11 марта 1985 года к власти в СССР пришёл Михаил Горбачёв

ВРЕМЯ, как учил классик, вещь удивительно длинная: были времена – прошли партийные. Ровно четверть века утекло с того исторического момента, как после череды смертей вождей и бесконечных кремлевских похорон к кормилу власти пришел юный по тем эпохальным меркам руководитель, встреченный прежде всего прекраснодушной интеллигенцией с искренним восхищением. Она, интеллигенция, знала, что за год до описываемых событий Горбачев побывал в Лондоне, в гостях у самой Маргарет Тэтчер, которая не замедлила поделиться со всем остальным цивилизованным миром личными наблюдениями: с этим парнем можно иметь дело. А «железная леди» была у думающей части советского общества в большом авторитете!А потому бойко говорящему без шпаргалок генсеку простили и его провинциальный говорок, и тот прискорбный факт, что именно он отвечал за продовольственную программу, к тому историческому моменту фактически в бозе почившую. Не интересовал никого и таинственный путь Михаила Сергеевича в высшее в стране кресло, поскольку все ответственные лица выглядели партийным богом данными. А зря...[b]Минеральный секретарь[/b]Кличка, прилепившаяся к Горбачеву в момент анти- алкогольной кампании, удивительно точно отразила истоки его путешествия из Ставрополя в Москву. А тот счастливый билет в прямом смысле был оплачен курортным бюджетом Минеральных вод. Кремлевские небожители регулярно прибывали в его епархию промывать «кислыми водами» надорванные в неустанных трудах почки, печень и иные важные для стабильности страны и власти органы.Не случайно утверждают, что на рабочем столе в крайкомовском кабинете Горбачева лежала простыня с графиками не уборочной страды, а прибытия на курорты столичных бонз.Встречать прибывающих на перроне было священной и почетной обязанностью секретаря крайкома. А такие встречи, как и заботливые посещения вождей на отдыхе, давали повод для личных презентаций.Уже будучи генсеком, Горбачев жаловался помощникам, насколько трудно было постоянно принимать бонз, их ублажать да, еще и одаривать. Но игра стоила свеч.Особенно доверительные отношения у ставропольца сложились с главой КГБ Юрием Андроповым, с которым они-де даже позволяли себе обсуждать такой острый вопрос, как запредельный возраст многих членов политбюро.Сам Горбачев, делясь воспоминаниями, рассказывал, что он даже дерзнул поделиться с Андроповым политической метафорой – и у леса (в смысле старой партийной гвардии) должен быть подлесок – более молодые коллеги.А потому, когда на пленуме Андропова избрали генсеком, он вроде бы сказал Горбачеву: «Ну, подлесок, действуй». Но это было позже.А пока, покорив одних бонз благонравием, других – свежим взглядом на заплесневелые истины, Горбачев переезжает на Старую площадь в кабинет секретаря ЦК по сельскому хозяйству. Подъезд № 6, восьмой этаж. Кабинет небольшой, скромный и весь пропахший какой-то обивочной синтетикой.Должность расстрельная, а потому невостребованная в среде руководителей ленинского типа. К тому же политбюровская геронтократия – Черненко, Тихонов, Громыко – с подозрением относится к ставропольскому парвеню.Да что там говорить о старой гвардии. Даже человек-распределитель, управделами ЦК Павлов и тот, как утверждали, смотрит на командированного в верха с чувством превосходства. Горбачев потом ему все припомнит.Весьма характерно, что и Борис Ельцин, перебравшийся из своего Свердловска на Старую площадь, в ранних мемуарах не мог скрыть застарелой обиды: его, лидера промышленной области, пригласили только заведующим отделом ЦК, а какой-то там выходец из курортного края сразу скакнул в секретари. И обиду эту Ельцин, как видно, пронес через всю свою политическую и частную жизнь.Словом, в такой нездоровой атмосфере террариума единомышленников Горбачеву оставалось ждать и терпеть, надеясь на поддержку своего патрона Андропова.И это последнее обстоятельство стоило всего остального. Главное – Михаил Сергеевич пребывал в обойме идущего к вершине Юрия Андропова. И все еще оставаясь главой агропромышленного комплекса, по милости которого страна закупает столько зерна, что вздрагивает мировой рынок, Горбачев с подачи нового генсека начинает заниматься скорее общеэкономическими вопросами. Причем все чаще свои кадровые решения Ю. В. (как Андропова называли на Лубянке) обсуждает с молодым да ранним членом политбюро, который постепенно покидает минное поле сельского хозяйства.Вот почему резкое ухудшение здоровья Андропова, особенно когда он отправился в свой последний больничный путь, не могло не отразиться и на карьерном здоровье ставропольца.Академик Евгений Иванович Чазов, прекрасно в прямом и переносном смысле знавший всю подноготную кремлевских вождей, вспоминает, что вначале Андропов предпочел не посвящать своего более молодого протеже в свои мрачноватые перспективы и попросил ввести в курс его состояния только своего ближайшего друга маршала Устинова.Но прочувствовавший ситуацию Горбачев попросил положить его в Кремлевку на диспансеризацию. И понятно, получил возможность лично вдали от посторонних глаз и ушей переговорить с угасающим генсеком.Понимая всю непрочность своего положения, Горбачев предлагает Андропову, теряющему свою обычную работоспособность, ввести в члены политбюро Соломенцева и Воротникова, в кандидаты Чебрикова, а в секретари ЦК по кадровым вопросам Лигачева.Таким образом, баланс влияния в рамках советского ареопага должен был измениться.Горбачев понимал, что в постандроповскую эпоху ему предстоит, как выражаются французы, пересекать пустыню, а потому он спешил расшить ряды своих союзников, чтобы не оказаться в полной изоляции. Той самой изоляции, выходом из которой был отъезд послом, скажем, в Венгрию, а то и в Монголию.Но политбюровские прозелиты еще явно не были решающей силой. А потому, несмотря на часто выражаемую Андроповым в частных беседах волю передать кормило высшей власти Горбачеву, кремлевские старцы узкой группой решили все по-своему.[b]Искусство номенклатурной рассадки[/b]Как рассказывал Евгений Чазов, буквально накануне принятия решения о преемнике Дмитрий Устинов, заехавший в Кремлевку на консультацию, рассказал, что узкий круг хранителей догм – он сам, Громыко, Тихонов, Черненко – решили выдвинуть в генсеки Константина Устиновича, который вскоре без посторонней помощи даже галстук себе поправить не сможет.Устинов, который лучше, чем кто-либо, был посвящен в планы Ю. В., обосновал свою позицию тем обстоятельством, что в генсеки рвался Громыко, а такой вольт-фас был ни для кого не желателен. Словом, выбрали меньшее зло.Вопрос о Горбачеве не поднимался ни старыми, ни вновь пришедшими в политбюро. Все его надежды на новую коалицию оказались тщетными.Правда, есть и другая версия. Один из генсековских помощников, Аркадий Вольский, утверждал, как собственными ушами слышал: выйдя из стен закрытого заседания, Устинов сказал одному из своих коллег, что, мол, Костя будет попокладистее, чем этот. Имелся в виду, по мнению помощника, естественно, Горбачев. Правда, отношения Вольского и Горбачева были, мягко говоря, напряженными, а потому услышал он то, что, видимо, хотел услышать.Между тем, будучи человеком порядочным, Устинов Горбачева не бросил на растерзание тех, кто не забыл его «незаслуженного» возвышения при Ю. В. Если верить помощнику – гекачеписту Владимиру Болдину, то глава советского ВПК Горбачева успокоил: «С Костей я договорился, будешь вести заседания секретариата».Фактически это могло означать, что Михаил Сергеевич становится вторым человеком в партийном аппарате. Но скоро партийная сказка сказывается. Черненко вроде бы поделился с коллегами новыми аппаратными раскладами, но официального решения принято не было. И обиженный Горбачев не смог занять за столом заседаний почетного места по правую руку от генсека. Глаза в глаза со своим главным политбюровским недоброжелателем премьером Тихоновым.А при аппаратных играх рассадка – вопрос первостепенный. Помните вошедшую в анналы реплику Ельцина: «не так сели!»? То-то! Оттого Горбачев страдал, просиживая второстепенный стул, и жаловался на Черненко. Но Дмитрий Устинов опять пришел на выручку «чужому среди своих», напомнив, что пора Горбачеву приступить к своему председательствованию на заседаниях секретариата.На этот раз возражать было уже слишком некорректно, иначе могло возникнуть подозрение в зловещем расколе в среде безусловных единомышленников. И Горбачев с легким сердцем поменял стул.Но полного счастья все равно не было. Все вопросы для обсуждения секретарями, включая и кадровые, готовили в аппарате Черненко. А потому Горбачеву опять оставалось только терпеть, копить обиды и ждать. Черненко явно не выглядел долгожителем.Позже Горбачев получит покаянное письмо от уже экс-премьера Тихонова, в котором старый человек каялся в своих неверных взглядах на личность будущего первого советского президента. Ну, подвело старого аппаратного волка классовое чутье! Бывает проруха.[b]Железные зубы[/b]Болезнь Константина Черненко принимала необратимый характер. А это объективно с каждым днем усиливало позиции Горбачева в его претензиях на высшую власть.Однако темные аппаратные силы делали все, чтобы помешать ему формализоваться в качестве естественного преемника. Гадили ему, казалось бы, мелко. Но, видимо, метко.То затормозят его переезд в сусловский кабинет, где традиционно квартировали секретари по идеологии. Предлог был надуманный: мол, Черненко еще не забрал оттуда свои личные вещи, а сейчас ему явно недосуг сделать это. Горбачев бесился, но ничего поделать не мог. А то в ходе так называемой предвыборной кампании, когда партийные бонзы разъезжали по стране с парадными речами, которые публиковались центральными газетами, горбачевскому выступлению в «Правде» отвели такое же место, как и «рядовым» членам политбюро. Обидно, однако.А тут еще Виктор Гришин, московский лидер, стал режиссером мизансцены с голосованием умирающего Черненко в больничной палате. И кто хотел, тот увидел в такой постановке некое косвенное доказательство того, что уходящий генсек как бы благословляет на царство своего столичного преемника.Словом, ситуация была напряженной, и все ждали вестей от академика Чазова, который за несколько дней предупредил Горбачева, что развязка близится. И 10 марта в 19 часов 20 минут третьего подряд генсека не стало.А дальше ситуация разворачивается так, что ее по большому счету ни пером описать, ни гонораром оплатить. Есть известный фильм о заговоре по свержению Хрущева, думаю, что блокбастер об избрании Горбачева смотрелся бы как минимум не хуже.Итак... Вечером того же дня в Кремль съехались коллеги по политбюро. Неожиданно для многих деятелей, собравшихся под вечер в так называемой Ореховой комнате, именно Виктор Гришин предлагает избрать в генсеки Горбачева. Но предложение как бы повисает в воздухе. Создалось впечатление, что лидер МГК КПСС просто спешит отмыться от своих претензий на власть. Впрочем, ему это уже не поможет.Разговор продолжается в зале для заседаний политбюро. Но напряженные кремлевские полубоги не могут даже принять решения о назначении главы похоронной комиссии. Чувствуя внутреннее напряжение, Горбачев мудро переносит решение всех назревших вопросов на утро.Пленум должен пройти ближе к вечеру. Времени для решающих торгов достаточно.Смерти Устинова и Черненко, конечно, разрушили прежнее геронтократическое большинство. Но для победы необходимо все-таки привлечь на свою сторону кого-то из хорошо известных и уважаемых в стране ветеранов. Кандидатура прорыва намечена Горбачевым заранее. В разговоре с Евгением Чазовым он признал, что есть возможность договориться с Громыко.По Болдину выходит, что в ночь перед пленумом к Громыко действительно был послан тайный гонец. Ветерану дипломатической службы напрямую предложили в обмен на поддержку Горбачева пост председателя Президиума Верховного Совета СССР. И после томительной паузы был получен ответ в стиле дельфийского оракула: Андрею Андреевичу было бы интересно заняться международными проблемами на ином уровне.Ух, свершилось. Власть не берут в белых перчатках. Но, понятное дело, все делается ради нашего народа-богоносца.Назавтра Лигачев, Чебриков, Рыжков ведут обработку прибывающих провинциальных деятелей и секретарей союзных республик. Некоторые, как, например, застрявший в Америке украинский первый секретарь Щербицкий, предпочли выждать и не выказывать раньше времени своих предпочтений. Но все ясно понимают: общественное мнение даже в Советском Союзе больше не примет на посту первого человека в государстве очередного старца с историей болезни в Кремлевке объемом с Марксов «Капитал».Как и было договорено в ходе ночных бдений, слово на открывшемся в 15.00 заседании политбюро берет Громыко, упоминающий в числе многих открывшихся ему достоинств Горбачева и железные зубы. Не в смысле зубного протеза, но твердости и решимости. Никто уже не смеет протестовать. Даже премьер Тихонов, который, как мы знаем, слишком поздно раскаялся в своей антиобщественной оппозиции.А еще двумя часами позже на пленуме на нового генсека, который еще накануне был встречен угрюмым молчанием, нескончаемым потоком льется елей. Вдруг разом коллективно прозревшие находят у Михаила Сергеевича такие ценные качества, как острый и глубокий ум, умение находить решения, отвечающие линии партии, талант быстро схватывать суть проблем и находить главные звенья. И даже «главным подчинять второстепенное». Желающие могут проверить поток подобных комплиментов по стенограмме. Но главную партию спел опять-таки Громыко: «Я сам часто поражался умению Михаила Сергеевича быстро и точно схватывать суть дела, делать правильные партийные выводы». Аплодисменты были ему ответом. Началась новая эпоха. Конец которой нам уже хорошо известен.[i]Фото ИТАР-ТАСС[/i]