Девятнадцать книжных маршрутов

[b]Не знаю, как вы, а я ненавижу магазины! Каждый поход по «торговым точкам» (даже в наше обильное и бездефицитное время) превращается в хождение по мукам. Исключение – магазины книжные. Это другой мир, другая цель, иной поток сознания, особое течение времени…[/b]Правда, нынче и книжная обитель совсем не та, что лет 30–40 назад. Сегодня я прихожу купаться в море изящно изданной, интересной для меня литературы; забегаю по дороге с работы купить вышедшую неделю или месяц назад новинку, зная, что она терпеливо ждет меня на предназначенном для свидания стенде. А в достопамятные советские времена всеобщего дефицита каждый поход за «лучшим подарком» превращался в настоящую «книжную охоту» – каждый трофей был случаен, труднодоступен и очень почетен… В том, почти забытом даже его аборигенами, вывернутом наизнанку мире букинистические магазины с «единичностью» их немного пыльного и потрепанного товара были страной заповедной для всякого нормального книгочея. В этой стране были свои центральные материки, а были и далекие острова, куда нужно было добираться на двух автобусах. Но, в основном, каждый книжный «поход выходного дня» – это несколько километров пешком, поскольку, побывав на Сретенке, а потом в Столешниках, обязательно нужно было дойти до Камергерского (тогда еще проезд Художественного театра), а оттуда – в «Академкнигу», с ее богатым букинистическим прилавком, а уж потом – если оставались деньги и силы – на Арбат, с его двумя букмагазинами и заветным вторым этажом «Дома книги».Таких пунктов назначения на книжном маршруте 1960-х годов было, если мне не изменяет память, 15, а на излете советской эпохи – уже 19 штук. Я и сегодня, несмотря минувшую с той поры четверть века, могу почти без запинки назвать все адреса, номера и даже специфические «привычки» этих магазинов.Да, да – несмотря на почти поголовное ведомственное единообразие, у каждого магазина была своя физиономия, свои пристрастия, достоинства и недостатки. Причиной тому была не столько география (удаленность или приближенность к центру города), сколько вкусы и воспитание директора, главного товароведа, а также невесть от каких времен оставшиеся традиции.Были магазины, «любившие» прозу, но неохотно покупавшие (и продававшие) поэзию. Были те, у кого всегда можно было подобрать разрозненные томики (и даже отдельные «выпуски») дореволюционных собраний сочинений, а были те, кто оперировал только полными комплектами классики…Избалованный своим местоположением «Антиквар» в здании «Метрополя» и традиционно демократичная «Букинистическая книга» № 7 на Сретенке. Далекий от центральных улиц № 187 на Преображенке, в котором мне почемуто особенно везло на зеленоватые томики сойкинского Киплинга и разрозненные выпуски Н. Пинкертона, и немного снобистская «Пушкинская лавка», развращенная бурным потоком «центральных» старушек, сносивших в нее сокровища со своих антресолей. Привлекательный для меня относительно низкими ценами на поэтические сборники 1920-х № 37 на Котельнической набережной, и традиционно богатый на журналы и даже газеты прошлого и позапрошлого века № 36 на старом Арбате… Цены на издания полувековой, вековой и более далекой давности были (по большому счету) смешными, чуть ли не копеечными. Хотя для большинства рядовых московских карманов они все-таки «кусались».Отдать при смешной инженерной зарплате в 120 рублей, предназначенной для месячного пропитания 4-х членов семьи, 25 рэ за марксовский 4-томник Аполлона Майкова мог только человек «сдвинутый» (А. Ф.Маркс – это не основоположник известного ученья, и даже не его родственник, а знаменитый издатель журнала «Нива» с его бесчисленными книжными приложениями).У входа в каждый магазин, а еще чаще – в метре от окошка, за которым прятался товаровед, покупавший книги, кучковались книжные «жучки», спрашивавшие каждого человека с портфелем: «Что сдаете?» Время от времени к ним подходил грозный служитель госторговли и выгонял их на мороз или дождь (смотря по сезону). Но через 5 минут они снова были на своем посту и шептали очередной старушке с книжками в авоське: «Что, бабуля, сдаешь?» Особенно много «жучков» было почему-то возле «Книжного мира» на Новом Арбате (тогда еще проспекте Калинина), в Столешниках и у Пушкинской лавки. Многие из них за 40 лет моего хождения по букам примелькались, стали узнаваемы, но почему-то не менее противны и о-очень липучи! Впрочем, к «рыночным отношениям» в ту пору мы все относились настороженно и чуть брезгливо…А радость покупки! А трудность выбора – чему отдать предпочтение? Помню, как в конце 1960-х стоял я на 2-м этаже «Букиниста» в Столешниках, у поэтического прилавка, устланного невзрачными с виду сборниками начала ХХ века, и, ощупывая в кармане последнюю трешку, судорожно решал, что купить, а с чем повременить? Сборник малознакомого мне в ту пору Иннокентия Анненского, изданный питерской «Академией» в 1923 году, или приглянувшуюся чем-то книжицу «Кувшин синевы», выпущенную в 1922-м неведомой «Артелью работников культуры»? Милая женщина за прилавком, справедливо оценив мои раздумья как неопытность неофита, с легкой укоризной в голосе прошептала (видимо, оберегая меня от усмешки соседей по раскопкам в книгах): «Конечно же, Аннинского…» И я взял «Тихие песни» а года черед два все-таки купил (уже на Сретенке) обиженную мной в тот день Аду Владимирову с ее «Кувшином синевы»…Вообще, выбор покупаемой книжки был часто интуитивен и не продиктован логикой или высокими литературными достоинствами содержимого, заключенного под обложкой. Нужно признать, что «малые мира того», забытые составителями толстых словарей и энциклопедий авторы, влекли меня почему-то больше, чем известные по школьным хрестоматиям классики. В покупке «кота в мешке» был свой авантюрный интерес – открытие имени, узнавание судьбы, поиск никому неведомого… Этот процесс был в чем-то сродни кладоискательству: вдруг ударишь заступом, а там!..Сборник неизвестного автора подталкивал к новым поискам: кто он и откуда? Может ли сегодняшний читатель, вооруженный свободным доступом в Интернет и имеющий возможность заглянуть в десятки справочных изданий, представить себе, что «ху из ху» о большинстве литераторов прошлого можно было узнать только из редких и весьма осторожных мемуаров, а также из примечаний и справочного аппарата советских многотомников (мало ли с кем мог встречаться классик социалистического реализма?). И порой только через несколько лет после покупки сборника мне вдруг открывалось, что один из авторов купленного еще в 1964-м сборника «Срубленный поцелуй» Вадим Баян – товарищ молодых лет В. Маяковского, увековеченный им в «Клопе» как преподаватель хороших манер «перерожденцу» Присыпкину. А в сборнике стихов заключенных печально знаменитых Соловков, изданном уже в эпоху поздней перестройки, мне вдруг встречалось имя Макса Кюнерта, чей сборничек «Голубой слон» стоял у меня на книжной полке уже больше 20 лет…Может быть, когда-нибудь, с вашего разрешения, уважаемые читатели, я расскажу что-нибудь и об этих авторах; об их судьбах, о судьбах их книг, на которых до сих пор стоит цена, по которой я купил их в далекие 1960-е или 70-е годы: 1 рубль, 2 руб. 50 копеек, и даже 3 рубля 62 копейки, поставленная, видимо, каким-то шутником-товароведом из уважения к «твердой» российской валюте. Хотя книги – потверже будут!