Москвовед Лев Колодный о Москве, о себе и не только

Среди москвоведов Лев Колодный занимает особое место. Он начал систематически писать о Москве полвека тому назад в газете. Со временем публикации в периодике, казалось бы, живущие один день, стали книгами. Вышла серия из десяти книг «Москва в улицах и лицах». Лев Колодный о многом написал первый. Ему удалось разыскать рукописи 1-й и 2-й книг романа «Тихий Дон», научно доказать авторство Михаила Шолохова. Его книги интересны не только ценителям московской старины, но и всем, кто любит Москву. – Лев Ефимович, когда у вас возникло чувство влюбленности в Москву? – В 50-м году, когда приехал поступать в Московский университет. Я родился в Екатеринославе – Днепропетровске, это прекрасный город, основанный Екатериной II, но он был уничтожен во время войны, там почти ничего старинного не осталось. А в Москве, как ее ни ломали, как ее ни взрывали, очень многое сохранилось. За исключением Тверской все улицы на месте. Монастыри – чудо мировой архитектуры. Колокольни, башни, шатры, золотые купола. Нельзя их не любить, нельзя не восхищаться. Москвичи к ним с детства привыкают. А я из другого города, они мне запали в душу. Когда приехал в Москву, в Кремль не пускали. Нельзя было его фотографировать. Милиционер на Манежной площади возникал тотчас, в лучшем случае засвечивал пленку, а в худшем случае – вели на другую площадь, по соседству. После окончания университета поступил в «Московскую правду». После ХХ съезда партии и доклада Хрущева о культе личности наступила короткая «оттепель», пресса стала более свободной, и я этим воспользовался. Попросил коменданта Московского Кремля разрешить подняться на колокольню Ивана Великого, на Спасскую башню, на купол, где водружают флаг. Прошел по стенам и башням Кремля. Так началось мое путешествие по Москве. Три года ходил вдоль Кольцевой дороги, МКАД, начиная от села Ясенева. Прошел по Московскому меридиану. И все это время систематически писал в партийной газете очерки о прошлом и настоящем города. – Вы не просто путешествуете по столице, но открываете в московской истории и в москвичах нечто новое… – Чем отличаются мои публикации от работ других московских краеведов? Тем, что они, я бы сказал, автобиографизированы и беллетризированы, это не просто справки: справа дом такой-то, слева – такой-то. Пропускаю все через сердце, пишу только о том, что нравится. Почти в каждой публикации присутствует эпизод, в котором я принимал участие как очевидец (например, последний подъем мачты на Останкинской башне). Встречался с великими людьми: маршалом Василевским, академиком Александровым, инженером Никитиным, конструктором башни, архитекторами Душкиным, автором самых красивых станций метро, и Михаилом Посохиным, построившим Дворец Съездов и стадион «Олимпийский», Булатом Окуджавой, Олегом Ефремовым, Леонидом Чижевским, основателем гелиобиологии, Штернфельдом, пионером космонавтики. Много раз беседовал с Юрием Михайловичем Лужковым и Владимиром Иосифовичем Ресиным. Вот сейчас пишу про Сивцев Вражек. И вспомнил, что приходил давно в дом № 15, где жил инженер Леонид Корнеев, который с молодых лет состоял в команде Сергея Павловича Королева. С помощью инженера нашел место, где на Садовой-Спасской, в подвале дома во дворе, собирали первые советские ракеты, которые Королев носил на плече, перевозил в трамвае. Ниточка от инженера потянулась дальше, познакомился с профессором Тихонравовым, конструктором первой советской ракеты и первого спутника. Вышел на таинственного «главного конструктора», как называли в прессе академика Королева. Звонил ему, уговаривал написать книгу. Он отвечал: еще не время. И вскоре умер. – Вы исходили Москву вдоль и поперек. Какой период московской истории вам самому больше нравится? – Мне нравится, какой Москва становится у всех на глазах. А из того, что вижу, мне многое не нравится. Да, мы строим 5 миллионов квадратных метров жилой площади в год, появляются самые высокие и самые большие в Европе здания, банки, офисы, элитные дома, комплексы. И в то же время в центре на теле Москвы зияют хронические раны. Возьмите лучшие улицы, за редким исключением, на них видны следы ломок времен Сталина и Хрущева. Боровицкую площадь и Волхонку разрушили перед приездом президента США в 1972 году. Сколько лет прошло, а пустыри не заполнены. Они зияют рядом с Кремлем на Манежной улице и Болотной площади. Пустыри на Знаменке, Остоженке, Арбате, Пречистенке… Вот это меня печалит. В любой столице Европы вы ничего подобного не увидите. Об этом я писал не только в газете, но и в докладных записках тем, от кого зависит градостроение. Перефразируя слова поэта, хочу сказать: журналист в России больше чем журналист. Когда при перестройке «отцом города» стал Валерий Тимофеевич Сайкин, он попросил меня: «Напишите справку, что нужно нам сделать в первую очередь для Москвы». В справке вышло 11 пунктов. Вернуть названия Моховой, Манежной, Маросейке и другим старинным улицам. Вернуть городу старый Гостиный Двор, Провиантские склады, Средние торговые ряды. Вернуть народу старинные дворцы и усадьбы. Восстановить сохранившиеся монастыри и церкви. Предлагал воссоздать Красное крыльцо, Казанский собор на Красной площади, Сухареву башню, построить музей Отечественной войны на Поклонной горе, музей истории Москвы с картинной галереей. Как видите, многое из того, что предлагал, сделано. Старый Гостиный Двор восстановили, перекрыли прозрачной крышей – а какая это была руина! Покрыли золотом многие купола, на прежнем месте Красное крыльцо, Иверские ворота, воссоздан храм Христа Спасителя, о чем я и не мечтал. Пишут – новоделы. Ну и что? Разве лучше было бы, если бы на месте Иверских ворот существовал бы пролом, а на месте Красного крыльца – уродовал Соборную площадь хозблок? Руины Царицына превратились в дворцы. Есть поклонники руин, утверждают, мол, законсервированные руины лучше новоделов. В таком случае центр Варшавы, города Германии представляли бы собой руины! А так ими любуются туристы. Мы не осознали до конца, какая большая работа проделана за два года в Царицын. Потому-то я приверженец того, что делает команда Юрия Лужкова. – Многим улицам в пределах Садового кольца возвращены исторические наименования, но в столице еще немало анекдотически звучащих адресов? – Когда началась перестройка, переименовали Брежневский район в Черемушкинский. Я тогда немедленно написал статью «Здравствуйте, Черемушки», наделавшую много шума. Предложил переименовать районы – Ворошиловский, Ждановский, Калининский. Убрать эти названия с планов города. Потому что соратники Сталина не заслуживают того, чтобы их имена увековечили в Москве. Михаил Сергеевич Горбачев назвал статью ненужной сенсацией. Но, как все знают, переименование состоялось. Призывал переименовать метро имени Ленина, улицы – Войковскую, Подбельского, Большую Коммунистическую. Смешно, на главной купеческой улице Таганки нет ничего коммунистического. Большая Коммунистическая одна из красивейших и хорошо сохранившихся улиц Москвы. Там больше памятников старины, чем на Арбате. – Главной достопримечательностью Москвы являются люди. Как вам кажется, чем отличаются москвичи от остальных россиян? – Это очень сложный вопрос, не берусь дать определение, что такое московский характер. К нам приезжают музыканты, они восхищаются публикой в концертных залах, говорят, она очень отзывчива. В Москве, как нигде, много ученых, литераторов, художников, особенно артистов, людей просвещенных, образованных, интеллигентных. Это количество отличает ее от других городов, и оно согласно диалектике переходит в некое качество. Раньше в Москве насчитывалось 80 высших учебных заведений, сейчас их чуть ли не на порядок больше. Москвичи все делают быстро, не расслабляются, лясы не точат. В этом их особенность. – Вы написали книги о таких разных людях, как Михаил Шолохов, Илья Глазунов и Зураб Церетели. Чем объясняется ваш выбор? – Их объединяет то, что все они подвергались несправедливым нападкам, о них сочиняли злобные мифы. Об Илье Глазунове, картины которого потрясали Москву, чего только не сочиняли. Писали, что он чуть ли не агент Лубянки, антисемит. Я доказал документально, все это выдумки. Он основал академию на Мясницкой в самое трудное время. Это большой художник, и хорошо, что Юрий Михайлович Лужков воздал ему должное при жизни, построил галерею. Написал книгу про Зураба Церетели «Сердце на палитре», потому что сегодня Москву нельзя представить без монумента Победы и Музея Отечественной войны на Поклонной горе, без памятника Петру на стрелке и [рама Христа, без «Охотного ряда» на Манежной площади, без Фундаментальной библиотеки Московского университета на Воробьевых горох. На всех этих комплексах Зураб Церетели блестяще сыграл на рубеже ХХ и ХХI века роль главного художника и автора. Написал книгу о Михаиле Шолохове «Как я нашел «Тихий Дон». Ни об одном великом писателе не сочинили столько лжи. Я не сомневаюсь, Шолохов – гений. Он долго жил в Москве до и после революции, сочинил в нашем городе «Донские рассказы». – Что побудило вас начать поиск рукописей романа? – В середине 80-х все громче стали раздаваться голоса, что «Тихий Дон», якобы,написал забытый писатель Федор Крюков. Я со школы полюбил роман. Решил доказать истину. Журналист – и один в поле воин. Пошел по следам Шолохова в Москве, разыскал десятки его писем, автографов, людей, которые с ним дружили, видели, как он писал. В семье друга молодости увидел рукопись «Тихого Дона», что считалась погибшей. Издал в 1995 году книгу, которая никого не заинтересовала. В Москве специалисты ни строчки не написали, слова доброго не сказали. Рукопись хранилась в частном архиве. Государство долго ею не интересовалось. Ситуация поменялась, когда премьером стал Владимир Владимирович Путин. К нему обратилась Российская академия наук, он и Виктор Степанович Черномырдин помогли выкупить рукопись у исторических наследников, а не у родственников. Сейчас она хранится в архиве ИМЛИ института мировой литературы, подготовившем новое совершенное издание романа, вышедшее массовым тиражом в 100 000 экземпляров усилиями России и Украины. Шолохов по матери – украинец. По отцу – русский, не казак, из зарайских купцов. Книга вышла под общей редакцией Александра Стручкова, генерального директора издательства «Московский писатель». На минувшей неделе в Российской государственной библиотеке с участием послов России и Украины прошла презентация уникального факсимильного издания рукописей «Тихого Дона»! Это был праздник, торжество истины. Если бы четверть века назад я бы поленился пройти по следам Шолохова в Москве, то праздник мог бы и не состояться. Всеобщее так называемое общественное мнение часто является признаком заблуждения. Так писали, что власти Москвы «срыли Поклонную гору» и надо ее воссоздать, то есть сломать построенный музей. – Лев Ефимович, есть что-нибудь, чего вы не знаете о Москве? – Москва – не город, а целый мир, и, конечно, я многого не знаю. Рад, что дожил до дней, когда открыли доступ ко многим документам, книгам, которые раньше томились в спецхране. Но и прежде стремился раскрывать секреты, быть первым. Так, оказался лет сорок назад на «Ближней даче» Сталина. Тогда ходил вокруг Москвы. Смотрю зеленые заборы, калитка, постучал в нее, вышел милиционер, говорит: «Ты кто?» – «Я такой-то, такой-то», «Заходи, мы тебя знаем». Показал дом. В саду подвел к двери бункера и говорит: это вход в метро, отсюда можешь приехать до Киевского вокзала. Недавно проник в «расстрельный подвал» в доме, где заседала Военная коллегия Верховного суда СССР. Прошел по ступеням, по которым вели на казнь маршалов и генералов. Поднимался на все башни и шпили Москвы. Плавал по бурной Неглинке на плоту, чуть не искупался в ней. Написал книгу о Москве, рассказывая о ней не от центра Кремля к окраинам, а от окраин к центру. Книга эта «Москва у нас одна» вышла тиражом 200 тысяч экземпляров. В интернет-магазинах сейчас продают 20 моих книг, десять новых и десять старых. Значит, их покупают. Значит, не зря жил и писал.