«Он обожал мёд и цветы…»

[b]ВЕЛИКОГО русского актера давно уже нет с нами, но его герои – трогательные и лукавые, умные и по-детски наивные, веселые и бесконечно грустные помогают нам жить, дают уроки доброты, душевной щедрости, человеческой мудрости. Каким был Евгений Павлович в жизни, вспоминает его вдова Ванда ЛЕОНОВА.[/b] [b]Нам надо пожениться[/b] – Я жила в Свердловске, училась в музыкально-педагогическом училище, а Женя с театром приехал в наш город на гастроли. Хорошо помню нашу первую встречу. Мы с подругой гуляли по улице Ленина, а Женя с друзьями-актерами шел нам навстречу и, как всегда он это делал, подтягивал брюки на ходу. В общем, мы познакомились. Они нам говорят: «Мы хотим вас пригласить сегодня вечером на спектакль. Вы придете?» Я ответила за себя и за свою подругу: «Да, с удовольствием!» И вечером мы пришли на спектакль, это были «Дни Турбиных». …После спектакля Женя пошел меня провожать. Мы сидели с ним на скамеечке, и он читал мне стихи Блока, Есенина. Не было ничего такого, знаете… Женя вообще был очень стеснительный и очень порядочный человек. Мы провели вместе всего три дня, а на четвертый театр улетел в Москву. И Женя мне оттуда стал звонить. Потом я приехала в Москву на каникулы. Познакомилась с его родителями. Они оказались изумительными людьми, очень хорошо ко мне отнеслись. Ну и как-то Женя сказал: «Нам надо пожениться». Дней через пять он должен был уезжать на гастроли, и мы в этот же день пошли в обычный районный загс и расписались. А в 1959 году у нас родился Андрюша. Первое время мы жили все вместе в общей квартире: Женины родители, его старший брат, который еще не был женат, и мы с Женей – в проходной комнате. Конечно, первое время мы нуждались. Женя часто занимал деньги в театре. Потом он начал сниматься, стал хорошо зарабатывать, а деньги отдавал маме, потому что в семье все было общее. Через какое-то время мы получили квартиру и долго не решались сказать Жениной маме, что собираемся переехать. Мы знали, что для нее это будет ударом. [b]Украл, выпил – в тюрьму![/b] – В театре я больше всего люблю его последнюю роль – Тевье-молочника в спектакле «Поминальная молитва». Он, конечно, играл ее гениально. А в кино мне он очень нравится в «Обыкновенном чуде», «Старшем сыне» и, конечно, в «Джентльменах удачи». Роль Доцента ему очень нравилась. Он ходил в Бутырку, наблюдал в глазок за уголовниками, что-то придумывал… А грима Женя не признавал. Зачем грим, если он умел перевоплощаться внутренне? С неба ему никогда ничего не падало. Он был работяга и всего добивался своим трудом. Адским, изнурительным трудом. Он работал на износ. Часто ездил с концертами, потому что на ту зарплату, которую он получал в театре, мы бы не смогли прожить. Женя очень любил и жалел животных. У нас в доме вечно обитали какие-то приблудные кошки, собаки, и он всегда им был рад. Долгое время у нас жил бездомный кот Вася. Я ему сделала уголок около двери, и Женя его кормил. А однажды, на мой день рождения, кто-то принес и поставил нам под дверь перевязанную ленточкой коробку с щенятами. Он говорит: «Чего ты расстраиваешься? Пускай поживут у нас немножко, а когда подрастут, я их отнесу на рынок и отдам каким-нибудь добрым людям». Прошло какое-то время, мы уже стали к ним привыкать, и однажды он говорит: «Ванда, мы не можем всех семерых оставить у себя. Я сейчас поеду с соседом на рынок». Сосед мне потом рассказывал: приехали они на рынок, Женю, конечно, все сразу окружили, кричат: «Леонов приехал!» Стали разбирать этих щенков. А он у всех спрашивал: «Вы хороший человек? Вот я вам отдаю собаку, но вы-то – хороший человек?» [b]Коктейль, коктейль, хиппи лохматый![/b] – Он был не против выпить, но никогда не был пьяницей. Женя любил хороший коньяк, виски. И он не пил так, знаете, лишь бы выпить. Или как некоторые: сидеть и глушить водку стаканами. У него всегда было чувство меры. Когда к нам приходила соседка Тамара, он говорил: «Томик, хорошо, что ты пришла, сейчас мы сядем за стол – ты, Ванда и я – и выпьем». И мы садились, открывали какой-нибудь вкусненький коньячок, виски или водочку. И он сколько хотел, столько и выпивал. Но никогда в жизни не напивался. Иногда говорил мне: «У меня есть желание выпить». Я никогда не возражала: «Ну, раз есть желание – выпей». Помню, однажды он позвонил мне на работу: «Знаешь, Ванда, я попросил дворника почистить наш ковер, и мы сейчас с ним сидим и понемножку выпиваем...» У нас весь быт был на Жене. Он ездил по магазинам, все покупал сам. В субботу утром обычно ехал на рынок. Полрынка за ним бежало и кричало: «Леонов, покупай у меня!» Его часто обманывали, сдирали лишние деньги. Он приезжал на машине к дому, выгружал полные сумки продуктов. И пьяные грузчики (у нас во дворе столовая) несли эти сумки в дом. Потом говорили ему: «Палыч, а выпить дашь?» Он любил вкусно поесть. У Жени был сильный диабет, и я все время заботилась о его питании. Но когда меня не было дома, он мог наварить картошки, сделать пюре и съесть с целой селедкой. Любил, чтобы было много всего в холодильнике. И всегда ел с таким аппетитом и удовольствием, что даже, бывало, и не хочется, а все равно сядешь с ним и начинаешь есть. Его все очень любили. На улице часто останавливали, что-то спрашивали, и он всегда выслушивал человека. Он обладал большим чувством юмора, умел пошутить, хотя и не был таким, знаете, бездумным весельчаком. Когда я начинала о чем-то переживать, Женя всегда говорил: «Да ладно, Ванда, что ты из-за пустяков расстраиваешься, надо легче смотреть на все». С возрастом, а точнее с болезнью, его психология изменилась. А после операции, которую ему сделали в Германии, он, конечно, стал другим человеком… [b]«Ванда, а ты-то здесь откуда?»[/b] – Это произошло совершенно неожиданно. Театр повез на фестиваль спектакль «Диктатура совести». Они поехали-то всего на три дня. Вечером, после спектакля, должны были улетать в Москву. А днем Женя вдруг начал очень сильно кашлять. У него и раньше такое бывало. И никто не знал, отчего он так кашляет. Врачи в таких случаях говорили, чтобы я ему ставила банки, горчичники, они считали, что это легкие. А это была сердечная недостаточность. Решили показать его врачу, а по дороге в больницу Женя… скончался. Немцы сразу же подключили его к аппарату искусственного дыхания. Андрюша тоже был занят в этом спектакле, поэтому все время был с отцом. Врачи сказали, чтобы Андрюша разговаривал с ним, пел, читал ему стихи, потому что хотя Женя был без сознания, он все-таки мог что-то слышать. А вскоре и я прилетела туда. Врач сказал, что положение очень тяжелое, что у Жени обширнейший инфаркт. Нужно было срочно делать операцию. Операция продолжалась четыре с половиной часа. После операции он пришел в сознание, но был в очень тяжелом состоянии. Врачи сказали, что девятый день – самый опасный. Андрюша и я были все время с ним. Но меня Женя почему-то не узнавал. Сидел, кушал и Андрюшу спрашивал: «Кто эта женщина? Чего она хочет?» Я у врача спрашивала: «Что же это такое: сына узнает, а меня – нет?» Врач говорил: «Вы не волнуйтесь, неделя пройдет, и увидите, что он вас узнает». Прошел третий день, пятый, седьмой и, слава богу, девятый. Я захожу в палату, а он сидит такой похудевший, на меня смотрит и говорит: «Ванда, а ты-то здесь откуда?» Я говорю: «Да я же все время была здесь…» Судьба распорядилась так, что после операции Женя прожил пять с половиной лет. Мне кажется, врачи не надеялись, что он столько проживет, так сильно у него было изношено сердце. Ну и, конечно, Женя не умел себя жалеть, беречь. Едва восстановившись после операции, он снова выкладывался полностью на спектаклях, на концертах. Приезжал домой и еле поднимался по лестнице – а там всего-то три ступеньки до лифта. [b] Куда идем мы с Пятачком?[/b] – Нет, он не был сладкоежкой, но обожал мед. Часто его покупал на рынке и с гастролей всегда привозил. И еще Женя обожал цветы. Он из каждого города привозил охапки цветов. Если приезжал очень поздно, я говорила: «Женя, я сейчас разбирать не буду, оставим до завтра». И он бросал их в ванну и заливал водой. А утром мы их разбирали. Старушки, которые сидят на лавке, говорили мне: «Боже мой, каждый день, как пять часов наступает, мы думаем: где же Евгений Павлович, что же он не выходит с Тимошей гулять?» Нам подарили беспородного пса, и когда Женя поздно возвращался – с концерта или со спектакля, – Тимоша всегда его встречал. И когда Женя умер, Тимоша еще долго при каждом шуме на лестнице вскакивал, подходил к двери, виляя хвостом, – ждал Женю. «Все мы смертны, – говорил Женя, – хотя иногда я хочу жить, и кто знает, может быть, еще мое семидесятилетие отпразднуем». Но до своего юбилея он не дожил. Тот день был очень тяжелым. Я легла отдохнуть – у меня очень сильно болела голова. Он лежал в другой комнате, но я слышала, что он как-то подозрительно кашлял: кхэ-кхэ-кхэ... Как будто хотел прокашляться и не мог. А потом он зашел в мою комнату и сказал: «Сейчас Андрюшенька появится, надо собираться в театр». Надел рубашку, стал переодевать брюки – театральный костюм у него был дома – и вдруг пошатнулся и упал. Я подумала, что он на штанину наступил, и крикнула: «Женя, что случилось?» Подбежала к нему, а он выпрямился – и все. В одну секунду его не стало. Приехали врачи, сказали, что это тромб. Мы с ним прожили 37 лет. Я даже не могу поверить в это – настолько быстро пролетело время. Когда его не стало, я долго не могла говорить о нем, да и сейчас стараюсь не смотреть фильмы с его участием – очень тяжело. И вы знаете, я до сих пор его жду… Женя иногда говорил мне: «Знаешь, Ванда, ты сейчас ворчишь на меня: то я ем не так, то храплю, то еще что-то. А вот не станет меня, и ты будешь вспоминать меня каждый день». И действительно, не бывает дня, чтобы я не вспоминала его. У меня такое ощущение, что он должен вернуться, что он вот-вот войдет и, облокотясь на вешалку, позовет: «Ванда!»