Мужчина-воспитатель детсада: Нечто тревожное происходит с институтом семьи

Девчачьи косички — штука такая: вроде все просто, переплетай себе три прядки, да и будет красота. Но как начнешь плести — намучаешься. А надо ведь, чтобы было, как только мама умеет — ровно и красиво...

Дмитрий и в этом ас. Воспитатель — он вообще все должен уметь — и косичку заплести, и одежду привести в порядок. Но главное — привести в порядок настроение.

А для этого надо замечать: и то, что ребенок чему-то рад, и то, что в глубине детских глаз затаилась печаль. И понять, откуда она взялась.

Когда Дмитрий Вавилов пошел учиться на психолога, он вряд ли думал, что педагогика и психология увлекут его настолько, чтобы… По никем не писанным правилам воспитатель детского сада — исключительно женщина. Помните «Усатого няня»? Комедия была еще смешнее от того, что в ней показывалась совершенно невозможная ситуация. Как и в «Джентльменах удачи» — персонаж Леонова, очаровательный заведующий детским садиком, явно был исключением из правил. Может быть, жизнь именно такими исключениями и сильна. Дима стал воспитателем.

Каламбур: город Московский с недавних пор стал частью Москвы. С трех сторон он окружен лесом, сюда дотянулось метро — это по-своему уютный район-новостройка.

— Идите от остановки налево, потом как бы вдоль леса, напротив новый микрорайон такой, светлый, — объясняет мне дорогу местный депутат Андрей Сергеевич Антонов. — Сейчас подбегу, встречу. Сами первый раз заблудитесь. И это точно было бы так: домов много, район большой.

За спиной остается новая симпатичная школа, еще немного — и вот детский сад, или ныне — здание с дошкольными группами. Оно огромное! И внутри — дворец! Ничего общего с тем, какими были детсады в пору моего советского детства.

В Московский мы приехали по поводу: воспитатель школы № 2120 Дмитрий Вавилов принимает участие в Московском городском профессиональном конкурсе педагогического мастерства и общественного признания «Педагог года» в номинации «Воспитатель года». (Поясним: в состав школы № 2120 входит несколько зданий с дошкольными группами, и Дмитрий работает в одном из них.)

А вот и Дима улыбается нам навстречу. Это искренне, но и профессионально тоже. Он может быть строгим, но знает, что с улыбки и начинается общение с ребенком.

— Где бы нам поговорить… Сейчас тихий час. Давайте в актовом зале.

Какая красота! Стулья — как маленькие троны.

Огромный ковер — бегай, танцуй…

Пока шли до «искомой точки», депутат Антонов рассказывал, с чего все началось. Они с Димой учились вместе. Когда пришло время практики, разъехались по разным оздоровительным лагерям. Андрею повезло — попал в классный лагерь. Дима, вернувшись, плевался — все там было не по нему.

Начали спорить о самой «лагерной» системе. Доспорились до того, что Антонов махнул рукой: «Приезжай в мой лагерь, посмотри сам, как бывает!» И Вавилов поехал. В результате остался там на две смены, а по возвращении сделал окончательный выбор в пользу детского дошкольного образования.

— У него энергетика бешеная, — рассказывает Андрей о друге. — Он ее забирает, усиливает и раздает. Сами сейчас увидите! К своим 26 годам Вавилов открыл несколько детских садов. В этом начал работу минувшей осенью: садики растут в Новой Москве, как грибы.

— Это интересно и ответственно, — рассказывает Дима. — Сейчас же у детей все иначе. У нас в детстве было очень много свободы, помните? Мы же гуляли на улице часами, где только ни лазили, куда-то даже ездили на автобусах. А сейчас кто малыша одного отпустит невесть где шататься? Или на транспорте куда-то одного?..

— Безопасность — это история, а гиперопека, которой страдают многие родители, — другая, — входит в педагогический раж Дмитрий. — Ребенок должен приобретать свой личный опыт, набивать свои шишки.

От всего защитить невозможно. И кому-то может и не понравиться то, что я скажу, но нужны свои ссадины на коленках, понимаете? Или вот говорят иногда — дети стали жестоки. Точнее, бывают жестокими чаще, чем раньше. Мне кажется, это все оттуда же. Если ребенок не знает и не понимает, что такое больно, то как он поймет, что нельзя делать больно другим? Это ведь тоже все опыт. Но во главе всего стоит безопасность ребенка, конечно же.

— Конечно. А то сейчас подумают, что мы за драку ратуем… Или вы считаете, что мальчишки должны быть драчунами? — Ну нет, конечно же. Но при этом мальчик должен уметь постоять за себя! — А девочки? Участвовать в конкурсах красоты? Дима изумленно округляет глаза: — Что, такие проводят? Для детей? Уфф. Ну, не знаю… Красота… Как ее оцениватьто? Особенно у детей, это же субъективное понятие. А девочки… Вот, нашел: должны быть хозяюшками.

Услышав это, только что не подпрыгиваю: столько раз пыталась найти ответ на этот вопрос, но это слово в голову не пришло.

— Помогать маме и все такое? — В широком смысле слова.

Ведь если девочка гвозди научится забивать, это ее плохой не сделает, — смеется Дмитрий. — Что же касается мальчика, то он просто обязан уметь гвоздь забить! И возвращаемся к уже сказанному: наш страх, что ребенок ударит себя молотком по пальцу, то есть наша гиперопека приводит к тому, что никакого молотка ему и в руки не дают. Но ведь это неправильно. И насколько — сами убеждаемся, но уже позже, чем надо.

Удивительно, но факт: в институте Дмитрий уже не изучал популярную когда-то теорию воспитания доктора Бенджамина Спока. И слава богу. На сплошном потакании детским интересам выросло то еще поколение.

Бедняга Спок потом раскаивался в содеянном — его исповедь-покаяние страшно читать. Зато в других теориях воспитания Вавилов ориентируется отлично. Макаренко, честно признается, как-то не понимает. Многое нравится у Выготского: — Уже не раз убеждался, что когда младшие дети тянутся за старшими, копируя чтото из их поведения, то все «умелки» развиваются быстрее. Мне Сухомлинский нравится. Просто потому, что он очень любил детей! — Детям нужна любовь. Но при этом важно расставлять какие-то рамки. И делать это нужно четко и достаточно строго, но только не грубо, — рассказывает Дмитрий.

— Вы про «нельзя»? То есть это слово ребенок знать должен? — Обязан знать.

Как пополз, то есть когда начинаются некие самостоятельные передвижения и поступки, так его с этим словом и надо познакомить. Моему сыну год. Он, например, со страшной силой стремился попасть на коврик у входной двери. И очень быстро усвоил твердо сказанное «нет».

Нелегкое это дело — косички заплетать! / Фото: Виктор Хабаров, «Вечерняя Москва»

Ребенку надо объяснять правила жизни, устанавливать рамки, местоположение которых будет со временем меняться. И в этом смысле важны последовательность и четкость. Дети отлично усваивают эти правила. Есть и еще одна важная штука. Ребенка не надо лишать свободы выбора.

— А как быть, если нельзя, но очень хочется? — Понимаю. Быть последовательным трудно. Говоришь — нельзя, не разрешая чего-то, а на тебя смотрят такими глазами, что... Но все можно исправить, начав диалог. Без диалога и разговора вообще ничего не может получиться.

— Ну да, но у нас популярнее монолог: «Я сказала!» Не или вообще откровенный вызов миру: «Я же мать!» Сейчас это вообще пишется как термин: «яжемать» — в одно слово.

— Огромная проблема… Эти вещи с родителями нужно проговаривать. Например, вечная проблема: это «купи» и крик, если покупки нет. Эта проблема была всегда, я что ли не требовал себе в детстве какую-то куртку красную, а штаны — зеленые, или наоборот. Дело не в том, что именно требуют купить, а в том, что требуют удовлетворить желание, как некий закон. Тут нужны родительским ум и последовательность — для того, чтобы потом не случались истерики и безобразные сцены в торговых центрах.

Ведь можно купить или не купить, а можно попробовать разобраться, чего же хотят их дети, требуя этой покупки. Взрослому необходимо принять решение: «Хочу я это покупать сегодня и сейчас, потом или никогда вообще» и твердо этого решения придерживаться.

И вести диалог: да, это хорошая вещь, но есть и другие — не менее хорошие, и я не знаю, именно это тебе нужно или что-то другое; я пока не решил, покупать тебе это или нет; дай мне подумать, покупать или нет, и так далее. Можно поставить вопрос и по-другому: я — куплю, а что ты за это сделаешь? — А как вам засилье гаджетов, которые попадают в руки малышам чуть ли не с года? Вы согласны с тем, что это беда? — Ну что толку говорить — беда, не беда… Это — так.

И ты уже просто никуда от этого не денемся, это реальность. Дети смотрят в окно, видят там что-то и двигают пальчиками по стеклу, пытаясь увеличить изображение, как это делают взрослые на телефонах. Это беда или нет? Данность. Происходит, уже произошла, киберсоциализация детей, это примета нашего времени...

И видно, что-то иное молодой воспитатель считает главной проблемой -— куда более важной, чем гаджеты в детских пальчиках.

— Главная беда — в том, что нечто тревожное происходит с институтом семьи, он разрушается… Семьи разрушаются, неполных семей много. Это очень плохо. Но вы знаете, сегодня даже в полных семьях детям катастрофически не хватает общения с родителями, особенно с папами.

Формальные признаки контакта есть, но вопросы «елпил, в школе был?» — это не общение. И запихиванием ребенка в десяток кружков тоже родительская педагогика не должна исчерпываться. Надо знать и интересоваться тем, что в душе у ребенка происходит, чем он печалится, чему радуется. В этом смысле с учетом явной нехватки мужского воспитания, — улыбается Дмитрий, — воспитательмужчина — это хорошо. Хотя у меня были воспитатели-женщины. Разницы как таковой нет, ведь педагог, как известно, это не гендерная принадлежность, а призвание...

— Но когда родители видят вас первый раз… — Глаза делают квадратные и спрашивают: «А вы кто?» — Зато потом просятся к Дмитрию Андреевичу в группу, — снова подключается к разговору Андрей Сергеевич. Он сам как педагог дошкольного образования с этой темой сталкивался не раз…

Говорить с Дмитрием Вавиловым можно было бы до бесконечности. Говорить и с печалью отмечать свои собственные «педагогические» упущения.

— А к крику на детей как вы относитесь? — вспоминаю сцену, которую наблюдала недавно, как мама кричит страшно на крошечное существо не старше двух лет, извозившееся в луже.

Впрочем, тут же напоминает о себе и другая сцена: мальчик лет пяти лупит маму что есть силы, а она стоит — безответная тень, совершенно не понимающая, как себя вести — не отвесить ли «леща» или продолжать терпеть — пока маленький монстр не выкричится.

— Бесполезно кричать на них, ничего это не дает, — уверяет Дмитрий. — В худшем случае зажмется ребенок, и все. Детей только разговорами и обсуждением можно «брать». Надо вставать на позицию ребенка, причем в прямом смысле — опускаясь к нему так, чтобы был контакт «глаза в глаза», и учиться понимать его.

— А как вы думаете, это правда, что воспитание играет формальный характер и мы уже рождаемся такими, какими в результате вырастаем? — Ну, знаете… Непростой вопрос-то! Мне кажется, что характер и правда заложен в малыше уже при рождении. В конце концов, они все себя и ведут по-разному, с одними — сложнее в детстве, с другими — проще.

Но все-таки новорожденный — это неограненный алмаз. Родители растят его, работая над разными его гранями. Это очень важно.

— Ну а воспитатель? — Воспитатель принимает этот уже ограненный алмаз и шлифует до блеска. По крайней мере, такова его главная задача.

Важность полученных психологических знаний и подготовки Дмитрий Андреевич ощущал уже не раз. Но очень важен опыт — свой, приобретенный и опыт коллег.

— Мы много общаемся, делимся этим опытом, и для меня участие в конкурсе на воспитателя года это и желание показать достойно наше учебное заведение, поддержав таким образом его руководство, и, конечно, возможность погрузиться в общение с самыми яркими, самыми сильными педагогами и набраться у них опыта. Ну и еще раз доказать, конечно, что это миф — о том, что воспитатель дошкольной группы — не мужская профессия.

В обычной жизни он любит драйв, увлекается автоспортом, уважает рок. Ценит семью и каждую минуту, проведенную с сыном. Вспоминая непростого по характеру племянника, головную боль семьи, спрашиваю с тоской: — А когда воспитывать — поздно? Ответ вселяет надежду.

— Никогда. Все исправляется, только если есть желание исправить!