Николай Карамзин — первопроходец истории Отечества
Один из современников золотого века русской литературы, Карамзин был знаком со всеми выдающимися поэтами и писателями своего времени — Пушкиным, Жуковским, Державиным, Крыловым. Как бы сказали мы сегодня, Карамзин был в тренде. Каждый выходивший том его «Истории» был событием в литературной и общественной жизни России и немедленно становился поводом для оживленных дискуссий в светских салонах Петербурга и Москвы. Мнения по поводу труда Карамзина разделились.
Пушкин написал довольно едкую эпиграмму: «В его «Истории» изящность, простота Доказывают нам, без всякого пристрастья, Необходимость самовластья И прелести кнута». Это был явный намек на ангажированность Карамзина. Горячность Пушкина хоть и извиняла его молодость, когда он еще не стал «нашим всем» и «Солнцем русской поэзии», но тень скепсиса, брошенная поэтом на труд придворного историка, до сих пор не стерлась с облика Карамзина-ученого. Да, он был убежденным монархистом и полагал самодержавную форму правления единственно возможной для России.
Свое политическое кредо Карамзин никогда не скрывал и не пытался изменить в угоду каким-то общественным силам, стоявшим на позиции вольнодумства. Немало современных историков считают Карамзина пристрастным, однако такова доля первопроходца, который торил почти никем не хоженую колею, подчас оступаясь и теряя направление. Он стал первым засевать ниву российской исторической науки, на которой вместе с добрыми всходами прорастали и плевелы. Следующие поколения российских историков, которые составили гордость науки — Соловьев, Ключевский, Платонов, — пошли следом за Карамзиным, продолжая трепетно возделывать поле российской истории.
Современная наука часто имеет иной взгляд на многие оценки исторических событий, описанных Карамзиным. В научный оборот введены новые источники, открылись неизвестные ранее факты. Тем не менее для настоящих ученых кидать камни в огород Карамзина — моветон. Он заложил один из первых камней в фундамент исторической науки в России, благодаря которой мы чувствуем себя не Иванами, не помнящими родства, а наследниками славы и доблести многих поколений наших предков. «Последний наш летописец и первый наш историк», — написал о нем Пушкин, когда достиг творческой зрелости, как бы извиняясь за недальновидность своей юности.
Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции