Как большевики брали власть в Москве

Первые годы своего правления большевики терминов не стеснялись: и в газетах и «воспоминаниях» именовали октябрьские события «переворотом». Это через несколько лет Октябрь начал писаться с большой буквы и именоваться «великой социалистической революцией»… А как все происходило в Москве? 19 октября (все даты – по старому стилю) состоялось соединенное собрание городского совета рабочих и солдатских депутатов. И вопрос об экономической борьбе рабочих за свои права перерос в вопрос о захвате власти. Мнение наиболее радикальной части совета выразил Николай Бухарин, который от имени большевиков заявил, что «наглость промышленников перешла все границы… они сами делают вызов рабочим на бой… терпение масс истощилось…» Этот набор трескучих фраз оказывал магическое действие на полуграмотную толпу, жаждавшую поделить буржуйское добро. А 25 октября, когда среди населения пошли неясные слухи о событиях в Петрограде, в Москве состоялись заседания «штабов» двух противоборствующих сил. На заседании Думы городской голова Виктор Руднев сообщил о событиях в столице, после чего собравшиеся приняли резолюцию о поддержке Временного правительства. А также решили организовать Комитет общественного спасения (КОС) во главе с Рудневым. В него вошли представители городского самоуправления, крестьянского съезда, солдатского совета, почтово-телеграфного союза, земской управы, железнодорожного союза (Викжель) и командующий войсками – полковник Рябцев. Заседание же Совета депутатов закончилось избранием Военно-революционного комитета (ВРК) из 7 человек. «Кто эти люди – Бог их ведает, но они берут на себя в Москве высшую власть», – записал в своем дневнике один из очевидцев событий. 26 октября на улицах появились воинские отряды, направлявшиеся к Скобелевской площади. Здесь, в генерал-губернаторском доме, заседал ВРК, а напротив, в подвалах гостиницы «Дрезден», также занятой большевиками, была устроена тюрьма для «военнопленных». Настроение было тревожное, но активных действий ни одна сторона пока не предпринимала… 27 октября противники предъявили друг другу ультиматумы и также дружно их отвергли. После этого вопрос о власти мог быть решен только силой. Около 11 часов вечера началась перестрелка между юнкерами и солдатами. В ту же ночь была слышна стрельба на Цветном бульваре: кто-то обстрелял зрителей, выходивших из цирка Саламонского. А утром 28 октября начались настоящие военные действия. Отряды юнкеров захватили Кремль, затем почтамт, телеграф и телефонную станцию, выбив оттуда солдат. Советские войска обосновались на Скобелевской площади, Тверской и в переулках, ведущих к Б. Никитской. Боевыми действиями руководили два штаба – ВРК из губернаторского дома и КОС из Александровского училища на Арбате. Вокруг последнего, кроме юнкеров и курсантов школ прапорщиков, группировались дружины из студентов, солдат и офицеров. Но перевес был на стороне Советов. Только одна Красная гвардия вдвое превосходила общие силы КОС. Правда, это была необученная, хотя и вооруженная толпа, основу которой составляли «молодые, плохо одетые люди из тех, которые в былые годы жались к Хитрову рынку и составляли собой так называемую «золотую роту». У них через плечо висели на веревочках винтовки. У некоторых был просто глупый и даже идиотский вид», – вспоминал современник. Главной же силой Советов были солдаты московского гарнизона. На рабочих окраинах строили баррикады, рыли окопы. А 29 октября началась настоящая пушечная канонада: стреляли со Страстной, Кудринской площадей, от Малого театра, стреляли в Лефортове, с Ходынки и Воробьевых гор… А потом начались переговоры, закончившиеся, впрочем, впустую. Большевики просто использовали объявленное перемирие для перегруппировки артиллерии и перебросили подкрепления в некоторые районы. 30 октября вновь вспыхнула ожесточенная уличная перестрелка, особенно на Тверском бульваре и у Никитских ворот. Переговоры и на этот раз закончились полным разрывом – никто не захотел уступать. Революция расколола многие семьи: «…среди офицеров-добровольцев – Федя и Андрюша Арманды, первый искупает (вину) мамаши-большевички…» 31 октября бои продолжались: большевики обратились за помощью в города, где власть уже была захвачена Советами. Серпухов, Подольск, Мытищи, Клин и множество других городов губернии прислали подкрепление, насчитывающее свыше 5 тысяч человек. КОС укрылся в Кремле, который большевики обстреливали из орудий: «Что там ихний Кремль, жись-то наша, чай, дороже…» Обстрел продолжался и на следующий день. Артиллерия красных бомбардировала Арбатскую площадь, Пречистинку, Поварскую... Сгорел дом Гагарина на углу Б. Никитской улицы и Тверского бульвара. А потом возобновились переговоры о прекращении братоубийственной бойни и 2 ноября в 17 часов договор был подписан. Тем не менее стрельба в некоторых районах продолжалась до утра. Нередко «встречались безумно мчавшиеся автомобили с безумными людьми, злобно поглядывавшими на каждого проходящего и готовыми беспрестанно стрелять в не понравившиеся им морды. Попадались кучки «красногвардейцев». Тому, кто имел смелость спрашиватьих, куда они торопятся, они важно отвечали: «на позиции». На какие позиции? На фронте ведь… перемирие…»Лишь утром 3 ноября в городе установилось относительное спокойствие. Даже доморощенный «буревестник» революции (М. Горький) ужаснулся содеянному. В своей газете он писал: «В некоторых домах вблизи Кремля стены домов пробиты снарядами, и, вероятно, в этих домах погибли десятки ни в чем не повинных людей. Снаряды летали так же бессмысленно, как бессмысленен был весь этот шестидневный процесс кровавой бойни и разгрома Москвы. В сущности своей московская бойня была кошмарным кровавым избиением младенцев. С одной стороны юноши-красногвардейцы, не умеющие держать ружье в руках, и солдаты, почти не отдающие себе отчета, кого ради они идут на смерть, чего ради убивают. С другой – ничтожная количеством кучка юнкеров, мужественно исполнивших свой «долг», как это было внушено им…»