Выпил, убил, съел
Сюжет:
БЕЗ КОРОНАВИРУСА— Меня приговорили к высшей мере. А потом Ельцин помиловал. А я не просил. И требую, чтобы приговор привели в исполнение.
Он смотрит на меня через решетку. Ближе нельзя — администрация зоны боится захвата заложника. По этой же причине запрещены длительные свидания с родственниками.
— Вы не хотите жить?
— Это не жизнь.
Судите сами. Подъем в клетке на троих, заправили шконочки, сели. Все, больше ничего нельзя. Только несколько раз в день включается радиоточка, и «хозяин» рассказывает о том, что надо стараться быть хорошим.
Нельзя повесить фото или иконку. Дать кличку соседу и откликаться на нее самому. Набить наколку. Завести птичку или котенка — да откуда их взять... За все благодарить начальство. И не смотреть контролерам в глаза. Это значит — вызов.
Разрешена прогулка. Час в день. В клетке на улице. Туда и обратно — согнувшись, в наручниках, в сопровождении троих сотрудников и пса. Что можно? Письма и религиозная литература. Ну и классическая.
Но, мадам, вы не сочтете это слишком суровым, почитав таблички на дверях камер. «Изнасиловал и убил женщину и двоих ее детей». «Убил и расчленил шесть человек». «Изнасиловал и убил шестьдесят женщин и детей».
Достаточно?
Но и среди подобных есть те, кого сами сидельцы разорвали бы, если бы могли. Но не могут: контакты исключены. Кто же эти, кому желают смерти приговоренные жить? Например, некий субъект, носящий кличку вождя мирового пролетариата. Он любил мастурбировать над расчлененными женщинами. Или каннибал, любитель печени бомжей.
— Первая задача — уберечь сотрудников от этих... От спецконтингента, — говорит начальник «Белого лебедя». — Вторая — не очерстветь душой самому. Я же домой к семье возвращаюсь, а у меня в глазах — осужденные.
— Ошибки судебные возможны? Вы ведь знаете, как это бывает.
Пауза.
— Знаю. Но мы — не суд. Да и не зверствуем. Они и так лет семь сидят в разуме, а потом сходят с ума.
Кормят здесь как на убой. Что в вологодском «Пятаке», что в «Лебеде», что в Ростове-на-Дону.
— За что вы здесь?
Человек в камере старается выглядеть покладистым.
— Машину продавал, деньги мне не давали, двоих убил. Вот такой спор вышел…
И когда я поворачиваюсь уходить, кричит:
— Завтра Госдума рассмотрит и меня выпустит! А этих маньяков давить надо! И правильно!
За те тридцать лет, что я езжу по зонам, повидал всяких. Но не выходят из памяти два дурака-убийцы. Один по пьянке изнасиловал трехлетнюю девочку-соседку и убил, испугавшись содеянного. И воет в клетке. Второй убил топором шестерых, соседскую семью, продавшую дом, — они наутро должны были уезжать в Германию на ПМЖ. А он у них допоздна смотрел видак. Люди уснули, он и взял топор. Найдя двадцать тысяч евро, отправился в райцентр. Купил две кожаные куртки — себе и подруге, и тачку. И вернулся.
— Зачем?
— Как зачем?! А шикануть?!
И лишь в самом конце разговора он выдавил из себя:
— Жалею, конечно. Надо было сразу когти рвать. Хрен бы кто поймал.
Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции