Шутки прочь! (проч?)

[i]Лет сорок назад, сейчас уже не припомню, в каком году точно, во всех газетах совершенно неожиданно появился расширенный проект реформы русского правописания, за подписью какой-то таинственной комиссии, члены которой предпочли остаться неизвестными.Проект этот произвел оглушающее впечатление на советскую интеллигенцию и доставил большую радость детям, поскольку помимо других изменений, там еще предлагалось писать слова так, как они звучат в устной речи (почему-то в качестве приводимых примеров всех особенно раздражали слова «ноч», «мыш» и заец».Говорят, что проект этот появился по инициативе Н. С. Хрущева, которому, естественно, учитывая уровень познаний в области культуры языка, он был весьма удобен. Но в проекте этом было такое количество нелепостей и просто глупостей, что принятие его было бы просто катастрофой для всех пишущих и читающих граждан.В прессе развернулась яростная дискуссия, в которой приняли участие не только лингвисты и филологи, но и ученые других профессий, писатели (особенно активно), деятели искусств да и просто рядовые граждане, встревоженные этой опасной затеей.В разгар полемики мне позвонил заместитель главного редактора «Известий» А. Гребнев и предложил высказать свое мнение на страницах газеты, что я незамедлительно сделал, и в тот же вечер послал статью в «Известия».На следующее утро мне позвонила зам. редактора, курирующая культуру, Л. Иванова и сообщила, что материал понравился и стоит в завтрашнем номере. Однако там его не оказалось. А смущенная Иванова рассказала, что мою статью в числе других на эту тему затребовали в Секретариат ЦК партии, и была она возвращена с запрещением публиковать. Как мне рассказывал впоследствии Гребнев, я удостоился личного прочтения самим.Обеспокоенный новыми покушениями на наш могучий и свободный, я пересылаю в редакцию извлеченную из архива копию моей тогдашней статьи. Вот она с некоторыми сокращениями.[/i][b]Никита БОГОСЛОВСКИЙ, народный артист СССР[/b]Нет, я не хочу и не могу спорить! Прежде всего потому, что в нашей общественной жизни очень трудно, почти невозможно полемизировать с анонимами. Ведь в том случае, когда я представляю себе личность оппонента, его образовательный ценз, возраст, наконец, общественное или служебное положение, я, как правило, разговариваю с ним языком, по возможности, эквивалентным его логическим построениям, его мышлению, его интеллектуальному уровню и, естественно, его стилистическим особенностям. Но когда передо мной глухая стена коллективного анонима, я просто не знаю, с кем мне придется иметь дело.Может, за стеной этой притаились убеленные сединами ученые-лингвисты, посвятившие всю свою долгую, кабинетную жизнь проблемам языка и твердо уверенные в том, что им-то лично на склоне лет на переучивание просто не хватит времени. А может, в этой комиссии есть люди, которым все равно, что будет дальше, лишь бы поставить себе в заслугу участие в столь важном мероприятии. А может, среди них есть энтузиасты, мечтатели, люди, искренне стремящиеся к тому, чтобы было «как лучше». А может, есть вообще не ахти какие грамотеи-чиновники, бездумно требующие «как полегче».В одном я уверен твердо: — нет в этой комиссии ни одного нашего крупного мастера слова, ни одного выдающегося деятеля отечественного искусства, для которых родная речь — вековечный, неистощимый родник радости, красоты, поэзии и благородства. И потому, повторяю, спорить с комиссией я не буду.Поскольку многие, как мне кажется, не представляют себе конкретных результатов этого «эпохального» преобразования, основанного, как утверждается, «на насущной потребности широких народных масс» (кстати говоря, не проявлявших доселе к этой проблеме динамического интереса), попробуем представить себе, во что примерно может практически вылиться эта нешуточная по общегосударственным масштабам операция. Итак, заглянем в недалекое будущее.…Вот школьник шестого класса. Боже мой, сколько слез было пролито за его недолгую сознательную жизнь из-за двоек по диктантам и сочинениям! И, наконец, когда своим неокрепшим детским умом он постиг радость общения с родной речью, когда исключения, деепричастия, суффиксы, переносы, склонения, глаголы, все эти старые, опытные, проверенные в боях солдаты великого языка заняли свои уверенные места в строю и дали ребенку возможность и право смело войти в прекрасный сад русской литературы, — вдруг в эти стройные ряды вгрызается серая (серый?) «мыш» и впрыгивает «заец», жующий пресловутые «огурци». Как, неужели все сначала?! Неужели добрая милая Людмила Николаевна или Наталья Александровна зря сидели по ночам над детскими тетрадками, стараясь сделать из Вани, Маши, Сережи грамотных людей? …Хорошо поздним вечером уютно устроиться на диване с томиком Пушкина в руках и погрузиться в трепетный мир высокой поэзии. Но вдруг что-то царапает вам глаз. Что-то мешает стихам пробиться к сердцу…«Тиха украинская ноч…» Нет, тут что-то не так! И вот дальше: «Своей дремоты превозмоч…» А потом: «Цигане шумною толпой…» И разорвались только что протянувшиеся нити, и померкли светлые, чистые слова.Однако довольно примеров из будущего. Я не помянул и малой части из того, что может произойти. И прошу не подозревать меня в консервативности и догматизме. Мы народ передовой и никогда не отказывается от разумных реформ, подчас весьма радикальных.Но когда начинается посягание на основы общения между людьми, когда не известная нам (я надеюсь, только пока) группа деятелей по неизвестным причинам, без попытки взглянуть в будущее («Привыкнете!») предлагает безосновательно подправлять да, пожалуй, и разрушать созданную веками всем русским народом святыню и гордость нашу, — это уже выходит за рамки локального эксперимента! Дорогое нам время, силы, деньги, очень нужные стране хотя бы для строительства новых школ, где будут учить детей нашему прекрасному языку, на котором писали Пушкин и Толстой, Тургенев и Достоевский, пишут наши современные писатели, не должны тратиться на весьма сомнительные да и не вызванные никакой насущной необходимостью затеи.И я буквально заклинаю всех, кому дорог наш «великий, могучий и свободный русский язык» (слава богу не «язик»!), всех, для кого чистая красивая, пластичная литературная русская речь является естественным исторически и национально сложившимся способом выражать и фиксировать на бумаге свои чувства и мысли, заклинаю всех грамотных людей повернуться лицом к ученой комиссии и, смотря в ее полузакрытые на мир глаза, громко и отчетливо сказать: «НЕТ!» И вы все будете молодцы! А не «молодци»!