Иосиф Кобзон. Он оставил нам песни

Трагическое известие пришло 30 августа и вызвало оцепенение. Да, все знали, что Иосиф Давыдович долго болел, но хотелось чуда... Потому что именно Кобзон стал связующей нитью между несколькими периодами в жизни нашей страны — дитя войны, он стал известен во времена «оттепели», был звездой во времена «эпохи застоя», не сошел с орбиты в непростые 1990-е и не потерял своего места в наши времена. Более того.

С какого-то момента Иосиф Кобзон перестал быть просто отличным исполнителем песен. Он перешел в некое иное качество — кажется, был везде и повсюду.

Был, как говорят в таких случаях, граждански активен. Но насколько — многие и не знают. И потому вспомним сегодня то, что неизбежно уходит со смертью человека — песни-то его останутся с нами и будут жить, в этом сомнений нет.

Великий «помогатор»

То, что его знали все, понятно. Но и он, такое впечатление, знал всех.

И дело не только в том, что и с журналистами он общался не так, как многие его коллеги-звезды — терпеливо, сдержанно и доброжелательно. Для Кобзона и звонок на самый верх не означал почти ничего — так, он с легкостью звонил на прямой номер Черномырдину, помогая кому-то решать какие-то вопросы... Он вообще был человеком, который помогал — после его смерти эта тема стала главной, об этом в один голос твердили все его коллеги, каждому нашлось, что вспомнить про Кобзона хорошего. Никакой выгоды от этой помощи он не получал, просто такой был человек — если могу попытаться помочь, то почему не попробовать? Может быть, он вел себя так потому, что когда-то сам мало на чью помощь мог рассчитывать...

При всем при том говорили о нем разное. Например, его называли авторитетом. Но это слово в нашей стране имеет двойной смысл. Сначала у него было лишь прямое значение, потом появилось значение «с душком» — так начали называть криминальных воротил. Когда Кобзона обвиняли в участии в делах мафии, это слово именно в этом значении и пытались прицепить к его имени. Он оказался выше этих разговоров. Бизнесом занимался, да. С криминальными воротилами знаком, с Отари Квантришвили дружил, на корпоративах и вечеринках крупных воров пел, кто спорит. Но он всегда разделял: ребята, у нас с вами разные дела: «Я — народный артист, вы — народные преступники...»

Однако этот факт многим покоя не давал, как и заработки Кобзона. Да, он получал высшую из возможных ставок за концерт, все правда! Другое дело, что такой работоспособности, какой она была у него, не мог похвастаться больше никто. Именно Кобзону принадлежит рекорд — 12 концертов, данных в один день!

Талант не убьешь

То, что Иосиф прекрасно поет, было очевидно еще в его детстве, однако всерьез о пении как о профессии не задумывался ни он, ни его мама Ида Исаевна, которую он любил самозабвенно всю жизнь. Она была его кумиром, она многое, если не все, решала, он не мог ослушаться матери ни в чем и ни при каком условии. После второго замужества матери (их брак с Давидом Куновичем Кобзоном развалился) семья стала просто огромной — Иосиф приобрел еще и сводных братьев, к своим имеющимся.

И чтобы помогать семье, пошел учиться в горный техникум, где была внушительная стипендия — 180 рублей. Но талант похоронить не удалось. Он, еще в девять лет победивший на крупном вокальном конкурсе в Донецке и спевший дважды перед Сталиным (потом он пел перед Хрущевым и Брежневым, перед Андроповым, Черненко и Горбачевым, замечал с гордостью, петь не пришлось...), пел и в армии, а после занятий вокалом легко поступил в Гнесинку и устроился на работу в Цирк на Цветном бульваре!

Слава, но не любой ценой

Известность пришла к нему вместе с песней «А у нас во дворе». И песня была хорошая, спору нет, но и исполнил он ее с такой искренностью, что в прямом смысле слова наутро проснулся звездой. В том же году Кобзон стал лауреатом нескольких серьезных вокальных конкурсов, в том числе Всероссийского конкурса артистов эстрады, а также лауреатом конкурса в Сопоте. И это было лишь начало! Он брал первые места на всех конкурсах — в Будапеште, Берлине, Варшаве. Нравился всем. Пел — все. Многое в судьбе Кобзона-певца решили и «Семнадцать мгновений весны». Сначала утвердили другого исполнителя, потом Лиознова переиграла этот договор, почему имени Иосифа Кобзона и нет в титрах. Но голос его перепутать невозможно... Песни, исполненные им в гениальной картине, прибавили ему славы. Но был еще и другой Кобзон...

На сцене он казался лириком. И мало кто знал, что на самом деле этот романтичный певец обладает невероятно жесткой жизненной позицией. В 1969 году, когда произошли вооруженные столкновения между воинскими формированиями СССР и КНР на Даманском острове, Кобзон первым из эстрадников побывал на месте событий. Так было положено начало линии его гражданственности. Аналогов, думается, среди коллег Иосифа Давыдовича не найти: он девять раз летал в Афганистан в самый разгар боевых действий, потом побывал абсолютно во всех горячих точках Северного Кавказа. В октябре 2002 года случилась драма в Москве.

Банда террористов Мовсара Бараева захватила заложников (около 700 человек) в Театральном центре на Дубровке во время представления мюзикла «Норд-Ост», и имя Кобзона было названо в числе тех людей, с кем террористы соглашались поговорить. Он появился у театрального центра незамедлительно и несмотря на то, что ни столичные власти, ни силовики не хотели его отпускать на переговоры с озверевшими безумцами, отправился туда. Вел себя мужественно и умно. Вывел пятерых заложников. Впрочем, эта история все же на слуху.

Но был еще и Чернобыль...

Расплата за бесстрашие?

За давностью лет этот эпизод многими оказался забыт. Впрочем, дело тут и в самом Кобзоне — он действительно никогда не «пиарил» свои поступки. Но факт остается фактом: в 1986-м, потрясенный Чернобыльской трагедией, Иосиф Кобзон выступил с предложением поддержать ликвидаторов концертами.

К моменту его прилета в Чернобыль — 26 июня — прошло лишь два месяца после трагедии.

Полученную защитную маску-респиратор певец сначала послушно примерил, но потом со смехом отбросил — а петь-то как, в маске? Пел два часа. Смена закончилась, он выдохнул, но тут подошла новая смена. И они тоже хотели послушать Кобзона. Как он мог развернуться и уйти? Он пел... Пел до тех пор, пока «в ноль» не сел голос.

...Реактор он видел собственными глазами. А что там — до него рукой махнуть, два километра от силы.

Выступал-то в клубе, рядом с администрацией Чернобыльской АЭС. Чем были для ликвидаторов его песни? Надеждой. Невидимый враг, что убивал их каждую секунду, действуя безжалостно, был повсюду. Они слушали его и отвлекались от неизбежных мыслей... Видя, что певец выступает без респиратора, чернобыльцы тоже снимали защитные маски, и как он ни просил их надеть обратно, не слушались. Понимали ли они и он, что это — концерт во время убийства? Наверное, да. Потом, много лет спустя, когда этих героев оставалось все меньше, у Кобзона как-то спросили: Иосиф Давыдович, а ваши беды со здоровьем — не «чернобыльский автограф» часом? Он помолчал секунду. Может быть, вспомнил тот концерт...

Ответил отстраненно — не хочется гадать. Живу, мол, поскольку лечусь. И если Всевышний распорядился, что надо жить — значит, надо жить. Пока живется...

Побывал он и в Сирии, на базе ВКС Хмеймим. Останавливать его было бесполезно.

Он не мог, не умел иначе.

... В конце жизни количество наград у Кобзона просто зашкаливало, включая две Золотые Звезды — Героя Труда России и Героя ДНР.

В Донбассе, на родной для него земле, он побывал тоже девять раз — столько же, сколько и в Афгане. Звезду Героя Чернобыля, которой дорожил, как и все другие награды, впрочем, носил редко. Шутил — не хочу быть похожим на Брежнева. А по факту — не хотел кичиться ничем. Разве что новыми песнями...

Ну и еще о них, о песнях.

Кобзон умело вплетал в свой репертуар забытые песни из репертуара Козина и Юрьевой, Погодина, Сокольского и Виноградова, и так они обрели новые жизни, благодаря ему и будут жить. Он этого очень хотел...