Как падение Берлинской стены стало согласием на расширение НАТО

На Западе и у нас этот акт часто теперь подают как «согласие Москвы на расширение НАТО». Так ли это и могло ли быть иначе?

Германская Демократическая Республика (ГДР), как называлось «первое на немецкой земле социалистическое государство рабочих и крестьян», начала трещать по швам в середине 1989 года. В мае начались массовые антиправительственные протесты.

В основном требовали свободы выезда из «социалистического рая», где в то время еще действовал закон о праве пограничников открывать огонь при попытках перелезть или иным образом преодолеть Берлинскую стену. За время действия этого правила общее число погибших при попытке пересечения границы между ГДР и ФРГ, включая ту часть, которая проходила через Берлин, составило почти 200 человек (часть из них погибли сами — разбились, утонули и т. д., но большая часть была именно застрелена), более 3 тысяч были арестованы. Также протестанты требовали свободы слова, демонстраций и т. п. В основном требования были политические.

Эскалация протестов и беспорядков произошла уже летом 1989 года, когда в ходе аналогичных акций в Венгрии тамошнее правительство пошло на уступки и открыло границу с Австрией. И тогда восточные немцы бросились в «свободный мир» уже через Венгрию. В ноябре уже власти ГДР пошли на уступки, ослабив ограничения на путешествия за границу и разрешив, по сути, свободный выезд из страны. Берлинская стена была обречена. И когда многотысячные толпы берлинцев собрались 9 ноября у стены, требуя свободного прохода в Западный Берлин, она-таки пала. С этого момента уже и сама ГДР была обречена. И советскому руководству (правительство ГДР уже фактически не контролировало ситуацию) ничего не оставалось, кроме как пытаться слабо «подруливать» в обстановке катастрофического для Варшавского блока развития событий.

Решающие переговоры между Горбачевым и тогдашним канцлером ФРГ Гельмутом Колем состоялись летом 1990 года во время встреч, проходивших с 14 по 16 июля в Москве и родном для Горбачева Ставрополе. Хотя это уже было чистой формальностью. Советское руководство к тому времени, в принципе, дало согласие на объединение Германии. Оно требовалось от СССР как державы — победительницы во Второй мировой войне, чьи войска находились на территории ГДР.

Ключевой проблемой оставался вопрос о будущем членстве единой Германии в НАТО. По воспоминаниям заместителя Коля Хорста Тельчика, членство Германии в НАТО было выдвинуто Колем в качестве главного условия для продолжения переговоров с Горбачевым после Москвы в его дачной резиденции в Ставрополе. И Тельчик уверял позже, что Горбачев такое согласие дал, согласившись на полный суверенитет единой Германии во внешней и внутренней политике. Примерно так же восприняли позицию Москвы в США после встречи Горбачева и президента США Джорджа Буша еще 30 мая 1990 года.

Строго говоря, объединения Германии не было. Произошло поглощение ГДР Федеративной Республикой Германией на основании конституции последней 1949 года. На месте ГДР было образовано пять новых земель. Берлин также был объединен в отдельную часть федерации, став ее столицей. Объединение происходило в спешке, когда ГДР рушилась на глазах. Никто не был готов к столь стремительному развитию событий.

Договор об объединении (по формуле «Два плюс четыре» — два немецких государства плюс четыре державы — победительницы во Второй мировой войне) был подписан 12 сентября, а вступил в силу он уже тогда, когда по факту объединение произошло — в марте 1991 года. Державы-победительницы СССР, Великобритания, США и Франция отказывались от прав на оккупацию страны. ФРГ получала полный суверенитет, но обязывалась сократить численность своих войск до 370 тысяч человек (сейчас она еще меньше — 168 тысяч), не владеть и не распоряжаться оружием массового поражения.

Такое фото есть у всех, кто бывал в Берлине. / Фото: Алексей Белянчев, «Вечерняя Москва»

В договоре было зафиксировано обязательство Москвы вывести свои войска к 1994 году. Не очень понятно, зачем было так спешить, — можно было сохранить эти войска в качестве силы давления для выполнения взятых на себя Германией обязательств. Однако Горбачев торопился. И под давлением чисто экономических обстоятельств (советская экономика уже тоже сыпалась), и потому, что сильно хотел подружиться с Западом.

Когда впервые в ходе визита канцлера ФРГ Коля в СССР осенью 1988 года был поднят вопрос об объединении двух немецких государств (Коль потом удивлялся, что Горбачев так легко пошел на это), концепция процесса виделась намного иначе, чем это в результате произошло. Именно СССР под руководством Горбачева был до какого-то момента главным «локомотивом» объединения. Москве, в частности, пришлось уговаривать Британию и Францию, поскольку в Европе исторически боялись сильной Германии. Особенно долго сомневалась в надобности создания мощного германского государства британский премьер Маргарет Тэтчер. В свою очередь Горбачев, по сути, соглашался на все, что предлагал канцлер Коль. Правительство ГДР до последнего момента даже не привлекали к переговорам.

Будущая единая Германия идеалистически виделась советскому руководству миролюбивым и даже (до определенного времени) нейтральным государством. В договоре «Два плюс четыре» было зафиксировано, например, положение о том, что не только советские войска уйдут из Восточной Германии, но и вообще никакие иностранные войска и ядерное оружие или его носители не будут размещаться на территории бывшей ГДР. Почему было не проследить за выполнением этого условия и не торопиться с выводом нашей Западной группы войск? Американские войска численностью около 35 тысяч человек до сих пор находятся в ФРГ и уходить оттуда не собираются. Остались и британские подразделения, и они будут там даже в случае выхода страны из Евросоюза. Сохранено на немецкой земле и американское ядерное оружие.

Многие участники тогдашних событий считают, что СССР «продешевил» еще и в финансовом плане. Бывший посол СССР в ФРГ Валентин Фалин вспоминал, что в 1960-х годах правительство Западной Германии было готово заплатить 124 миллиарда марок в качестве компенсации за восточные земли (более 60 млрд долларов по тогдашнему курсу). А в 1980-х ФРГ предлагала СССР уже 100 миллиардов марок за «нейтральный статус» ГДР (это примерно те же 60 млрд долларов по обменному курсу). Примерно такую же сумму был готов выложить (по его признанию, сделанному, правда, позже) и Гельмут Коль. По воспоминаниям же его зама Тельчика, ФРГ была готова на радостях сказать «да», даже если бы Горбачев предъявил счет на 80 млрд долларов.

Эти деньги могли бы сильно помочь СССР, более того, могли бы оказаться даже критичными для его спасения. И уж точно они были бы критичными для новой России, появившейся после распада Союза, и для ее впавшей в глубочайший кризис экономики. Они могли бы сильно смягчить последствия рыночных реформ в духе «шоковой терапии». Вплоть до того, что избежать распродажи за бесценок советского промышленного наследия в ходе «залоговых аукционов», породивших российскую олигархию.

Однако все «счастье» обошлось Берлину в 15 млрд марок (примерно 4 млрд евро), три из которых были даны в кредит. За оставленное в бывшей ГДР советское имущество, по сути, СССР не получил ничего. Горбачев при этом искренне мечтал о качественно новых отношениях с Западом, основанных на дружбе и доверии. И верил тому, что пели ему в уши «западные партнеры». В том числе устным заверениям, что НАТО не будет расширяться не только на восток, но даже на земли бывшей ГДР. Сейчас ему пеняют за такую доверчивость: мол, надо было заключать на сей счет письменный договор. Вряд ли, правда, такой договор что-либо дал в долгосрочном плане: когда это потребовалось бы, от него отказались бы. Прежде всего США. Горбачев мог бы отсрочить расширение НАТО, а также мог помочь получить за это более весомую компенсацию. Хотя весьма вероятно, что и она все равно оказалась бы меньше тех самых 60 млрд долларов. Впрочем, теперь уж поздно горевать об «упущенной выгоде».

Мнение автора колонки может не совпадать с точкой зрения редакции «Вечерней Москвы»

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции