Владимир Богомолов: писать правду и жить не по лжи

Если «Иван» — это реквием по сгоревшим в огне войны поколениям, а «Зося» — элегия о пробуждающихся в вырвавшихся на короткий срок из фронтового ада солдатах романтических чувствах, которыми они в силу неопытности (со школьной скамьи — на передовую) не знают, как распорядиться, то «Момент истины» — это гимн интеллекту, остроте ума, аналитическому таланту, мужеству и глубочайшему профессионализму контрразведчиков-смершевцев. Но, помимо перечисленного, это еще и высший момент истины, развернутый план действий государственной машины, решающей с помощью Таманцева, Алехина, Егорова и прочих вовлеченных в операцию лиц неразрешимую, на первый взгляд, проблему обнаружения иголки (уникально подготовленной вражеской разведгруппы) в стоге сена — огромной территории на подступах к Восточной Пруссии.

Автор как бы растворяется не только в своих героях, но и в жестоко-эффективной государственной машине, не противопоставляя их, как многие представители «лейтенантской прозы», а спокойно констатируя их равнозначную нацеленность на общее (победа над врагом) дело.

27 мая отмечается Всероссийский день библиотек. / Фото: Антон Гердо, «Вечерняя Москва»

Этого-то как раз и не могли простить писателю либеральные критики и литературоведы, по-солженицынски заточенные на ненависть к СМЕРШу и всему связанному с кровавым НКВД. Отсюда и пошли разборки с биографией Богомолова, поиски нестыковок в архивных документах о его прошлом, сомнения в его профессиональной квалификации. Писателя даже подозревали в «социальном заказе» со стороны КГБ на создание агитки во славу СМЕРШа и (опосредованно) сталинско-бериевских методов руководства советской контрразведкой.

Но Богомолов был бронированным (метафора Солженицына) фронтовиком, прошедшим огонь, воду и медные трубы, отведавшим славы (он чуть было не стал Героем Советского Союза за форсирование Днепра, ему пришлось нырять с лодки в ледяную воду, чтобы поднять со дна сейф с секретными документами, поэтому первыми на другой берег высадились другие солдаты) и тюрьмы, ни в грош не ставившим награды, премии и прочие знаки отличия. В советском понимании он был опасным чудаком, отказывающимся от многих жизненных благ: принципиально не вступал в Союз писателей, конфликтовал вплоть до снятия своего имени из титров с кинорежиссерами, включая таких, как Андрей Тарковский, считал себя непубличным человеком, отказывался от переводов на иностранные языки, если в тексты пытались внести «корректирующие» в отношении описываемых событий правки, не признавал никаких над собой авторитетов, не следовал общепринятым правилам и никогда не наступал на горло собственной песне. Его жизненным кредо были, с одной стороны, солженицынский («не верь, не бойся, не проси»), а с другой — булгаковский («придут и сами все дадут») принципы. Хотя в следовании им Владимир Богомолов пошел дальше — он отказывался брать, когда давали.

Без этого писателя правда о великой войне была бы неполной. Его герои — Иван, Таманцев, Алехин, генерал Егоров и прочие — заняли достойное место в пантеоне литературы о Великой Отечественной войне, а сам Владимир Богомолов стал признанным классиком, доказавшим, что и в СССР можно было писать правду и жить не по лжи.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции