«Сами мы не местные...»

…Прекратили они, как же. Я почувствовала легкую ноющую боль в сердце. Совсемсовсем легкую. Все-таки дети — это мое самое уязвимое, самое больное место… Прошла неделя. Потом две. Потом месяц. Потом два.Две бизнес-бабы, две свахи-неумехи и один тюфяк с золотыми руками, осколки вдребезги разбитого брачного агентства «КуМа», очень постарались раствориться в сутолоке и неразберихе большого города. И им это, как ни странно, удалось. Моя рука давно прошла — за другими проблемами я, честно говоря, и забыла про нее.Но вряд ли забыла Гулька нашу последнюю встречу и наверняка рыскала по нашему следу. Блюдя законы, разумеется, государства. И наверняка не оставит меня в покое никогда. И то сказать: а для чего же тогда в сюжете и в жизни нужны мерзавки и государство?! Отравлять существование, чтоб медом не казалось.Но пока все было тихо: мы ликвидировали следы своей преступной деятельности: квартира в сталинском доме с высокими потолками стояла пустой. И почти чистой — бахрома серая, паутина, черт знает, откуда она берется, снова висела на потолке.Соседка-пенсионерка за квартирой приглядывала, а когда являлись менты — а они являлись пару раз, — сообщала им, что Юлька уехала в неизвестном направлении, скорее всего, в… тут соседка доставала из кармана фартука бумажку и читала по складам: Тим-Бук-Ту! Менты чесали в головах, проникновенно матерились и уходили. Тимбукту придумала я — из последнего хулиганства. Пусть нас теперь Интерпол разыскивает, если у него других забот нет! Осиротевшие претенденты-клиенты-женихи тоже чесали в головах и тоже задушевно матерились. Но, что характерно: никаких фондов «обманутых женихов» не создавали и митинги-демонстрации с транспарантами «КуМа, отдай нашу невесту!» не устраивали. Так что наша совесть была чиста.Юлька и Олег отсиживались на квартире его друга. А, может, отлеживалась, что правильнее. Но у меня тоже правило: третья — не мешай! Вот я и не мешала. Сидела на своей холодной даче и ждала весны. Дача была не такая уж холодная, если как следует протопить, а весна совсем уже близко. Так мне казалось и хотелось верить… Тихо было в моей любимой Михайловке, тихо, безлюдно. Безлошадно, безкоровно и даже безсобачно.Собаку, что ли, завести? И назвать — Кум… Автобус, впрочем, до городка ближайшего ходил, что позволяло мне не умирать с голоду. А вообще-то — замечательно. Пустые дачи, дымок над моей, лес вдали, речка подо льдом и — снег, снег, снег. Люди, ну что еще человеку нужно?! Мы регулярно выходили на связь с Юлькой по мобильнику. Беременность развивалась нормально, отношения тоже, рапортовали мне. Подруга находила все новые и новые достоинства в своем избраннике, души они друг в друге не чаяли. Мне передавались от избранника приветы. И на том спасибо.Компьютер выдавал регулярные же, электронные сообщения и от Лильки австралийской — истерически бодрые, как мне казалось. Мол, все сгорело, но это неважно, целую, может, скоро увидимся.Я представила себе Лильку в живописных лохмотьях обгорелого, но все же австралийского прикида в нашем метро: «Извините, что обращаюсь к вам, добрые люди, сами мы не местные, дом у нас сгорел и все кенгуру тоже…» И дико захохотала. Прямо до слез. Впрочем, слезы были по другому поводу: печь моя дымила немилосердно весной нужно переложить. Или хотя бы замазать.Кенгурей, конечно, жалко. Но они — дело наживное.С Лилькиной хозяйственностью, страховкой и австралийскими законами. Вот если б у меня дача — не дай-то бог, тьфу-тьфу-тьфу — сгорела… И я со всей аккуратностью топила печку. И ходила за водой на обледенелую колонку. Проще надо быть, ребята, проще и ближе к природе. Вот стает снег, расцветут Лилькины пионы, единственное, что цветет у меня на даче. А может, и я научусь что-нибудь сажать, какуюнибудь репу? Или кроликов разведу.А когда проем деньги кумовские, неправедные — право слово, устроюсь куда-нибудь горничной-домработницей. А что? Мне это вовсе не западло, подумаешь.Пылесосом пару часов помахать. Раз уж ни Радзинского, ни Джеффа Питерса, ни даже Энди Таккера из меня не вышло, переквалифицируемся в шныри. Только без интима: я девушка честная и жду Мужчину Своей Мечты. Очередного.Я поделилась своими соображениями с Юлькой по мобильнику, и она горячо их поддержала. Еще бы ей горячо меня не поддерживать: чует ведь кошка, чье мясо съела без остатка! Совесть, поди, мучает. Впрочем, она всегда была первая, а я уже потом, после нее — как с Оболенским, так и с Агеевым… Да! Тут на досуге в дачной зимней тиши фонетическая заноза разгадалась у меня! Помните, я все мучилась? Олег Ростиславович Агеев — Оболенский Роман Анатольевич. От перемены первых букв нисколько не пострадала наша «Абжора» — «Ассоциация бывших жен…» — а далее по инициалам подставляй кого хочешь! А вы говорите — нет судьбы! Я и этим соображением поделилась с Юлькой, и Юлька сказала: «Да-а-а… ой. Извини, меня опять тошнит, я перезвоню!» Все-таки мне ее ужасно не хватало, заразы. Может, я скрытая лесбиянка? Хотела, было, и этим соображением поделиться. Но передумала. Потом, как-нибудь. Когда ее тошнить перестанет. А то, не дай бог, от моих соображений еще выкидыш случится — а мне потом отвечай.А вот с «Абжорой»… с «Абжорой» можно было бы подумать, подумать и чего-нибудь этакое придумать, думала я, бредя по льду за водой на колонку. И уже у родной калитки прямо осенило меня! Прямо как тогда, с О’ Генри. Хотя, видит бог, этого американца-обольстителя зареклась читать! А читала другого американца, более к сезону подходящего — Джека Лондона. У которого, если помните, золотоискатели на Аляске выясняли температуру воздуха посредством плевков: плюнут, значит, и если на землю уже льдинка падает, то, значит, минус восемьдесят. По Фаренгейту.Я тоже пробовала плевать. Но Калужская область все-таки не Клондайк. Хоть и морозы стояли приличные.Так вот, о Клондайке — осенило меня: «Абжору» вполне можно оформить и использовать как Психотерапевтическое Заведение Для Покинутых Жен! Или, скажем, жен, от которых муж ходит налево. Или направо. Или еще каких-нибудь несчастных в браке. Чего-чего а утешать в подобных ситуациях — хотя бы личным-собственным, жизненным примером — мы умеем.И как я не упала там с ведром у родной калитки? Нет, конечно, вы можете сказать, что это такой же полный бред, моя идея, как и предыдущая «КуМа». Но куда же, куда же я умище-то свой дену?! Если идеи осеняют и фонтанируют то и дело?— Ага. А назови это дело — «ЧуМа», — ехидно посоветовала Юлька, когда я, по своему обыкновению, поделилась с ней своими соображениями. Я уже заметила, что чем больше у нее был срок, тем меньше ее мучило чувство вины, и зловредничала она все сильней.— Почему «ЧуМа»? — обиделась я.— Потому что ты возьмешь в компаньоны Ляльку, а она — Чумакова!— А что — уже пора брать? — заинтересовалась я.— Пора, — вздохнула Юлька. — Подробности — при встрече.Когда она еще будет, встреча? Нет, из роддома должна встречать ее именно я, безапелляционно заявила Юлька. И никаких отговорок. Ну, это еще не скоро.Короче, вот так и погибло на корню очередное мое смелое начинание. Посоветовала мне плюнуть на все идеи подруга Юлька. Плевком. Как на Клондайке.В общем-то, где-то она и права. Веди мы себя тихо и незаметно, выметай чужую грязь, барахтайся в своей почти-нищете — гульки и государство милостиво оставят нас в покое, мешать не будут. Но чуть высунись из дерьма, вдохни, чуть-чуть заживи, как люди… Нет, у других оно иной раз получается. А таким, как мы, — заказано и противопоказано. Как выразилась Юлька — не жили богато, не фига и начинать.И действительно, куда уж нам, беззубым. Кстати, о зубах. Дивно мне, знаете ли, сделали пломбы в хваленом «Мастер-денте»: три уже вывалились…— Извините, девушка, добрый день! Вы, наверное, местная?Я уронила ведро. Хорошо, что пустое. Я поскользнулась и чуть не упала. Я треснулась задницей об колонку, я прямо села на нее, на рычаг, и оттуда с ревом и шипением ударила струя ледяной воды! Боже мой, да что же это такое?! На тропинке, которую здесь единственно кто утаптывал, так это я, тропинке, которая вела к автобусной остановке, на которой тоже, единственно, кто садился и выходил, была тоже я… на этой тропке стоял, разумеется, Он. Мужчина Моей Мечты. С лилово-аметистовыми, натурально, глазами.В телогрейке, старых, линялых лыжных штанах и павловопосадском, с зелеными розочками, платке на голове — кем я могла еще и быть, как не «местной»?! Струя все била мне в ноги, ледяная и мокрая. МММ ужаснулся: — Девушка, что ж вы так стоите! Нужно немедленно переобуться, вы простудитесь! У нас, конечно, не Клондайк, но… Я убрала задницу с рычага — и вода перестала шипеть.— А вы что, тоже… любите Джека Лондона? — с надежlой и замиранием трепещущего сердца спросила-выдохнула я.И он ответил…Но это будет уже совсем другая история, как сказали обожаемые мной братья Стругацкие в «Понедельнике, который начинается в субботу»…