особо грязный объект, то рядом с ним можно нарваться и на тысячекратные превышения фона. Но на поверхности мы обычно регистрируем 3—5 естественных фонов. Конечно, подобный объект, даже защищенный, помимо институтского забора, дополнительной оградой и бетонными блоками, таит в себе хоть и отдаленную, но реальную опасность. Увы, руки до него дошли лишь пару лет назад. Единственное доступное место, где можно хоронить подобные низкоактивные отходы, – спецполигон “Радона” под Сергиевым Посадом. Вывезти туда удалось уже 2 тыс. кубометров, осталось примерно вдвое больше.[b]– А отработавшее ядерное топливо из ваших реакторов?[/b]– Это, как говорится, совсем другой коленкор. Топливо в миллионы раз активнее. Его перерабатывают тоже в единственном месте – на комбинате “Маяк” в Челябинской области. Постепенно мы решим и эту проблему. Только надо учитывать, что топливо на Урал перевозит специальный железнодорожный состав (таких поездов всего несколько в стране), и это достаточно трудоемкая операция. У нас же топливо находится в подземном хранилище, удовлетворяющем современным требованиям безопасности. Но его суммарная активность – миллионы Кюри – внушает уважение.[b]– В тонны не переведете?[/b]– Примерно несколько тонн. Для сравнения: на всем земном шаре отработавшего ядерного топлива сейчас накопилось более 200 тыс. тонн.[b]– Что нужно сделать гипотетическому вору, который пожелает украсть ядерное топливо из курчатовского хранилища?[/b]– Я не советчик, но предупреждаю: эта операция обречена на неудачу. И дело даже не в том, что сначала нужно проникнуть на территорию РНЦ, преодолеть еще много различных степеней защиты, взломать двери хранилища. Топливные сборки сами по себе тяжелые, руками их не потащишь, да это и быстрый путь на тот свет. Значит, нужны краны и дистанционная погрузка на транспортное средство. Трудно представить, чтобы эта затея удалась на нашей территории, которая, не будем забывать, серьезно охраняется военными.[b]– Реакторы, активные отходы, контейнеры с топливом… Может, среди городской застройки всему этому действительно не место? Реально ли переместить научный центр за МКАД?[/b]– Институт родился далеко от городской застройки, а потом город разросся и окружил нас. Поэтому все, что мы делаем у себя за забором, контролирующие органы разрешают нам с учетом городской специфики. Понятно, что с коммерческой точки зрения наша земля очень привлекательна. Но, во-первых, научная база института уже давно перестала ограничиваться только реакторным комплексом. За что “ссылать” ученых, ведущих другие темы? Во-вторых, реакторы нельзя переместить в параллельный мир. Если убрать их из Москвы, размещать придется в другом субъекте Федерации. А чем это лучше? [b]– А если вовсе заглушить все реакторы? Так ли уж много потеряет страна?[/b]– Много. Это понимает руководство – и городское, и федеральное. Сужу об этом по тому, что в последних правительственных постановлениях подобный вариант даже не рассматривается.[b]ДОСЬЕ “ВМ”[/b][i]Крупнейший курчатовский реактор МР заглушен 10 лет назад РНЦ “Курчатовский институт” образован в ноябре 1991 г. на базе Института атомной энергии им. И. В. Курчатова, основанного в 1943 г. по решению Государственного комитета обороны для решения проблемы создания ядерного оружия. Занимает территорию площадью 100 га на северо-западе Москвы, между улицами Расплетина, Берзарина, Максимова и Маршала Бирюзова. Сейчас среди 5 тыс. сотрудников центра – 18 академиков.[/i]