Свой-чужой
Рекламная кампания, восторженные отклики рецензентов, премии, объявление данного произведения бестселлером и «лидером продаж» во всех книжных магазинах страны способствуют превращению сконструированной реальности в некую внедряемую в сознание читателя матрицу, куда затем легко закачиваются идеи и смыслы, выходящие за рамки литературы.
Это, во-многом определяющее сегодняшнюю культурную политику, явление одновременно существует и не существует. Не существует по причине отсутствия термина, объясняющего его природу. В годы Великой французской революции в стране массово уничтожались культурные и религиозные артефакты. Тогдашние лидеры Франции, хоть и были пламенными революционерами, все же понимали значение искусства в жизни общества. Они не знали, как остановить разрушителей, пока один аббат (тоже, кстати, революционер) не назвал погромы храмов и дворцов, уничтожение картин и скульптур «вандализмом» по имени германского племени, некогда захватившего Рим. Был немедленно принят суровый закон против вандализма, и погромы прекратились. Сегодня никому не надо объяснять, что означает слово «вандал».
Советская власть учла ошибки своих европейских предшественников. Она придумывала и вколачивала в массовое сознание термины на все, даже не существующие, случаи жизни. Обществоведение социалистической эпохи — непроходимый лес из марксистско-ленинско-сталинских определений, объясняющих все и вся, но не дающих понимания истинной сути происходивших событий. Скорее, наоборот. Нельзя сказать, что сбросившее «накладные усы и бороды основоположников», как писал Солженицын, обществоведение новой России целиком и полностью отказалось от этого метода.
К примеру, в годы сталинских репрессий (а это не только истребление «ленинской гвардии» в конце тридцатых, но, прежде всего, коллективизация и ликвидация целых социальных слоев бывшей России — священников, дворян, купечества, научной элиты и так далее) даже по данным спорной современной статистики, больше всего погибло представителей русского народа. Но если уничтожение евреев нацистами в годы Второй мировой войны получило многозначный и никем не оспариваемый термин «холокост», а голод тридцатых годов на Украине обрел научное название «голодомор», геноцид русского населения во времена советской власти своего определения до сих пор не получил. Более того, искусственный контекст и сконструированная реальность в «премиальной» литературе и общественно-политическом «дискурсе» делают именно русский этнос (уже не по умолчанию, а на уровне подсознания самих представителей этого этноса) ответственным за все трагедии коммунистического периода.
В современном цифровом, информационном, фейсбучном, сетевом и прочем обществе очень трудно (особенно молодым, рожденным после СССР людям) сохранить интеллектуальную независимость, выработать собственные принципы понимания происходящего. Как это сделать, если отсутствуют научные и социологические дефиниции, объясняющие происходящие в мире и стране процессы? Какая социальная группа (раньше употребляли слово «класс») является сегодня, говоря марксистским языком, «гегемоном», определяющим исторический и прочий прогресс? Маркс в позапрошлом веке объявил таковым пролетариат, но он исчез вместе с индустриальным экономическим укладом.
В конце прошлого века гарантом стабильности и социального гуманизма считался «средний класс». Сегодня под напором мигрантов, политики толерантности и мультикультурализма, цифровой технической революции и смены приоритетов человеческой цивилизации (вместо космоса — смартфоны, вместо социальной гармонии и справедливости — «новый капитализм», когда один процент населения планеты владеет девяноста семью процентами ее активов) на первый план в качестве наиболее активного и все настойчивее диктующего свою волю сословия выдвигаются различные меньшинства, начиная от сексуальных и заканчивая любыми другими, включая самые экзотические.
У этого (опять нет термина!) объединенного сообщества имеются свои идеологи, свои представители в правительствах и международных организациях. Законодательства многих стран перелицовываются под неясные, зачастую противоречащие человеческой природе, требования нового креативного класса. Это особенно заметно в культуре, литературе, архитектуре, изобразительном искусстве, не говоря о музыке и шоу-бизнесе. Идеологическую платформу нового «гегемона» можно определить, как противостояние сложившимся в том или ином обществе культурным, национальным, бытовым, религиозным, научным, образовательным и прочим традициям.
Плюс наказание большинства за многовековые гонения. Именно этим целям служит внедрение через продвигаемую издательствами-монополистами премиальную литературу в умы молодых читателей искусственного культурного контекста, а через другие социальные механизмы — уже в повседневную жизнь общества — сконструированной и, как правило, враждебной человеку реальности, типа платной медицины, очередных образовательных стандартов, пенсионных новаций, безальтернативного (все навсегда останется как сейчас) будущего. Вот почему обращение к традициям, простым и понятным человеческим представлениям о добре и зле становится одним из способов сохранения природной идентичности, здорового взгляд на мир, опознавательным сигналом «свой-чужой» в понимании жизни и отношениях с другими людьми.
Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции