Гномы, чай и колумбарий

[b]Это «Прогулки по московским колумбариям» Александра Забрина, «Австрийская история» двух Георгиев – Литичевского и Острецова и «Время чая» Терхи Хейно. Все авторы такие разные, что удивительно, как они вообще оказались под одной крышей. Но экспозиционного пространства в ММСИ в Ермолаевском переулке много. И если бы оно простаивало просто так, было бы обидно. Не на каждый же сезон найдутся гиганты вроде Инфанте или Пивоварова, способные заполнить собой сразу четыре выставочных этажа.Впечатления от Донского и Новодевичьего[/b]Посещение кладбищ – не самое приятное времяпровождение. Но навещать могилы родственников или друзей так или иначе приходится каждому. При этом лишь особо впечатлительные посетители в местах захоронений ускоряют шаг и стараются не смотреть по сторонам. А большинство все-таки разглядывает памятники с интересом – их надписи и фотографии зачастую интригуют.Это ощутил и джазовый хроникер позднесоветской эпохи Александр Забрин. Более того, прогуливаясь по двум старейшим столичным кладбищам – Новодевичьему и Донскому – он решил запечатлеть понравившиеся монументы – просто так, для себя.На многих из них его привлекали интересные снимки. Например, командир партизанского отряда на лошади. Или лица интеллигенции прошедших времен.С 1990 года Забрин совершил около десятка «кладбищенских» прогулок с фотоаппаратом. И с документальной точностью воспроизвел заинтересовавшие его ниши, в основном датированные 1930 – 1945 годами. Этот период был выбран, так как, по словам фотографа, с 50-х годов все монументы стали делать однотипными.Забрин отснял 36 пленок по 30 кадров. Но на нынешней выставке «Прогулки по московским колумбариям» только 140 фото. То, что здесь могут случайно оказаться родственники кого-то из тех, чьи места упокоения сфотографированы, автора не смущает – ничего предосудительного в своих работах он не видит. И даже считает, что экспозиция может оказаться полезной для работников кладбищ – которые, по его словам, «после нее подумают, жертвовать ли старыми нишами ради новых захоронений».В общем-то, ценность этих снимков скорее архивная, чем художественная. Но они хорошо скомпонованы, и это делает экспозицию любопытной. Например, группа фото выявляет сейчас уже кажущийся диковатым обычай в 30–40-х годах обозначать на монументе социальный статус покойного: пионер, ударник-студент, член общества старых большевиков и политкаторжан, секретарь парткома.Ну и, конечно, отдельная песня – надписи-посвящения родных – зачастую одновременно и трогательные, и курьезные. Например: «Друг Боря, ты ушел навсегда, но светлый ум твой в сердце моем. Нюша».[b]Свободу цвергам![/b]Стеб – любимая манера многих современных художников. И Литичевский с Острецовым здесь не исключение. Именно в этой манере ими сделаны три представленных на выставке фильма: «Австрийская история», «Урок рисования» и «The making of». Здесь экспонируются также задействованные при их создании инсталляции, реквизит и костюмы.Все фильмы сняты в Австрии, а именно в городе Граце. Когдато туда поехал Илья Кабаков, а потом, в конце 80-х, там пышным цветом расцвел русский арт-туризм.Одна из трех лент на выставке – документация двух остальных. Другая – «Австрийская история» – сделана Георгием Острецовым в жанре «политической драмы». С этой темой художник работает уже давно. В рамках придуманной им мифологии (главное действующее лицо которой – «Новое правительство» – люди в масках) он размышляет о власти – разумеется, в игровой, сказочной форме. Тут вам и ложь, и намек.В фильме оппоненты «Нового правительства» – гномы, которых Острецов по-австрийски величает «цвергами». И, конечно, Белоснежка, она здесь – «лидер левого крыла демократической партии». Картина уморительная, хотя и чуть затянутая. Зато в тексте встречаются настоящие перлы, вроде «Демократические средства не действуют. Придется прибегнуть к магии».В «Австрийской истории» цверги в фирменных латексных масках работы Острецова митингуют на площади Граца. Литичевский в своем «Уроке рисования» уединяется на ферме.До сих пор в пламенной любви к животным на русской арт-сцене больше всех выделялся Кулик. Но и Литичевский, как видно, решил не отставать. Припомнив французскую поговорку «глуп, как художник» и немецкую идиому «глупая корова», он сделал вывод о сходстве их героев. И решил попытаться научить коров рисовать.Но животные на провокацию не поддались и разбежались от горе-профессора в смешной маске. Впрочем, сочиненный художником «Коровий вальс», звучащий в фильме, чудо как хорош.[b]Башмачки из капустных листьев[/b]Финская художница Терхи Хейно молода, ей еще нет и сорока. Ее творчество – сюрреалистические скульптуры и объекты из материалов органического происхождения и отходов.Экологическая тематика сейчас в моде. И нередко под этой вывеской в искусство проталкивают ширпотреб. Но к Терхи Хейно это не относится. Потому что ее работы потрясающе красивы. И юбочки с сумками из чайных пакетиков, и маска из рыбьих плавников.Когда-то казалось, что только наши художники действуют по принципу «голь на выдумки хитра». Оказывается – это не так. И вообще с развитым чувством прекрасного можно творить адекватные ему миры из любого материала. (Впрочем, это вовсе не означает, что художников не надо финансировать, предоставляя им возможность работать исключительно с содержанием мусорной корзины.) Конечно, чтобы из отходов создать шедевр, нужен не только талант, но и ангельское терпение.Одна из работ Терхи Хейно названа «740 часов». Именно столько времени ушло на ее изготовление. Ведь надо было по 5 минут заваривать несколько тысяч пакетиков чая! Но труд был не напрасен – красивый цвет и узор созданий финской художницы из этого материала завораживают.Многие вещи Терхи Хейно – дань памяти или определенному периоду в ее жизни, или ее родным. Например, сумка для снасти из листьев кувшинки – воспоминание о реальном прототипе этого предмета, который дедушка художницы всегда брал с собой на рыбалку.А туфли из капустных листьев с резиновой подошвой сделаны по образцу дешевой китайской обуви – такую автор и ее сверстницы носили в 70-х годах.Есть здесь и более абстрактные вещи. Например, венок из чайных пакетиков. В аннотации к этой работе художница объясняет, почему к центру объект становится светлее: «Цвет угасает, как стираются из нашей памяти скорбь, чувство горьких утрат, печальные образы прошлого».