Евы Парижа

В «Безумной из Шайо» есть еще безумная из Пасси, безумная из Сан-Сюльпис, безумная из Конкорд (районы французской столицы), а также мусорщик, певец (эту роль режиссер «размножил» до целого оркестрика: фортепиано, контрабас, гитара и аккордеон), жонглер, официант, цветочница, канализатор и прочие «люди Парижа». Они хранители парижского духа, плоть от плоти этого вольного города художников и поэтов, клошаров и революционеров, оригиналов всех видов и мастей, способных опьяняться непочтительным весельем, свободой и вкусом жизни. Им противопоставлены некие «учредители «О.Б.П.Н» (Объединенного банка парижских недр) — продавцы воздуха, дегустаторы воды, изыскатели (очень точное слово переводчика), биржевые зайцы, посредники (предлагающие людям вино, спектакли или книги, как сутенеры – проституток), страховщики заведомо обреченных предприятий, «физиономии без лиц».Словом, все, кто научился высасывать соки из живой плоти города. В пьесе они собираются создать дутую фирму по добыче ископаемых в самом Париже, но попадаются на удочку Безумной из Шайо, лезут по ее наводке в люк за якобы найденной нефтью и остаются там, как в преисподней. Такая вот комедия идей.Можно найти много объяснений тому, что Петру Фоменко захотелось поставить эту странную «Безумную из Шайо». Здесь есть возможность поиграть с воображаемыми ароматами Парижа (песенка шарманщика, бутылочка «Шато», ироничный официант, музыка французского, даже если это чтение меню) — дань истинно русской извечной галломании. Есть лукавая ирония, заключенная не столько даже в смыслах, сколько в самих конструкциях фраз («Несговорчивых женщин я заворачиваю в норковую шубу, и, отбиваясь, они находят способ просунуть руки в рукава»).Есть несколько рискованных, но от того еще более интересных женских ролей. Цветочница — очаровательная, как само искушение (Полина Агуреева). Судомойка (Ирина Пегова), доступная по доброте душевной всем мужчинам вокруг, переполненная восторженными банальностями и предвкушением своей будущей единственной любви (ее горячечная исповедь вперемежку с мытьем пола под ногами у зрителей — отдельный номер). И, главное, безумные парижанки — те «восьмидесятилетние Евы, на которых свой коготь испробовал Бог». Их играют новенькая «фоменка» Наталья Курдюбова и «старая гвардия» в самых неожиданных амплуа: Жозефина рафинированной Полины Кутеповой – энергична, как мокрый воробей, Габриэль острохарактерной Мадлены Джабраиловой – благостна, как старушка на паперти. И наконец Орели из Шайо Галины Тюниной (на снимке) – белая кость, фантом ушедшей эпохи, «девичий стан, шелками схваченный», изящество Серебряного века. И то, что ее Орели порой впадает в детство или страдает из-за давней любовной драмы, только добавляет в этот образ теплоты.Они общаются с умершими, как с живыми, очаровательно ссорятся и живо обсуждают боа, пудру или тонкости юриспруденции. Они живут в мире грез, но видят людей насквозь. Они бедны, стары и одиноки. Но парижские официанты, тонкие психологи, обслуживают их вне очереди. И парижские юноши – круглые отличники в науке любви – чтут в них настоящих женщин.Здесь фантомы умерших получают прозрачное, но вполне различимое воплощение (белые маски, цилиндры, сшитые из газа фраки). А гамак Орели с четырьмя подружками покачивается, как шлюпка с уцелевшими после кораблекрушения. Здесь хитрые шулеры проигрывают безумным романтикам, но не проваливаются при этом в тартарары, а зависают в этаком шагаловском полете. И оркестрик играет при этом «Прекрасную полячку». Петр Фоменко поставил еще один изумительный спектакль, которому все-таки чуть не хватает легкого дыхания. Но чувствуется это только потому, что Фоменко же нас к нему и приучил.