Рождественская сказочка

[b]Стас Коленкин по прозвищу Нога был киллером от бога. Ох! Простите, Христа ради, надо же было такую глупость сморозить: «от бога»! От сатаны, конечно.[/b]Но соль в том, что вправду – профессионал. Мастер своего дела. Чемпиён. Прямо даже не знаю, чем бы он по жизни занимался, не будь так востребована нынче эта профессия?! Ну, можно, конечно, спортом – «по тарелочкам». Опять же – биатлон.«Бегущий кабан», в конце концов. Но, сами понимаете: не то, не то! Какой там «кабан на бегу» — белке на лету в нос мог попасть! Змее — в глаз, чешущемуся муравью в правую среднюю ногу! Во какой. И была у него особенность одна, нюанс, потому и кликуху свою получил. Но об этом потом.Само собой, понятно, что по обычаю всех русских киллеров гонорары свои Стас Коленкин тратил на благотворительность: построил две православные церкви, две синагоги, две мечети, оборудовал сто сорок восемь детских хоккейных площадок и двенадцать секций бального танца.В быту же Стас был скромен, неприхотлив, сентиментален, как это обычно у них бывает. И больше всего на свете любил кошек, молочную лапшу и поэтов Серебряного века. А платили ему щедро, по самым высоким тарифно-киллерским расценкам – как раз за ту самую особенностьнюанс. Но об этом – потом.И вот дают ему однажды задание, — ну, сами знаете, как это у них происходит. Звонят, называют сумму, объект, время-место, — чего объяснять? Нынче грудного младенца среди ночи разбуди – и он вам детально все обскажет, как такие дела делаются, наизусть уже выучили. Вместо: «Ладушки, ладушки, где были? У бабушки!» Приходит, значит, наш Стас обстановку изучать. Как всегда бомжом перенарядился. Типа пустые бутылки собирает на помойках. Полную сумку насобирал, пока объекта ждал. Присел покурить. Только присмолил — а тут заказанный объект и появился. Кабан такой идущий. С охраной, понятно. Четыре сбоку, четыре сзади, восемь спереди.Контрольный поцелуй Ага, сказал сам себе Стас. Значит, будем брать с крыши. Через дымоход. От камина. Учитывая нюанс-особенность (о котором потом), придется попотеть, помудрить и постараться. Но ничего не поделаешь: работа такая! Пихнул он ногой ненужную стеклотару. И тут открывается снова парадная, дубово-медная, вся в сигнализациях и инкрустациях дверь.И помер тут Стас Нога, киллер эстра-класса, помер на месте, как стоял, аминь! А вместо него образовался Станислав Петрович Коленкин, сын собственных родителей, субъект в высшей степени мирный, положительный и сентиментальный. Короче, от прежнего Стаса остались молочная лапша с кошками. Ну и поэзия.А злодейство-киллерство всякое – просто как отрезало! Потому что возникла на пороге кабаньего дома ослепительная и сокрушительная «леди Годива с распущенной рыжею гривой», как писал поэт Мандельштам. Стрельнула без промаха глазами в Стаса – ранила в самое сердце Станислава Петровича. Убила. В смысле – переродила.Остолбенело стоял Станислав Петрович, а Годива, махнув ему на прощанье рыжими шубой и гривой, села в «Жигули»-четверку». А тачка, представьте, – не заводится. Леди ее и так, и эдак – фырчит, скрипит – и ни с места.Прошел столбняк у Коленкина, на полусогнутых — к ней.Мол, помощь не требуется ли? Подняла на него очи свои бездонные, и просто: «контрольный, в голову» получил Станислав Петрович! Завел тачку – слово за слово, познакомились, поехали. У Годивы оказалось вполне человеческое имя – Катя. И по специальности своей как раз и занималась она тем, что людей перерождала-перекраивала. Визажистка-массажистка широкого профиля. Но — интим не предлагать! Да какой там интим?! Лишь бы глядеть на нее, лишь бы дышать-пылинки сдувать, стихи ей читать, стоя на коленях! Молиться! Богиня же! Гений чистой красоты! И молился он, и любовался, и стихи ей писал на снегу, и читал стихи поэтов Серебряного века на серебряном снегу. По колено в снегу, в сугробах, что намело к середине декабря. Мело, одним словом, мело по всей земле, во все пределы.А еще всю свою предпоследнюю получку истратил на Катину «четверку», полный капитальный ремонт, с переборкой движка и ходовой, антикоррозийкой и т.д. Поскольку Катя была привязана к своему старенькому «жигуленку», почти как Станислав Петрович к своей старой кошке Джульетте.В любви, молитвах и безумствах катился декабрь к своему концу. Рыжая Годива-Катя начала уже вполне прилично разбираться в поэзии и уже не утверждала запальчиво, что про свечу, которая «горела на столе, свеча горела», сочинила Алла Пугачева. И почти научилась варить молочную лапшу. А старая кошка Джульетта признала ее и почти перестала рвать ей колготки. И уже почти каждый день приходила Катя в холостяцкий рай Станислава Петровича – маленький домик с русской печкой. Но без интима приходила. Хотя к тому все шло.И визажистки любить умеют, верил он.И правильно верил! Поскольку Рыжая Катя-Годива, несмотря на свое тяжелое и не столь отдаленное прошлое, в котором было все: наркотики, проституция, мелкое мошенничество и крупное воровство, — сумела сохранить чистую и нежную душу.Станислав же Петрович душу эту углядел, любовью своей согрел, стихами одухотворил. Как же могла Катя не влюбиться ответно?! Влюбилась, конечно.Она даже курить бросила, если хотите знать! Но стихи стихами, а работу свою Станислав Петрович, понятно, совсем запустил. Забыл просто! И тут, как гром с ясного неба, как майский дождь в декабрьские святки – звоночек вежливый. Мол, когда, уважаемый, заказ будет исполнен? Все сроки прошли! Нехорошо! Непрофессионально! «Кабан»-то все еще «на своих двоих», а должен давно быть «на одной»! Смотри, Стас, как бы самому не пришлось... И трубку угрожающе повесили.Ну вот, а теперь – самое время о «нюансе-особенности», который мы все «на потом» откладывали. Узкой и редкой специализацией Стаса Коленкина были, видите ли, ноги. Ну ноги как таковые! Его посылали как предупреждение – кому щиколотку прострелить, кому коленку. А кому – и повыше будет.Это уж, сами понимаете, последний намек. Так сказать, контрольный. И мастерством Станислава Петровича половина несговорчивых городских бизнесменов уже ездила в инвалидных колясках. Вторая половина хромала при ходьбе. А еще не «охваченные» трепетали за свои большие и малые берцовые кости. И за «главное», конечно. То, что повыше будет.Сами посудите: ноги – дело тонкое. Это вам не прошить очередью крест-накрест. И даже не из «магнума» дырку между бровей сделать. Ноги – сложнее.Тем более если в пятку! Или что «повыше». Словом, смело можно сказать: уникумов, подобных Коленкину, равных ему — не было.Но местная милиция, разумеется, не дремала. Честные оперы, получив очередное сообщение про очередную простреленную ногу сбивались с ног в поисках неуловимого и неумолимого охотника за нижними конечностями. А коррумпированная, как и полагается, милицейская верхушка только втихую потирала конечности верхние. От радости. Ибо, как нетрудно догадаться, иной раз сама (верхушка) «заказывала» кое-кого бандитам. С которыми была в большой дружбе еще со славных комсомольских времен.Да. Так вот, уж святки были на дворе, а заказ на «идущего кабана» (с которого, собственно, и началась любовь у Кати и Станислава Петровича) все еще не был выполнен. Ведь он же завязал, он не хотел больше крови! Его сердце жаждало любви и стихов! А не каких-то там чужих и противных голеностопных суставов! Не говоря о тазобедренных.— Давай бросим все и уедем, – сказал он Кате. Потрескивали в печи дрова, кошка Джульетта лежала у него на коленях, свернувшись клубком. И рыжие блики огня играли на рыжих волосах Годивы. Только что он признался ей во всем. И теперь ждал ответа.— От себя не уедешь, — тихо сказала Катя.— Я люблю тебя, — признался он.— Я тоже, — призналась и она.После таких слов обычно назревает интим. Ну он и произошел.А милиция, как всегда, не дремала. Ни честные оперы, ни коррумпированная верхушка. И тем, и другим дозарезу нужен был Стас! Не говоря о бандитахзаказчиках. И те, и другие, и третьи вышли на след. Развязка неумолимо приближалась. Как стрелки часов к двенадцати в новогоднюю ночь.А интим все происходил и происходил – бешеный, страстный, горячий! И со стихами. Катя и Стас словно чувствовали, что мало им счастья отмерено в этой криминальной жизни. Так может, им хотя бы дано будет встретить вместе Новый год – их первый и последний? Но все пути-подходы и отходы к домику с печкой, где происходило недолгое их счастье, были уже перекрыты: честные оперы засели в кустах, коррумпированная милицейская верхушка зависла над домом на «вертушке». Не говоря о заказчиках.Ну а теперь, если вы любите бандитские сериалы, нетрудно будет вам представить эту сцену: ночь. Стрекочет вертушка.Слышно, как потрескивают в печи поленья. В подвале передергивают затворы «заказчики».Поцелуй. Еще поцелуй. Еще один.— Катя, — высвобождаясь из объятий девушки, говорит Стас, — я давно хотел тебе сказать: я совсем не то, что ты думаешь! И я знаю, что ты – не совсем та, за кого себя выдаешь!— Стас, — говорит Катя, — я давно собиралась тебе признаться, но как-то духу не хватало. Я выполняла задание, а потом полюбила тебя!— Но я все равно люблю тебя, Катя!— Я люблю тебя, Стас!Контрольный поцелуй. И — взрыв из всех стволов и орудий! Море огня! Замедленный план.Грустная и торжественная музыка. Что-то вроде «Крестного отца». Или «Следствие ведут ЗнаТоКи».Думаете, конец? Да нет же, погодите выключать телевизор – реклама на телеканале! А после памперсов и прокладок на экране возникает умное, волевое, доброе и усталое лицо милицейского генерала из Москвы (некоррумпированного).— Спасибо, майор, — говорит он кому-то. —Если бы не ты – не взять нам этих гадов, всех до единого! Ты же огонь на себя вызвал, майор! Молодец!— Да чего там, — не по уставу отвечает Стас Коленкин! Он в новенькой форме с погонами.На груди неразборчиво сияет какой-то орден. Улыбается.— Один, без напарника, не справился бы! – И Коленкин нежно прижимает к груди визажистку Катю. Она в форме лейтенанта, рыжая грива заплетена в косу. Лукаво смотрит на Стаса.— Молодцы, ребята, — генерал отечески смотрит на влюбленных. На глазах слезы. – Как сыграли! Особенно ты, лейтенант. Ну а теперь отдыхайте. Оо, — генерал смотрит на свои «командирские» часы, — а время-то! Уже двенадцать-ноль-одна!— С Новым годом, товарищ генерал!Шампанское. Поцелуй. Музыка. Франсис Лей, «История любви». Конец.С новым счастьем! С новым фильмом! С новым вас сериалом, господа!