Вениамин Каверин. Безупречный

Каверин, родившийся 19 апреля 1902 года, прожил долго-долго, как завещал мудрый Корней Иванович. На его глазах рассыпалась в прах Российская империя, он видел, как в 1918-м голодном году немецкие войска вошли в его родной Псков. А конец земного пути писателя совпал с началом распада еще одной империи, тоже казавшейся вечной, — СССР.

Между датами жизни и смерти вместился почти весь великий, страшный, полный искушений XX век. Но, сколько ни копайся, в биографии Каверина не найдешь темных пятен, которых полно у его современников-писателей. Кажется, этот советский классик во всех острых ситуациях делал безупречный выбор. Всячески поддерживал гонимого Михаила Зощенко, участвовал в опальном альманахе «Литературная Москва», наотрез отказался травить Бориса Пастернака, защищал судимых собратьев по перу — Синявского и Даниэля, даже порвал с другом юности Фединым, когда тот побоялся публиковать Солженицына. Кажется, ему нечего было прятать на чердаке своей совести.

Единственной «тайной» осталось еврейское происхождение — с фамилией Зильбер тогда не приходилось надеяться на литературный успех. Начинающий писатель взял псевдоним в честь гусара-повесы, приятеля Пушкина Петра Каверина.

Первым юное дарование заметил Горький: «Это цветок оригинальной красоты, формы, я склонен думать, что впервые на почве литературы русской распускается столь странное и затейливое растение». В сборнике новелл «Мастера и подмастерья» 20-летний Каверин описывал похождения всяких алхимиков, шулеров и прочих авантюристов, бесконечно далеких от окружавшей автора действительности. «Серапионовы братья», группа молодых литераторов, в которую входил и Каверин, вообще равнялась на западные образцы.

Cколько ни копайся, в биографии Каверина не найдешь темных пятен / Фото: Кошевой Виктор

Естественно, в советской России, где уже отчетливо слышался скрежет закручиваемых гаек, это направление восторгов не вызвало. Вениамина чихвостили критики, обвиняя в буржуазности и формализме. И тем самым, наверное, спасли от грядущих репрессий, которые неизбежно обрушились бы на писателя такого толка. Умный Каверин внял предостережениям: не отрекаясь от идеалов юности, в своем творчестве он решительно свернул на другую дорогу.

Он начал писать совершенно иначе — избегая словесных выкрутасов, не стремясь к оригинальности, просто и понятно, при этом тщательно заботясь о занимательности сюжета и композиции вещи. Раньше Каверин отрицал Тургенева, а теперь у него учился. Первую же книгу в новом стиле — «Исполнение желаний» — сразу заметили и отметили, хотя самому автору она не слишком нравилась: он горевал из-за потери оригинальности, не обучившись еще мастерству высокой простоты.

Но ежедневный труд (а Вениамин Александрович писал по нескольку часов каждый день) принес свои плоды. Каверин превратился в романтика, писавшего о лучших человеческих качествах. Приключенческий роман «Два капитана» приобрел такую популярность, что иные неискушенные читатели даже считали, что Северную Землю на самом деле открыл капитан Татаринов. Саня Григорьев стал героем своего времени, а полученная за книгу Сталинская премия — охранной грамотой для ее автора.

Каверин имел все, что только мог иметь писатель в СССР, — славу, многомиллионные тиражи, прекрасную квартиру и дачу в Переделкино. Но, как оказалось, кроме романтика, провозглашавшего, что надо бороться и искать, найти и не сдаваться, жил в нем и еще один писатель — безжалостный, все помнивший, точный в деталях мемуарист.

В то время публикация его отнюдь не романтических воспоминаний была невозможна, Каверин это прекрасно понимал и работал, как тогда выражались, «в стол» — без надежд на публикацию. Но в России, как учил его Корней Иванович Чуковский, надо жить долго! В 1989 году «Эпилог» вышел в свет, и Каверин успел подержать в руках сигнальный экземпляр.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции