Пусть будет легче этот путь

– Вот – чайник, вон – кулер: наливай, включай! Бери чашки – вон там, на полке! У нас, знаешь, в обществе инвалидов самообслуживание… Надежда весело смеется, смягчая «административно-командные» нотки в голосе, а я ловлю себя на желании шутливо щелкнуть каблуками и гаркнуть, как перед строем: «Слушаюсь!» И отдать ей, Надежде Лобановой, честь. И это уже по самой-самой правде, без шуточек. [b] Люди и вопросы[/b] Рядом с полкой, где чайник, прислонены ее костыли. В комнате надрывается телефон, и Гена – помощник, вернее, специалист МГО ВОИ, то и дело снимает трубку. Звонят без конца, вопросов масса, большинство по социальному такси. В комнату заходит пожилая седая женщина – тот же вопрос: – Вы понимаете, вчера муж целый день пытался дозвониться, и никак; а нам нужно ехать в кардиоцентр, а дозвониться просто невозможно, а Интернета у нас нет; то есть есть, но не у нас. То есть... Женщина путается, сбивается, мы с Надеждой наперебой пытаемся усадить ее на стул, но она упорно продолжает стоять: ой, нет, не надо, я, когда волнуюсь, мне лучше стоя! – Ген, ты можешь помочь? А вы по какому телефону звонили? Женщина перебирает бумажки в руках, снова повторяет про кардиоцентр, про мужа, про то, что «целый день звонили». Надежда слушает терпеливо и внимательно, сочувственно кивает головой: ну да, тяжелые были дни, праздники майские, вызовов много, желающих вообще много, и со службой далеко не все так идеально, как хотели, как задумывалось, а там еще сейчас диспетчеры поменялись, в службе социального такси, и новое руководство, и, может быть, есть надежда, что дело все-таки наладится. И обещает помочь, посодействовать, потому что, конечно, в самом деле это просто безобразие… И говорит, чтобы заходила она к ним, эта женщина, – сюда, на улицу Бахрушина, в московское общество инвалидов. Ну, «если что» – чтобы обращалась. – Спасибо вам, спасибо, что поговорили так хорошо со мной, – тихо говорит посетительница. Лобанова пишет на бумажке адрес сайта – попробуйте таким путем! Женщина опять благодарит и уходит, а телефон по-прежнему надрывается, а чай в кружках давно остыл. Вот так у них, в обществе инвалидов: звонки и люди, люди и звонки – приходят и обращаются, просят и жалуются, плачут, а то и скандалят иной раз. Все же люди разные, бывает, что и хамы попадаются, увы. Но таких все же меньше. И для каждого надо найти время, найти слова, найти силы души, чтобы вновь и вновь – жалобы, вопросы, просьбы… Она находит. Про нее, Надежду Валентиновну Лобанову, заместителя председателя МГО ВОИ, писали много, часто, по-разному. Писали и мы – в прошлогодних наших выпусках, если кто следит. Были публикации про ее отчаянную и непримиримую борьбу с бракоделами и халтурщиками, про ее победы на фронте безбарьерки, где она сегодня один из главных, признанных, непререкаемых авторитетов: если Лобанова говорит, что этот пандус, или этот подъемник, или эта тактильная дорожка сделана неправильно, – значит, точка, последнее слово за ней. И еще виделись мы с ней недавно, перед 8 Марта в реабилитационном центре на Олимпийском проспекте, когда всех наших милых, любимых, дорогих женщин-общественниц инвалидных организаций поздравлял руководитель Департамента социальной защиты населения Владимир Петросян… И еще была встреча-разговор, довольно-таки нервная – как и вся наша жизнь. Про тротуарную плитку, которой предполагается вымостить наш центр вместо асфальтового покрытия. Решение принято, как говорится, окончательно и бесповоротно, но не может не волновать инвалидов-колясочников вопрос КАЧЕСТВА, того, КАК будут проведены эти работы, потому что, к сожалению, у нас сегодня очень многое делается по принципу тяп-ляп, о чем и Владимир Аршакович тысячу раз говорил: ведь до сих пор «хотим как лучше, а получается как всегда». …А сегодня я, честно говоря, забежала на улицу Бахрушина «просто так» – чайку попить, повидаться, пообщаться. Нет, по делу, конечно, тоже: договорились, что возьмет меня Лобанова в очередной рейд, на очередную проверку – «наводить страх» и «шерстить» строителей, ремонтников и чиновников. Вот на днях и поедем. – Слушай, включи еще чайник, остыл, – говорит Надежда. – И на чем мы там остановились? Да какая, в сущности, разница? У нас же не интервью, у нас чаепитие. [b]«По оценке качества работ установлено…»[/b] Кипы бумаг, стопки документов на ее рабочем столе. [i]«Акт обследования объектов учреждений культуры города Москвы… на предмет оценки качества работ и состояния, соответствия требованиям СНиП 35-01-2001 по приспособлению объектов культуры для инвалидов…»[/i] Дата, фамилии, адреса. Московский музей народной графики, музыкальная школа, Музей Тимирязева, училище, и опять музей, и опять… Беру один листок наугад, читаю: [i]«По оценке качества работ установлено: перед калиткой нет понижения бордюра; доводчики дверей не отрегулированы, тяжело открываются; не выполнена замена дверей в коридоре, ведущем к санузлу… двери самостоятельно открыть нельзя; размещение электрополотенца и кнопки вызова неудобно из-за выступа стены… опорные поручни у унитаза качаются, представляют опасность при использовании. Крючка для костылей нет… приспособление второго этажа не проведено…» [/i]Далее – оценка состояния территории, отдельно – входной группы, отдельно – путей движения, отдельно – мест обслуживания и т. д. И выводы, рекомендации по адаптации: что сделать, что переделать, что исправить. И снова акт, и снова даты, фамилии, название, адрес. [i]«По оценке качества работ установлено: входная группа с пандусом не закончена, на поручнях внутренней лестницы главного входа не установлены заглушки… зеркало не установлено, пиктограммы отсутствуют, звуковой маяк не установлен… некачественно заменено половое покрытие, пороги не понижены…»[/i] Названия и подписи членов комиссии – от Департамента культуры и соцзащиты, от ОАТИ города Москвы. И – ее, Лобановой, подпись. Вот это и называется – работа по созданию в городе безбарьерной среды, – ее работа, общественного инспектора. А вы думали, безбарьерка – это только пандусы? Как бы не так! Тут – все. Вплоть до крючков для костылей. Вплоть до заглушек на поручнях. Вплоть до самых мелких мелочей, на которые нам, здоровым, «на своих ногах» – наплевать да забыть, а для них непреодолимы. А вы говорите – пандусы. Да если бы только пандусы! – …Слушай, мы будем еще чай пить или нет? Будем, конечно, будем! Только еще два слова. Искусство должно принадлежать народу – помните, кто сказал? Не помните – неважно, главное суть. А культурные учреждения для народа и создаются, и строятся – так, нет? А люди с ограничениями здоровья – они народ или как? Вопросы не то чтобы простые, а как бы даже слегка глуповатые, и ответы на них могут быть только утвердительные: да, да и еще раз да! Формально – да, по декларациям, конечно! А на деле? Часто вы видели в Третьяковке или в Малом театре людей на инвалидной коляске или слепых с белой тростью в руках? Нет, кто бы спорил: мы сейчас, слава богу, активно взялись за это – и городские власти, и департаменты наши «профильные», но у нас же в Москве, вы сами знаете, есть собственность городская, а есть федеральная – и, кстати, совсем недавно было очередное совещание с представителями общественных организаций инвалидов по вопросу обеспечения доступности для маломобильных групп населения учреждений культуры, расположенных в городе Москве и находящихся в федеральной собственности. И опять поднимали эти вопросы, решение которых осложняется еще и тем, что есть ведь среди учреждений культуры старинные здания, которые просто «физиологически» не приспособить, не адаптировать для инвалидов, какой-нибудь, условно говоря, старинный музей-особняк XVIII века, с винтовыми лестницами на второй этаж… В общем, что там говорить: столько еще колдобин, препон, ухабов и барьеров на этом пути! А идти-то все равно надо. [b]Про 31-й интернат[/b] …Вакцину против полиомиелита придумали и начали применять в конце 50-х. Именно тогда человечество одолело наконец эту страшную, коварную болезнь, именно тогда были спасены миллионы детских жизней. [b]В середине XX века рост заболеваемости полиомиелитом придал ему во многих странах Европы и Северной Америки характер национального бедствия… Введение в практику вакцин, предупреждающих полиомиелит, привело к быстрому снижению заболеваемости, а на многих территориях – практически к полной его ликвидации (например, в СССР с 1961 г.) [1]. (В 1961 г. заболеваемость снизилась с 22 000 случаев до 4000 случаев, с 1962 г. регистрировались не более 100–150 случаев в год, причем многие из них, возможно, вызывались другими энтеровирусами…[/b] …Они чуть-чуть недотянули, чуть-чуть «поторопились» родиться. Болезнь настигла их буквально за несколько лет до того, как нашли способ победить, задавить эту гадину-болезнь. Чуть-чуть попозже им родиться, в ту пору, когда начали у нас делать всем малышам прививки – помните, мамочки, такая красненькая жидкость в пипетке-ампулке, один крохотный глоточек на язычок? Я помню, как сыну делала. Ну а уж как мне моя мама делала – не помню, конечно. Но, наверное, делала. Наверное, мне – успели. А они – нет. Подумать только, один малюсенький глоток, несколько капелек и… …и все могло бы сложиться иначе. И у нее, Надежды Лобановой, и у ее подруг из 31-го московского интерната, выпуск 75-го года. Они все там были «полиомиелитные». Да вдобавок многие из них «казенные»: без отцов-матерей. Но бог ты мой, с какой радостью, с какой нежностью до сих пор – до сих пор! – вспоминает она свой интернат, своих девочек, да, собственно, почему вспоминает, они дружат и сейчас, общаются и встречаются, и перезваниваются, а еще очень хотят как-нибудь по осени собраться и отметить день рождения своей любимой, своей дорогой и не забываемой никогда «второй мамы» – директора интерната Елизаветы Федоровны Поповой… – Оль, ты не представляешь, мы же все делали сами, нас так воспитывали! Жили очень дружно, и замечательный был педагогический коллектив. Нас любили, хотя и не сюсюкали, нас научили буквально всему. Ребят готовили к самостоятельной жизни. Распорядок дня был железный: в семь утра подъем, потом зарядка, уборка кроватей, завтрак... Нас всему учили, нас жизни учили! Стирать, шить, готовить. А экскурсии наши! А на море мы ездили, в Одессу! И заботились, и лечили – и ЛФК у нас была, и массаж, и физиотерапия, и все необходимые процедуры – нас, ребят, просто тащили и вытаскивали в эту жизнь. Те, кто с трудом мог ходить, как я, убирали классы, дежурили по столовой. И спортом занимались – лыжи, санный спорт, волейбол... И знаешь, когда к нам, в ВОИ, приходит новый человек, я уже по виду, воспитанию определяю, каким-то «нюхом» чую, что это наш, из нашей школы-интерната № 31… …Это, конечно, уже совсем другая тема-история, но я слушаю ее и просто из себя выхожу: как и когда же мы все ЭТО потеряли, и почему годами теперь талдычим, что сироты у нас из «казенных» детских учреждений выходят в жизнь совершенно неподготовленными к ней, иждивенцами. Неприспособленными и неадаптированными, елки-палки. А как же их, Надю и других, «приспосабливали» и «адаптировали» тогда? Научилась бы она так радоваться жизни, быть такой оптимисткой, все уметь и ничего не бояться? А главное – бороться и побеждать, и не потеряться, и состояться в этой жизни – если бы не ее, счастливое, несмотря ни на что, интернатское детство? Хороший вопрос, правда? (Самой нравится.) [b]Своим путем, по дороге к храму[/b] Он у каждого, как известно, свой: Путь к Богу, путь к храму. Но если не в философском, а в самом что ни на есть буквальном смысле: как добраться, как войти туда, в церковь, инвалиду? Если искусство и культура принадлежат народу, как мы уже выяснили, то вера божья, церковь – уж тем более! А часто вы видели в наших храмах людей на инвалидных колясках? [i]«Заместителю председателя Московской городской организации Всероссийского общества инвалидов Н. В. Лобановой. Уважаемая Надежда Валентиновна! Финансово-хозяйственное управление Русской православной церкви (Московский патриархат), рассмотрев Ваши замечания к заданию на разработку проектной и рабочей документации по программе «Проекты модульных быстровозводимых храмов на 300 и 500 прихожан для г. Москвы, сообщает следующее… Раздел «Мероприятия по обеспечению доступа инвалидов» в рабочих проектах будет выполнен в полном объеме на основании нормативных требований… Классная комната, библиотека духовной литературы будут перенесены на первый этаж дома причта, вместо бухгалтерии и комнаты настоятеля… С уважением, первый заместитель председателя финансово-хозяйственного управления…»[/i] – Вот! Видишь? – говорит Лобанова. – А знаешь, что в этом проекте хотели устроить? Чтобы библиотека и воскресная школа на втором этаже располагались! А если маме-инвалиду или ребенку надо будет в ту же библиотеку прийти? Или на занятия в школу? Ну, очевидный же вопрос! А доказывать пришлось! И доказала. Добилась. Убедила. Настояла на своем. Когда-нибудь придут туда помолиться люди, придут в церкви – или, как названо в письме, «модульные быстровозводимые храмы». Придут со своими печалями и просьбами, придут очиститься душой. И многие из них будут те, которых мы называем «с ограничениями здоровья». И молиться они будут, чтобы помог им Господь, чтоб укрепил их силы, чтоб даровал счастье детям. И вряд ли будут знать, кто именно помог им прийти сюда, кто сделал все, чтобы легче и проще был этот путь. Не в философском, а в самом что ни на есть прикладном смысле. – …Так мы будем, в конце концов, чай пить?! Помнишь, где у нас кулер? [b]Полиомиелит (от др.-греч. [i]πολιός[/i] – серый и [i]μυελός[/i] – спинной мозг) – детский спинномозговой паралич, острое, высокозаразное инфекционное заболевание, обусловленное поражением серого вещества спинного мозга полиовирусом и характеризующееся преимущественно патологией нервной системы. В основном протекает в бессимптомной или стертой форме. Иногда случается так, что полиовирус проникает в ЦНС, размножается в мотонейронах, что приводит к их гибели, необратимым парезам или параличам иннервируемых ими мышц.[/b]